Страница 58 из 136
- Быть может, подождать до завтра, отец?… Твои ученики предупреждены…
- Нет, Илька, нет… Не могу я их дольше заставлять ждать. В мое отсутствие никто не приходил?…
- Никто, кроме доктора и господина Делапорта, которые были весьма удивлены твоим отъездом.
- Да… - с некоторым колебанием ответил Николев, - я никому не говорил об этом… О! такая короткая поездка… думаю, никто меня даже не узнал в дороге…
Учитель ничего не добавил, а его дочь, как всегда сдержанная, лишь спросила, не из Дерпта ли он вернулся?
- Из Дерпта?… - несколько удивился Николев. - Почему такой вопрос?…
- Потому что я не нахожу объяснения телеграмме, которую получила вчера вечером…
- Телеграмма? - с живостью воскликнул Николев. - От кого?…
- От брата, он уведомляет меня, что приедет сегодня.
- Иван приезжает?… Действительно странно. Зачем бы это?… Что ж, мой сын может быть всегда уверен в том, что дома ему будут рады.
И все же, чувствуя по поведению дочери, что она как бы ожидает от него разъяснения причин его поездки, он добавил:
- Важные дела… заставили меня уехать так внезапно…
- Если ты доволен поездкой, отец…
- Доволен… да… детка, - ответил он, бросая украдкой взгляд на дочь, - и надеюсь, что это не вызовет неприятных последствий.
Затем, как будто решив больше к этому не возвращаться, он переменил тему разговора.
После первого утреннего чая Дмитрий Николев поднялся к себе в кабинет, привел в порядок разные бумаги и снова засел за работу.
В доме воцарилась обычная тишина, и Илька была далека от мысли, что скоро над ними грянет гром.
Пробило четверть первого, когда в дом Дмитрия Николева явился полицейский. Он принес письмо и, вручив его служанке, наказал немедленно передать барину. Он даже не спросил, дома ли сейчас учитель. Хотя ничего и не было заметно, но дом уже с вечера находился под наблюдением.
Дмитрию Николеву вручили послание, и он тотчас же прочел его. Содержание письма было краткое:
«Следователь Керсдорф просит учителя Дмитрия Николева незамедлительно явиться к нему в кабинет, где он будет его ожидать. Дело срочное».
При чтении письма Дмитрий Николев не мог удержаться от жеста, который выражал больше чем удивление. Он побледнел, и на лице его отразилось живейшее беспокойство.
Затем, должно быть решив, что лучше сразу выполнить требование, выраженное следователем Керсдорфом в столь настойчивой форме, он набросил плащ и спустился в столовую к дочери.
- Илька, - сказал он, - я только что получил записку от следователя Керсдорфа, который просит меня зайти к нему в кабинет…
- Следователь Керсдорф?… - воскликнула молодая девушка. - Что ему нужно от тебя?…
- Не знаю… -ответил Николев, отворачиваясь.
- Не идет ли речь о каком-нибудь деле, в которое замешан Иван и которое заставило его покинуть Дерпт?…
- Не знаю, Илька… Да… возможно… Так или иначе, мы вскоре узнаем, в чем дело.
Учитель вышел, но Илька все же успела заметить, что он был сильно взволнован. Он шел неуверенным шагом в сопровождении полицейского, как бы машинально, и не замечал, что является предметом всеобщего любопытства. Некоторые прохожие даже шли за ним следом или провожали его недружелюбными взглядами.
Они пришли в судейскую палату, и учителя ввели в кабинет, где его уже поджидали следователь Керсдорф, майор Вердер и секретарь суда. Поздоровавшись со всеми, Дмитрий Николев стал ждать, чтобы с ним затворили.
- Господин Николев, - обратился к нему следователь Керсдорф, - я пригласил вас, чтобы получить некоторые сведения об одном порученном мне деле.
- О каком деле идет речь? - спросил Дмитрий Николев.
- Садитесь, пожалуйста, и выслушайте, что я вам скажу.
Учитель сел на стул против письменного стола, за которым сидел в кресле следователь, майор остался стоять у окна. Беседа тотчас же превратилась в допрос.
