Когда загорится свет

Да, щека была совершенно бархатная. Вблизи Алексей рассмотрел золотые искорки в карих глазах. Маленький рот полуоткрылся. Алексей почувствовал, как рука девушки бессильно соскользнула с его плеча.

— Катя…

Она беспомощно улыбнулась. Алексей испугался покорности этой улыбки, этой полной готовности упасть в его объятия и, смущенный, осмотрелся вокруг.

— Людмила… — сказал он, словно оправдываясь.

Катя нервно поправила волосы и рассмеялась.

— Хворост, мы совсем забыли о хворосте, смотрите, сколько она уже веток тащит.

Они подбросили веток в огонь. Разговор не клеился. Заходящее солнце залило воду розовым сиянием, белая чайка пролетела низко над водой, неся на крыльях позолоту угасающего дня. Под дубами в глубине сгущались тени. Подул легкий ветерок, от воды повеяло вечерней прохладой. Они сложили вещи и двинулись в обратный путь. Пьяные от ветра и солнца, все чувствовали себя усталыми и торопились до наступления темноты добраться до города.

— Как хорошо было, — ложась спать, томным голосом сказала Катя.

Людмила не ответила.

На другой день, когда Катя заявила, что пора кончать работу, а то они опоздают на пляж, Людмила, не поднимая глаз от своего препарата, тихо сказала:

— Я никуда не пойду.

— Как никуда не пойдешь? — заволновалась Катя.

— У меня нет времени на пустяки.

— Людмила, ведь… Я же обещала, что мы будем.

— Я ничего не обещала. А ты иди, пожалуйста.

— Без тебя?

— Обойдешься без няньки.

Катя настаивала, но без особого напора. Людмила спокойно резала лист на тоненькие слои, рассматривая их на свет. Наконец, дверь захлопнулась, и каблучки Кати торопливо застучали по лестнице.

Вечером Людмила ни о чем не расспрашивала подругу, да и та не проявляла склонности к излияниям. Через два дня она вернулась с пляжа очень рано и явно в дурном настроении.

— Что случилось?

— Ничего, — пробормотала Катя и повернулась к ней спиной. Но через минуту не выдержала. — Представь себе, Люда, мы условились вчера, а он не соблаговолил прийти.

— Видимо, что-нибудь помешало.

— Кажется, мог бы известить. Это просто хамство!

— Не преувеличивай, Катя. Сегодня не пришел, придет завтра.

— Завтра я и не подумаю пойти на пляж.

— Пойдешь, пойдешь, я тебя знаю.

— Вот увидишь, что нет, — сжала кулачки Катя, но Людмила только улыбнулась.

И действительно, Катя побежала на пляж. Она пробыла там долго, до самого вечера, но вернулась совсем не веселая. Вечером, когда они потушили свет, она долго ворочалась на постели и вздыхала. Наконец, решилась.

— Люда, — позвала она тихонько.

— Что?

— Не спишь?

— Нет.

Катя босиком подбежала к кровати подруги и присела возле нее.

— Скажи мне, Люда, как ты думаешь, любит он меня?

— Не знаю. Он тебе ничего не говорил?

— Нет… И знаешь, он какой-то такой… странный. Не такой, как раньше.

— Как не такой?

— Какой-то… чужой, Люда; я такая глупая и ничего не понимаю… Посоветуй, как мне быть.

— Что ж я могу тебе посоветовать? Если ты его любишь…

— Да, да… Я же тебе в первый день сказала.

— Ну, что там, в первый день…

— А ты как думаешь, Люда? Тебе он как кажется?

Людмила на мгновенье задумалась. Нет, разумеется, он ей не нравится. Он слишком самоуверен, слишком красив, да, бесспорно, красив, в этом ему не откажешь, хотя такая наружность не в ее вкусе. А иногда в нем есть что-то мрачное.

— Искренне сказать?

— Искренне, искренне.

— Мне он не очень нравится. Такой какой-то… и, кажется, вы не подходите друг другу… Хотя я ведь его почти не знаю, что же тут можно сказать?

