Комедианты

У казначея была шутливая манера все преувеличивать, его природная веселость не слишком пострадала даже от того, что Смиты попросили лимонного сока без сахара, а когда его не оказалось – кока-колы.

– Да это же отрава! – воскликнул казначей и стал излагать свою теорию изготовления этого напитка.

Но Смитов это ничуть не смутило, и они пили кока-колу с явным удовольствием.

– Там, куда вы едете, вам порой захочется выпить чего-нибудь покрепче, – сказам им казначей.

– Мы с мужем никогда не брали в рот крепких напитков, – заявила миссис Смит.

– Вода там сомнительная, а теперь, когда американцы ушли, кока-колы не достанешь. Вот услышите ночью на улице стрельбу и, наверно, подумаете: стаканчик бы крепкого рому…

– Никакого рома, – отрезала миссис Смит.

– Стрельбу? – осведомился мистер Смит. – А там стреляют? – Он с легкой тревогой взглянул на жену, которая съежилась под пледом (она зябла даже в этой душной каюте). – Почему там стреляют?

– Спросите мистера Брауна. Он там живет.

– Стрельбу я слышал не так часто, – сказал я. – Обычно они обделывают свои дела втихую.

– Кто это «они»? – спросил мистер Смит.

– Тонтон-макуты, – злорадно вставил казначей. – Президентские упыри. Ходят в темных очках и являются к своим жертвам только по ночам.

Мистер Смит положил руку на колено жены.

– Этот джентльмен хочет нас напугать, детка, – сказал он. – В туристском бюро нам об этом ничего не говорили.

– Он не знает, что нас не так-то легко напугать, – сказала миссис Смит, и я почему-то ей поверил.

– Вы понимаете, о чем мы говорим, мистер Фернандес? – крикнул казначей в дальний угол каюты; некоторые чудаки почему-то всегда громко говорят с людьми другой расы.

У мистера Фернандеса глаза заволоклись, словно он вот-вот заснет.

– Да, – сказал он, но мне показалось, что он с таким же успехом мог ответить и отрицательно.

Тут впервые открыл рот Джонс, сидевший на краю койки казначея со стаканом рома в руке.

– Дайте мне пятьдесят десантников, и я пройду через всю страну и без мыла.

– А вы служили в десантниках? – не без удивления спросил я.

Он ответил уклончиво:

– Да, почти. В том же роде войск.

Кандидат в президенты сообщил:

– У нас рекомендательное письмо к министру социального благоденствия.

– К министру чего? – переспросил казначей. – Благоденствия? Чего другого, а благоденствия вы там не найдете. Вы бы посмотрели, какие там крысы. Огромные, как эрдельтерьеры…

– В туристском бюро мне сказали, что там есть несколько прекрасных гостиниц.

– Одна из них принадлежит мне, – сказал я.

Вынув бумажник, я показал им три почтовые открытки. Несмотря на то, что краски были кричащие и вульгарные, картинки производили впечатление – ведь они были памятником прошлого, которое уже не вернется. На одной открытке в выложенном голубыми изразцами бассейне плавали девушки в бикини; на другой – под тростниковой крышей креольского бара играл на барабане знаменитый на все побережье Карибского моря ударник, на третьей был общий вид гостиницы – башенки, балконы и остроконечные крыши – причудливая архитектура Порт-о-Пренса прошлого века. Хоть это не изменилось.

– Нам хотелось бы что-нибудь потише, – сказал мастер Смит.

– У нас теперь куда как тихо.

– Конечно, нам было бы приятно – правда, детка? – жить у друзей. Если у вас найдется свободная комната с ванной или душем.

– У нас все комнаты с ваннами. И не бойтесь шума. Ударник сбежал в Нью-Йорк, а все девушки в бикини теперь в Майами. Вы, наверно, будете единственными моими постояльцами.

Я рассудил, что эти двое могут быть очень полезны не только из-за денег, которые они заплатят. Кандидат в президенты – лицо видное; он, несомненно, будет находиться под опекой своего посольства или хотя бы того, что от него осталось. (Когда я уезжал из Порт-о-Пренса, штат посольства сократили до поверенного в делах, секретаря и двух охранников из морской пехоты – память о военной миссии.) По-видимому, та же мысль пришла в голову Джонсу.

