Страница 50 из 69
– Процветает.
– Мне он понравился, – признался казначей.
Эта темная личность, майор Джонс, которому никто не доверял, обладал удивительным талантом завоевывать друзей.
– Он мне сказал, что родился под созвездием Весов, значит, в октябре, и я посмотрел, что там про него.
– Где? У «Старого Мура»? Ну и что там было сказано?
– Артистическая натура. Честолюбив. Преуспеет на литературном поприще. Что касается будущего, я там нашел только важную пресс-конференцию генерала де Голля и электромагнитные бури в Южном Уэльсе.
– Он мне сказал, что вот-вот сорвет куш в четверть миллиона долларов.
– На литературном поприще?
– Вряд ли. Предложил мне пойти к нему в компаньоны.
– Значит, и вы разбогатеете?
– Нет. Я отказался. У меня тоже была мечта, как разбогатеть. Может, когда-нибудь я вам расскажу о передвижной выставке картин – это была самая удачная затея в моей жизни, но мне пришлось смыться, и вот я приехал сюда и получил свою гостиницу. Неужели вы думаете, что я так легко откажусь от верного дохода?
– Вы считаете, что гостиница – это верный доход?
– Самый верный из всех, какие у меня когда-либо были.
– Когда мистер Джонс разбогатеет, вы пожалеете, что не отказались от этого верного дохода.
– Может, он мне даст взаймы и я как-нибудь перебьюсь, пока не вернутся туристы.
– Да, он по-своему, натура широкая. Он щедро дал мне на чай, правда конголезскими бумажками, и банк отказался их обменять. Мы выйдем в море только завтра вечером, а то и позже. Приведите мистера Джонса к нам.
На склонах Петионвиля заиграли молнии; временами их лезвия сверкали так долго, что высекали из тьмы очертания пальмы или угол крыши. В воздухе пахло близким дождем, и глухое бормотание грома напоминало о школьниках, хором повторяющих ответы учителю. Мы пожелали друг другу спокойной ночи.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Я никак не мог заснуть. Молнии вспыхивали и гасли с таким же постоянством, как самореклама Папы-Дока в парке, и, когда дождь ненадолго стихал, сквозь москитные сетки просачивалось немного воздуха. Обещанное Джонсом богатство не выходило у меня из головы. Бросит ли Марта мужа, если я получу свою долю? Но ведь ее удерживали не деньги, а Анхел. Я мысленно уговаривал ее, что Анхел будет доволен, если я откуплюсь от него регулярным пайком головоломок и печенья. Я заснул, и мне приснилось, что я еще маленький и стою на коленях у алтаря школьной часовни в Монте-Карло. Священник ходит по рядам и кладет каждому в рот французское печенье, но, дойдя до меня, проходит не останавливаясь. Мимо меня с двух сторон приходят и уходят причащающиеся, а я упрямо не встаю с колен. Священник снова раздает печенье и снова обходит меня. Тогда я встаю и угрюмо иду по приделу, который превращается в огромный птичник с рядами попугаев, прикованных цепочками к крестам. Кто-то пронзительно меня окликает: «Браун, Браун!», но я не уверен, что это мое имя, и не оборачиваюсь. «Браун!» На этот раз я проснулся – кто-то звал меня с веранды, расположенной прямо под моей комнатой.
Я встал и подошел к окну, но сквозь москитную сетку ничего не увидел. Внизу зашаркали подошвы, и кто-то, удаляясь, снова настойчиво позвал: «Браун!». С трудом расслышав свое имя сквозь молитвенное бормотание дождя, я отыскал фонарик и спустился вниз. В кабинете я захватил единственное имевшееся у меня оружие: медный гроб с буквами R.I.Р. Потом я отпер боковую дверь и посветил фонариком, чтобы показать, где я. Свет упал на дорожку, ведущую к бассейну. И сразу же из-за угла дома в круг света вышел Джонс.
Он промок до костей, и лицо его было выпачкано в в грязи. Он нес какой-то сверток, укрывая его пиджаком от дождя.
– Погасите свет, – сказал он. – Впустите меня, скорей.
Он прошел за мной в кабинет и вынул из-под мокрого пиджака сверток. Это был погребец для коктейлей. Джонс бережно положил его на стол и погладил, как любимую собачку.