Катя вздохнула и пошла спать, но ей было не весело, ее уже не тянуло на пляж. Она дольше засиживалась в лаборатории, взялась, наконец, за работу, которую ей давно уже предлагал профессор, похудела и погрустнела. Людмиле было жаль ее. Видимо, на этот раз она влюбилась по-настоящему. И в Людмиле пробуждался гнев на Алексея за то, что он вскружил девушке голову, а теперь, видимо, больше не интересуется ею. Да, она не ошиблась, он был слишком красив и самоуверен. «Бедная Катя. Хотя она, вероятно, легко утешится, — столько уж было этих романов, и всегда они быстро проходили».

Как-то раз Людмила встретила Алексея на улице. Лицо его просветлело при виде ее, и он быстро подошел.

— Людмила Алексеевна, сто лет вас не видел!

— У меня нет времени ходить на пляж.

— Я тоже теперь редко хожу. Масса работы. Завод получил новые заказы.

— Так это из-за заказов?

Он смутился. Ясные глаза Людмилы взглянули ему прямо в лицо открыто, вопросительно и настойчиво.

— Не только из-за этого, Людмила…

— Вот видите, и вам не стыдно?

— Чего мне стыдиться? — сказал он тихо. — Вы очень торопитесь?

— Тороплюсь. А что?

— Может, присядем на скамейку, поговорим. А то как-то неудобно так, на ходу…

На мгновенье она заколебалась. Но ведь Катя… может, что-нибудь выяснится.

— Хорошо, — согласилась она.

Они вошли в парк. На клумбе огненными языками устремлялись вверх из густых листьев красные и желтые цветы.

— Вот здесь будет хорошо. Как называются эти цветы?

— Канны.

— Канны, — повторил он машинально и сел. — Видите ли, Людмила, все это не так просто.

— Что не просто? — спросила она в упор, глядя ему в глаза. Теперь она заметила, какие они были красивые. Большие, серые, так странно глядящие из-под темных ресниц. Она смутилась.

— Отношение между мужчиной и женщиной.

— Почему же это не просто?

Он пожал плечами.

— Не знаю… Только, видите ли, иногда кажется… и ведь чувства бывают разные, не правда ли?

— Как разные? — не поняла она.

— Я так думаю: нет одной любви… Или нет. Есть одна любовь и много похожих на нее, которые все же не она.

— Вот так философия! Только не слишком ли она облегчает жизнь?

— Облегчает? — удивился он. — Я думаю, что, наоборот, затрудняет.

— Как кому.

— По крайней мере мне, — сказал он твердо. Она внимательно посмотрела на него. — Видите, Людмила, вам это может показаться смешным, в конце концов мы почти незнакомы — и вдруг такие излияния… Но иногда человеку хочется поговорить…

— С Катей, видимо, что-то не очень хочется, — заметила она язвительно.

— Ах, с Катей…

— Надоела, а? — иронически подсказала она.

— Почему вы так со мной говорите? Я не хуже и не лучше других, и зачем же сразу обвинять? Я думаю, что я здесь не виноват.

— Но вы вскружили ей голову, правда?

Он повернулся к ней лицом.

— Людмила Алексеевна, поговорим прямо. Кружил голову? Может быть. Но прежде всего себе, а ей я не хотел… хотя…

— Что хотя?

— Хотя… можно было бы, вы же ее знаете.

— Катя вовсе не… — возмутилась она.

— Я не хочу и не собираюсь оскорблять Катю. Только, видите ли, сначала мне показалось… на очень короткое время мне показалось…

— Что?

— Что это… что это, может быть, любовь.

Она удивилась. В его тоне было что-то почти детское.

— А потом?

— А потом? Нет, это не любовь, это не может быть любовью…

— А вы серьезно относитесь к любви? — спросила она, переводя глаза на большой ярко-красный цветок, пылающий среди листьев.

— Серьезно ли? Очень серьезно, Людмила Алексеевна. Видите ли, я с детства верил, что придет какая-то огромная, какая-то необычная любовь…

Она молчала, ее немного стеснял этот разговор, а главное то, что она вдруг заметила, что это совсем неверно, будто он ей не нравится.

— Так что вы не будете на меня в обиде. Я ошибся и убедился в этом… Видите ли, я не люблю приключений…

Он проводил ее только до угла, видимо боясь приблизиться к их дому, чтобы не столкнуться с Катей.

Людмила, встретившись с подругой, испытывала легкие угрызения совести. Но Катя была в превосходном настроении.

— Я иду в кино. Идет новый фильм.

— С кем?

— А вот угадай, угадай, держу пари, что не угадаешь!