– Может быть, и я к вам присоединюсь, – сказал он, – если для меня ничего другого не приготовили. Если мы будем держаться вместе, у нас будет такое чувство, будто мы еще на пароходе.

– На миру, говорят, и смерть красна, – подтвердил казначей.

– Если у меня будут трое постояльцев, мне позавидуют все hoteliers[5] в Порт-о-Пренсе.

– Опасно, когда тебе завидуют, – сказал казначей. – Всем вам троим было бы гораздо лучше плыть дальше с нами. Лично я остерегаюсь отходить от порта больше, чем на пятьдесят шагов. В Санто-Доминго тоже есть прекрасная гостиница. Роскошная гостиница. Могу вам показать открытки не хуже этих. – Он выдвинул ящик, и я мельком увидел дюжину пакетиков с презервативами, которые он выгодно продаст своей команде, когда они отправятся на берег к матушке Катрин или в какое-нибудь заведение подешевле. (Я был уверен, что, сбывая свой товар, он приводил устрашающую статистику заболеваний.) – Куда же я их девал? – непонятно зачем осведомился он у мистера Фернандеса, на что тот только заулыбался и ответил «да». Казначей стал шарить по столу, заваленному циркулярами, скрепками, флаконами с красными, зелеными и синими чернилами, старомодными деревянными ручками и перьями, и наконец обнаружил несколько мятых открыток с изображением точно такого же бассейна, как мой, и креольского бара, который отличался только тем, что там сидел другой ударник.

– Мой муж едет не отдыхать, – высокомерно заявила миссис Смит.

– Я возьму одну, если не возражаете, – сказал Джонс, выбрав бассейн с девицами в бикини. – Мало ли что бывает…

Эта фраза, как видно, была его самой серьезной попыткой разгадать смысл жизни.

На следующий день я сидел в шезлонге у правого, защищенного от ветра борта и томно покачивался на волнах лиловато-зеленого моря; лицо мое то освещалось солнцем, то пряталось в тени. Я пытался читать роман, но неуклюжие и слишком очевидные маневры героев в малоинтересных коридорах власти нагоняли на меня сон, и, когда книжка соскользнула с моих колен на палубу, я не стал ее поднимать. Глаза мои открылись только тогда, когда мимо прошел коммивояжер; он цеплялся обеими руками за поручни, словно карабкался вверх по лестнице. Бедняга тяжело дышал, и на лице у него было выражение отчаянной решимости, словно он знал, куда ведет лестница, знал, что добраться до верха стоит труда, и в то же время понимал, что у него не хватит на это сил. Я снова задремал, мне приснилось, что я один в темной комнате и кто-то трогает меня холодной рукой. Я проснулся и увидел, что это мистер Фернандес, застигнутый врасплох неожиданным креном судна, ухватился за меня, чтобы не упасть. Его очки поймали капризный луч солнца, и мне почудилось, будто из черного неба пролился золотой дождь.

– Да, – заулыбался он, – да! – И с извиняющимся видом, шатаясь, пошел дальше.

На второй день плавания, казалось, всех, кроме меня, одолела жажда передвижения. Следом за мистером Фернандесом появился мистер Джонс – я все не мог заставить себя звать его майором, – он уверенно шествовал посередине палубы, приноравливая шаг к движению судна.

– Штормит, – крикнул он, проходя мимо, и у меня снова появилось ощущение, что он изучал английский по книгам, в данном случае по романам Диккенса.

Но тут неожиданно вернулся мистер Фернандес, его швыряло по палубе из стороны в сторону, а за ним мучительно карабкался на свою лестницу фармацевт. Первое место он потерял, но упорно не желал выйти из состязания. Я спросил себя, когда же появится кандидат в президенты, почему он отстает от других, и в тот же миг он вышел из салона и оказался рядом со мной. Он был в одиночестве и выглядел без своей неразлучной спутницы каким-то неприкаянным.

– Ветрено, – сказал он, словно исправляя стиль мистера Джонса, и сел на соседний шезлонг.

– Надеюсь, миссис Смит здорова?

5

владельцы гостиниц (фр.)