– Все пропало, – сказал он. – Кончено. Продулся по всем статьям.
Я протянул руку, чтобы зажечь свет.
– Не надо, – сказал он, – нас могут увидеть с дороги.
– Не могут, – сказал я и нашел выключатель.
– Лучше не надо, старик… Мне спокойнее в темноте, если вы не против. – Он снова погасил электричество. – Что это у вас в руке, старик?
– Гроб.
Он тяжело дышал, я почувствовал запах джина.
– Мне надо поскорее отсюда мотать, – сказал он. – Любым способом.
– Что случилось?
– Они стали про меня разнюхивать. В полночь позвонил Конкассер, я даже не знал, что проклятый телефон работает. Я просто оторопел, когда он задребезжал мне в самое ухо. Никогда раньше он не звонил.
– Наверно, они починили телефон, когда поселили там поляков. Вы живете в правительственной гостинице для В.В.П. – весьма важных персон.
– В Имфале мы их звали весьма важными птицами, – сказал Джонс со слабой потугой на шутку.
– Если вы позволите зажечь свет, я смогу дать вам выпить.
– Времени нет, старик. Мне надо убираться отсюда подобру-поздорову. Конкассер говорил из Майами. Они послали его про меня разнюхать. Он еще ничего не подозревает, просто удивляется. Но утром, когда они обнаружат, что я удрал…
– Куда удрал?
– Да в том-то и вопрос, старик, так сказать, вопрос вопросов.
– В порту стоит «Медея».
– Лучше и не придумаешь…
– Мне надо одеться.
Он ходил за мной по пятам, как собака, оставляя на полу лужи. Мне бы очень хотелось посоветоваться с миссис Смит, ведь она была такого высокого мнения о Джонсе. Пока я одевался – ему пришлось разрешить мне зажечь ночник, – он нервно бродил из угла в угол, держась, однако, подальше от окна.
– Не знаю, что за дело вы затеяли, – сказал я, – но если на карту поставлено четверть миллиона долларов, можно было не сомневаться, что рано или поздно они станут про вас разнюхивать.
– Ну, это я предвидел. Я бы сам поехал в Майами вместе с их человеком.
– Они бы вас не выпустили.
– Выпустили бы, если бы я оставил здесь компаньона. Я не знал, что времени в обрез, думал, у меня есть еще неделя, иначе я попытался бы уговорить вас раньше.
Я так и застыл, просунув ногу в штанину, и спросил его с изумлением:
– И вы мне говорите прямо в лицо, что хотели сделать меня козлом отпущения?
– Ну, ну, старик, не сгущайте краски. Будьте покойны, я бы вовремя дал вам знак укрыться в британском посольстве. Если бы до этого дошло. Но до этого бы не дошло. Их человек протелеграфировал бы, что все в порядке, и получил бы свою долю, а потом вы бы к нам присоединились.
– Какая же доля предназначалась ему? Я понимаю – это представляет сейчас чисто академический интерес.
– Все было учтено. То, что я вам обещал, вы получили бы нетто, а не брутто. Все было бы ваше.
– Если бы я выпутался.
– В конце концов, всегда как-то выпутываешься, старик. – По мере того, как он обсыхал, к нему возвращалась самоуверенность. – У меня и раньше бывали промашки. В Стэнливиле я был так же близок к grand coup[90] и к финишу.
– Если вы хотели надуть их на оружии, – сказал я, – вы допустили грубую ошибку. Их уже раз надули…
– То есть как это надули?
– В прошлом году один человек уже устроил им партию оружия на полмиллиона долларов с оплатой в Майами. Но американские власти были вовремя извещены и оружие задержали. Доллары, конечно, остались в кармане у посредника. Никто до сих пор не знает, сколько там было на самом деле оружия. Второй раз они на ту же удочку не клюнут. Перед поездкой сюда вам следовало получше все разузнать.
– У меня был несколько другой замысел. В сущности, там не было никакого оружия. Да и откуда у меня может быть такой капитал?
– От кого вы получили рекомендательное письмо?
– От пишущей машинки. Как и большинство рекомендаций. Но вы правы, надо было получше все разнюхать. Я адресовал рекомендательное письмо не тому, кому надо. Впрочем, тут я сумел заговорить им зубы.
90
решающий выигрыш – карточный термин (фр.)