Страница 12 из 42
Ему выдали бесплатный билет на поезд. Правда, от железнодорожной станции как-то надо будет добираться до базы, но это уже проще. Наймет такси, по приезду расплатится – в шале у него деньги есть. Перед отъездом решил навестить Сашку. И когда шагал по коридору больницы…
– Темка!!!
На него налетают сзади, женские руки обхватывают поверх его рук, между лопаток утыкается нос и что-то хлюпает неразборчиво. Люська?!
Люська. Он, в конце концов, умудряется повернуться, но она его все равно не отпускает, ревет, уткнувшись в грудь. И ему приходится обнять ее, гладить по волосам. Да, она тоже переживала. Не столько за него, сколько за Сашку, но все-таки…
Стоят так довольно долго, поток людей – врачи, медсестры, пациенты, посетители – обтекает равнодушно их с двух сторон, удостаивая изредка любопытными взглядами. Больница – это такое место, где чужим горем, чужими неприкрытыми эмоциями трудно кого-то удивить. Наконец, Людмила финально шмыгнула носом, прерывисто вздохнула. Подняла на Артема зареванное лицо. И вдруг, неожиданно, мокро и щекотно клюнула его в щеку.
– Ээээ…За что?
– За все! – шмыгнула еще раз Люся. – За Сашу.
– Давно приехала? – Артем не хочет говорить на эту тему.
– Нет.
– Сашку видела?
– Да.
– А я как раз к нему. Как он?
– Плохо, – вздыхает Людмила. – Говорит… с трудом. Отключается постоянно.
– Ну, хоть в сознание пришел! Когда я его последний раз видел, он валялся в реанимации бревно бревном.
Люда пихает его в бок – несильно и незлобно.
– Сашка не помнит ничего. С того момента, как вертолет упал.
– Да там и не было ничего интересного, – Артем по-прежнему не хочет говорить об этом. Не сейчас. Слишком много он за последние двое суток говорил об этом. Совсем не с теми людьми. – Ты на чем приехала?
– На машине.
– Меня обратно заберешь?
– Конечно, Темка.
Сезон у них сам собой заканчивается на пару месяцев ранее положенного срока. Но – начальник в больнице в тяжелом состоянии, огромный отрицательный резонанс истории с крушением «вертушки», и поэтому они официально заявляют о закрытии сезона. Настроение у него стабильно скверное.
Именно в таком настроении он и вернулся. Вернулся, условно, домой. Ковалев его даже встретил в аэропорту. И обнял крепко-крепко, будто только так мог поверить, что – живой. Все-таки живой.
– Ну что, поехали? Таня с Лизой там пирог пекут. В честь твоего приезда.
– Поехали. А куда? Где живешь-то?
– Все там же. В нашей квартире. Таня и Лиза со мной.
– Слушай, ну а я-то там каким боком?
– Обыкновенным, – Ковалев раздраженно отбирает у Артема рюкзак. – Давай, помогу.
– Нет, я там вам мешать буду…
– Не будешь! – отрезает Виталий. – Мы живем в одной квартире! И все. Спим раздельно, даже в разных комнатах. Так что твое место на диване рядом со мной вакантно.
– Блин… С тобой? Ты же храпишь!
– А ты пинаешься! И иногда разговариваешь во сне.
Квартира встретила их упоительным запахом свежей выпечки, который деморализует любого мужчину, будь он хоть трижды экстремал. Радостным воплем Лизы. Господи, неужели помнит его? Он думал, что маленькие дети быстро все забывают. И тихими слезами Тани на его плече. Что-то слишком часто рядом с ним женщины плачут в последнее время. На душе стало еще поганее.
– Ну, все, пошли на кухню! – командует Татьяна, незаметно вытирая непрошеные слезы. – Пирог только что из духовки.
После, уже вечером, когда Таня с Лизой легли спать, он под дежурный коньяк рассказывает Виталию о том, что случилось на Медвежьем Клыке. И на сопредельной вершине, которая очень верно была названа Фак. Это полный, мать, его, Фак! По-русски говоря, пиз*ец!
Ковалев слушает молча. Не переспрашивает, потому что понимает. Понимает все. Разливает еще по сто коньяку.
– Помянем?
Артем молча кивает. Замахивают, не чокаясь. Закусывают остатками курника.
– А все-таки не зря мы Кирьянову не доверяли. С гнильцой человек оказался.
Артем так же молча кивает.
