Страница 37 из 308
В пропахшей шерстью и копотью избушке ярко горела большая печь, прогревая воздух до густой непривычной жары. В комнате стояли стол, нары и два больших шкафа‑сейфа. На стене, рядом с портретом Сталина, висели автоматы ППШ (их Пилот узнал по учебникам‑инструкциям) и двуствольное охотничье ружье. Плюнув на неуместные догадки и сомнения, он потратил время на плотный обед, состоящий из огромной миски разварного оленьего мяса, сдобренного какими‑то пряностями и травами, – блюдо, ему не знакомое, но чрезвычайно вкусное и сытное. Ночевки ему никто не предлагал, да он и не согласился бы.
Разговора на этой «площадке подскока» не получилось. Единственное, что Пилот себе позволил – спросить, как им удается получить такой густой черный дым. На что ему снисходительно ответили, что жгут старые резиновые покрышки. Спросить, откуда здесь взялись шины, летчик не решился, и одной тайной стало больше. Хотя определенные, но еще неясные догадки уже блуждали в его голове.
Они окрепли и почти сформировались, когда странная аэродромная обслуга закончила все работы по заправке и уныло выстроилась в своих лохмотьях на продувном ветру, возле полосатого камуфлированного фюзеляжа «Москито». Старлей выглянул и рявкнул еще одну короткую команду, усилив ее отборным матом. Мат понял и Пилот. Вся группа быстро потрусила к кустам и скрылась, как показалось Пилоту, прямо в холодном болоте. В избу их не пустили. Вот так.
Старший нехотя пригласил Пилота к самолету – принять работу, так сказать. Летчик очень внимательно осмотрел машину, особенно – заправочные люки и крышки, сел в кабину и включил датчики. На этой модели уже начали применять усложненные схемы сигнализации и диагностики. Все было в полном порядке – вопросов и замечаний к персоналу у него не возникло. Пилот хотел одного – побыстрее поднять свою привычно уютную машину в воздух и оказаться как можно дальше от этих странных и страшных людей.
Последнее, чем он все‑таки поинтересовался, была следующая на его маршруте «точка» – какая там площадка и дополнительные ориентиры? На это ему было сказано, что командиры ничего не знают о своих соседях и понятия не имеют, что там творится.
У этих людей нет даже системы взаимооповещения!
Пилот удивился и ужаснулся.
«А если они не смогут вовремя дать черный дым? Ну, там эти дрова‑колеса закончатся»?.. Должны же быть дополнительные ориентиры! «А даже если закончатся, – сказали ему, – черный дым все равно будет…» Потом ему вручили обшитый и опломбированный мешочек.
От земли он оторвался с чувством глубокого облегчения. Впервые за свою летную практику Пилот уходил от взлетной полосы, как от зараженного чумой места. Его не оставляло ощущение, что он прикоснулся к чему‑то мерзкому, страшному, лежащему вне поля общепринятой человеческой морали. Он летел и думал, сопоставляя факты, анализируя увиденное и услышанное еще там, в тесной душной комнате летной гостиницы Уэлькаля и на базе в Фербенксе, по ту сторону пролива, где находился для предварительного знакомства с машиной.
Когда Пилот обнаружил следующий дымовой сигнал, на этот раз находящийся почти рядом с соответствующей отметкой на карте, он уже был внутренне готов увидеть еще более удручающую картину. Но понял, что ошибся, когда, кроме дымовой подсказки, неожиданно ожил эфир и ему услужливо помогли зайти на посадку.
На этот раз площадка уютно раскинулась среди довольно густого смешанного леса – широкого языка лесотундры, довольно далеко уходящего на север. Здешняя местность выглядела более приветливой, как и хозяева площадки.
Начальников было целых четверо, а сам аэродром почти соответствовал своему названию. Полоса не новая, но ухоженная. Рядом – река. По обилию пустых бочек было ясно, что «точка» работает давно.
Старшим был веселый толстый капитан, тоже из войск НКВД. Вопросов гостя не дожидался, а рассказывал сам – много и охотно. Вся «палубная команда» (когда капитан применил этот термин, Пилот сделал вывод, что его собеседник когда‑то служил на флоте) состояла из зэков. Эти несчастные делали здесь все возможное и невозможное.