- Господин Николев, - сказал следователь, - не удивляйтесь, если вопросы, которые я вам поставлю, будут касаться вас лично, затрагивать вашу личную жизнь… В интересах дела, как и в ваших личных, вы должны отвечать без обиняков.
Господин Николев не столько слушал следователя, сколько внимательно следил за выражением его лица. Он сидел скрестив руки и продолжал молчать, лишь изредка кивая головой.
Перед г-ном Керсдорфом лежали протоколы расследования. Он разложил их на столе и спокойным строгим голосом продолжал:
- Господин Николев, вы несколько дней отсутствовали?…
- Да, это так, господин следователь.
- Когда уехали вы из Риги?…
- Тринадцатого рано утром.
- А вернулись?
- Нынче ночью в первом часу.
- Вас никто не сопровождал?…
- Никто.
- И вы вернулись один?…
- Один.
- Вы выехали с ревельской почтовой каретой?…
- Да… - после некоторого колебания ответил Николев.
- А возвратились?…
- Я приехал на телеге.
- Где вы сели на эту телегу?…
- В пятидесяти верстах отсюда на рижском тракте.
- Итак, вы уехали тринадцатого с восходом солнца?…
- Да, господин следователь.
- Кроме вас, никого не было в почтовой карете?…
- Нет… в карете был еще один пассажир.
- Вы были с ним знакомы?
- Совершенно не знаком.
- Но вскоре вы узнали, что это Пох, артельщик банка братьев Иохаузенов?…
- Да, действительно, этот артельщик был очень болтлив и все время разговаривал с кондуктором.
- Он говорил о своих личных делах?…
- Только о них.
- А что он говорил?
- Он говорил, что едет в Ревель по поручению господ Иохаузенов.
- Не заметили ли вы, что он очень торопится вернуться в Ригу… чтобы сыграть там свадьбу?…
- Да, господин следователь… если память мне не изменяет, - ведь я обращал очень мало внимания на их беседу, не представлявшую для меня интереса.
- Не представлявшую для вас интереса? - вмешался майор Вердер.
- Конечно, господин майор, - ответил Николев, бросая на майора удивленный взгляд. - Почему меня могло интересовать то, что говорил этот артельщик?…
- Возможно, это-то как раз и намеревается выявить следствие, - отвечал г-н Керсдорф.
Услышав этот ответ, учитель сделал недоумевающий жест.
- Не было ли у этого Поха сумки, - продолжал следователь, - какую обычно носят банковские артельщики?…
- Возможно, господин следователь, но я не заметил ее.
- Значит, вы не можете сказать, не оставил ли он ее по неосторожности в карете, не бросил ли на скамье и не мог ли ее видеть на станции кто-нибудь посторонний?
- Я уткнулся в свой угол, завернулся в дорожный плащ, иногда дремал, закрыв лицо капюшоном, и вовсе не замечал, что делали мои спутники.
- Между тем кондуктор Брокс утверждает, что сумка была…
- Что же, господин следователь, если он это утверждает, значит - так оно и есть. Что касается меня, я не могу ни оспаривать, ни подтвердить его слов.
- Вы не разговаривали с Похом?…
- В дороге - нет… Я впервые заговорил с ним, когда карета сломалась и нам пришлось отправиться в корчму.
- Стало быть, вы сидели весь день уткнувшись в угол, старательно надвинув на лицо капюшон?…
- Старательно?… Почему «старательно», господин следователь?… - с некоторой запальчивостью подхватил это слово г-н Николев.
- Потому что вы как будто не хотели быть узнанным.
Это замечание, в котором чувствовался определенный намек, вставил майор Вердер, снова вмешиваясь в допрос.
На этот раз Дмитрий Николев не выразил того возмущения, которое вызвали у него раньше слова следователя. Помолчав с минуту, он лишь сказал:
- Предположите, что мне хотелось совершить поездку инкогнито. Я полагаю, это право всякого свободного человека - в Лифляндии, как и везде!
- Ловкая предосторожность, чтобы избежать очной ставки с возможными свидетелями! - возразил майор.
Это был еще один намек, всю серьезность которого учитель не мог не понять, и это заставило его побледнеть.
- В конце концов, - сказал следователь, - не отрицаете же вы, что банковский артельщик Пох был в этот день вашим попутчиком?…