– Слушай… Ты же себя не винишь?
– Нет.
– Ты сделал все, что мог!
– Я знаю.
Виталий пересаживается рядом, на диван, обнимает друга за плечи.
– Темыч… Надо забыть. Надо! Ты выжил, это главное. Спас человека! Давай, брат, переживи это и иди дальше. Ну, ты же знаешь это не хуже меня! Ну?!
– Знаю. Но забыть… трудно.
– Надо!
– Я знаю.
– Еще раз скажешь «Я знаю», получишь в зубы! Я знаю, что тебе нужно! Напиться!
Виталий даже помог ему реализовать свое рационализаторское предложение. И они так обстоятельно подошли к приведению в исполнение этого плана, что спать завалились одетыми. И обоим было абсолютно пофигу, что один храпит, а другой пинается во сне.
– Слышь, академик, я тебе работу нашел!
– А кто сказал, что она мне нужна? – Артем отложил в сторону книгу, выжидательно уставился на друга.
– Я сказал, – Виталий плюхнулся рядом на диван. – Сколько можно уже целыми днями валяться и читать… – протянул руку, взял книгу. – Ого, уже и Борхес в дело пошел!
– Я могу съехать хоть сегодня, – ровно произносит Артем.
– Вот только не надо мне тут характер демонстрировать! Подростковый период у тебя вроде давно позади!
Артем хмурится, но молчит.
– Темыч, ну помоги мне, а?
Литвин вздыхает, спускает ноги с дивана.
– Ну, рассказывай, что у тебя за беда приключилась.
– Да дармоеды эти… фашисты проклятые!
– Кто?!
– Кто-кто… Ученые! Экологи, мать их! Вечно шастают, замеры какие-то проводят… Исследователи херовы!
– А тебе они чем мешают?
– Так они ж с завидной регулярностью где-нибудь вляпываются… в трещину провалятся… тупо заблудятся… ежики в тумане. Етить их! А нам потом иди… спасай их!
– Ты говоришь уже как истинный спасатель, – усмехается Литвин.
– Но-но! Нас уважать надо! И чтить!
– Все… Ты потерян для общества, Ковалев. Ладно-ладно, – произносит примирительно Артем, видя, что Виталька готов разразиться гневной тирадой. – При чем тут только фашисты, я не понял?
– Так немцы же! Ну и еще французы. И итальянцы, кажется. Смешанная группа, короче. Приходили к дяде Федору за разрешением и согласованием маршрута.
– И что? Разрешил?
– Конечно. Им нельзя запрещать. Это же экологи, мать их! Гринпис чертов! Сразу крик подымут, что мы информацию скрываем. Что у нас тут ядерные захоронения, не иначе.
– Ну а я тут при чем? Им проводник нужен?
– Как бы ни так! Они ж, сука, самостоятельные. Все сами знают! Им шерпа
[6] нужен.
– Шерпа? – недоверчиво переспрашивает Литвин. – Хочешь, чтобы я поработал лошадью?
– А что? – Ковалев хлопает друга по плечу. – Отличная из тебя лошадка получится. А то ты застоялся что-то… в стойле.
– Знаешь, что-то мне…
– Не ной! Во-первых, развеешься! Во-вторых, ответственности на тебе ноль, ты всего лишь носильщик, твое дело – груз тащи да разговоры разговаривай. В-третьих, они платят щедро, и в твердо конвертируемых еврейских деньгах. Так что не вижу причин отказываться. Заодно и мне поможешь – присмотришь за этими европейскими идиотами.
– Ковалев, с каких это пор ты такой ксенофоб стал?
– Слышь, ты?! Хорош выпендриваться! Вот, держи, – сует в руки Артему бумажку, – это номер их начальника. Бруно, вроде, его зовут. Позвони, договорись. Скажешь, что ты от спасателей.
– Договорись? – Артем смотрит на клочок бумаги в своей руке. – На каком языке, интересно? Я же по-немецки ни гу-гу.
– Они по-нашему чешут – будь здоров! Не в первый раз приезжают. Даже материться научились. Ой, – Виталий вдруг смеется, – попроси Бруно сказать «Блядь». Оборжешься!
[6] Шерпа – вообще-то это народность такая, обитающая в Гималаях, в окрестностях Джомолунгмы. Зарабатывают на хлеб трудом высокогорных носильщиков. Ну а на сленге так называет наемных носильщиков грузов в общем.