Выслушав короткий рассказ Пилота о посадке у восточных соседей, капитан долго смеялся и пояснил, что те – «восточники» – появились, наверное, недавно и еще не обжились. «Аэродромы подскока» часто меняют место. То полоса начнет проваливаться в болото, то просто место неудачное. Тогда высшее начальство прислушивается к мнению летунов, которые смогли дотянуть до места назначения. Он так и сказал: «…смогли дотянуть…»
Да, они жгут резину. Где берут? Вот эти зэки и доставляют – и бензин, и покрышки. Ему капитану, повезло – место здесь очень даже удачное. Настолько, что собираются делать постоянный аэродром. Плюс, река рядом – баржу можно, если что, загнать. Схема доставки не сложная и не особенно хлопотная. Не то что у других! Без реки плохо – расход зэков получается большой… Мрут, конечно, но что поделать…
Этим «восточникам», видно, не повезло. На таких вот неблагополучных точках (капитан небрежно махнул рукой на восток) и случается всякая ерунда. Иногда все люди пропадают, неизвестно куда… Перережут друг друга или с ума сойдут. Тут же капитан дружески посоветовал внимательно наблюдать после посадки за персоналом «аэродрома» и никогда не выходить из машины без оружия.
Пилот слушал его веселую трескотню и холодел душой. Он, конечно, слышал у себя, в Америке, всякое про современный Советский Союз. В том числе – и про гигантские концентрационные лагеря, разбросанные волей Сталина по огромным северным просторам. Будучи русским, Пилот очень внимательно следил за событиями последних лет, происходящих на исторической родине. Но к такому – был не готов. Представил, как однообразно и привычно страшно течет жизнь (если это слово применимо вообще) в этих крохотных островках‑тюрьмах, где все зависит только от воли и настроения того самого старлея с холодными глазами…
Пилот расспрашивал и расспрашивал, справедливо рассудив, что подобных, «благополучных» площадок ему не много встретится на тяжелом и опасном перелете.
Рация? Это – не у всех. Точнее – не у всех работает. Ему, капитану, повезло – есть тут такой, зэк‑радист. Большой специалист. Говорит, даже изобретатель‑рационализатор, правительственные награды имел! Поэтому‑то связь всегда в полном порядке. Единственный минус – плохо с аккумуляторами, поэтому в эфир выходят, когда надо сообщить о проблемах.
Капитан рассказывал Пилоту, что на «точку» заходят местные аборигены – якуты и юкагиры – поделиться сплетнями да поклянчить патроны… У него с ними хорошие отношения и юкагиры даже помогли ему поймать беглого зэка, который сдуру решил, что здесь ему жить слишком тяжело. Правда, местный молодой охотник перестарался и принес капитану только отрезанную голову несчастного. Но начальник не стал ругаться и говорить ему, что этого делать не нужно – он знал, что в южных факториях местным жителям говорят совершенно обратное. Но эту голову похоронили по‑человечески – капитан не ссорился даже с зэками. Ему ни к чему враги, даже слабые.
Капитан жил здесь давно и знал многое. О «восточниках» ему рассказывали пилоты. Немножко знает и о «западниках» – охотники рассказывали ему о них. Судя по всему, там тоже все идет нормально, капитан передает им записки‑приветствия, а один раз даже случайно вышли в эфир одновременно и немного поболтали. А вот на востоке… За год там меняется третья группа, если судить по описаниям летчиков. Несчастливое место, видать… Может, мрут от болезней, а может – режут глотки от нервов и тоски. Инспекций‑проверок почти не бывает. Лишь тогда, когда число не долетевших до места назначения самолетов начинает зашкаливать за какую‑то штабную установленную норму. Прилетает команда начальников из управления – опрашивать, журить. Но никто никого не наказывает. Порыбачат, постреляют – и домой… Само пребывание здесь уже и есть наказание. Как с ним и вышло – у капитана ушли в побег трое зэков, когда он еще был заместителем начальника охраны большого лагеря.
Ну, ушли и ушли! Куда они денутся? Но среди сбежавших попался один иностранец, какой‑то Рауль, скандинав что ли, мать его… Начальство перетасовало весь командный состав лагеря. Начлага увезли в Москву, а начохраны просто и без проволочек расстреляли на месте. Беглецов быстро поймали юкагиры, получив обещанный чай и спирт. Всех, кроме иностранца! И хотя все лагерные спецы в один голос утверждали, что у одного человека, да еще иноземца, шансов на спасение нет никаких, пострадали многие. Он, капитан, отделался вот таким «легким испугом». Здесь показал себя неплохо, его заметили и хвалят. Да он и сам не торопился назад, в цивилизацию, справедливо рассудив (так ему, во всяком случае, казалось), что правильнее всего суровое время военных лет переждать здесь – благо у него никаких иностранцев Раулей, естественно, не могло быть в принципе. Так он и властвовал тут, на этой важной для страны точке – посреди безлюдной лесотундры Северной Якутии.