Страница 188 из 308
Они лежали на полосе пляжа, наблюдая как волны, лёгкие и неторопливые, трудолюбиво стирают начертанное ими же ранее.
— Счастье – это когда ты лежишь на песке островного пляжа, а перед тобой, прямо на уровне твоих глаз ракушки и бегающие крабы, и этот уходящий в даль бесконечный песчаный пляж, и синее небо, и огромный мир за горизонтом, – мечтательно произнесла Ви, соблазнительно потягиваясь всем телом и стараясь при этом не коснуться бедрами горячего белого песка.
Но песок все равно прилипал, здесь от него спрятаться было решительно невозможно, и тогда Майер с удовольствием и, в то же время, с какой‑то праздной ленцой, шершавой ладонью снимал беловатый налет мелкого абразива с ее бархатистой кожи.
С мыслью своей подруги Сергей внутренне соглашался. И в России тоже самое… Давно известно, настоящий отдых есть только «когда ты лежишь на пляже».
— А еще хорошо, когда сразу три ощущения мешаются в кучу, – добавил он, удалым взмахом отправив наверх лезущие на глаза уже совсем выгоревшие волосы, – спинку солнце припекает, пузо белый песок щекочет, а пятки морской прибой облизывает. Душевно! Можно еще и пивка холодного добавить сверху, лучше с воблой или креветками, на худой конец. Так и жить, пока не опухнешь от безделья.
Он перевернулся на живот, умащиваясь в песке поудобней.
— Кстати. Может, нырнем для физкультуры? Акулят жопками погоняем… – дерзновенно предложил он.
Последнюю сложную идиому на русском она, естественно, не поняла и вместо ответа на столь заманчивое предложение сказала, повернув голову к собеседнику и стараясь прятать глаза от уже начинающего садиться солнца:
— Знаешь, Серж, мне все это шикарное окружение поочередно напоминает финал то ли какого‑то боевика, то ли женской мыльной оперы. Нелепая грусть, предчувствие расставания, неясная самооценка… Непонятная судьба героев после всего случившегося. Они устали, идут по пляжу, взявшись за руки навстречу белопарусной яхте стоимостью в десять миллионов… И декорации исключительно голливудские. Райские тут звуки, но слишком сладкие. И даже краски ненастоящие, вызывающие.
— Это есть, – почти бодро согласился он, – я этот природный пафос для себя определил как «дурная экзотика». Поначалу кажется, что такая жизнь затягивает, засасывает в свое безделье. Но потом… В общем, надо собираться домой; на родной мой Таймыр хочу, на озера. Соскучился я. Не наше это, не это есть «бремя белого человека».
— Боже, Серж, ты меня пугаешь! Не расист ли ты? – она легонько хлопнула его по плечу, сбив полотенце, накинутое им для запоздалой защиты от ожогов.
— Да причем тут это, – лениво отмахнулся Майер, – просто, не наша здесь аура… Не под этим солнцем, да и солнце это не для нас.
— А для кого? – хитро прищурилась она.
— Ну не знаю… Для путешествующих пенсионеров. Для организованных в стаи туристов. Еще – для бандитов, для притонов, – пожал плечами Сержант.
— Еще и для экологов, для дайверов, – подсказала Ви.
— Годится. – Сергей подумал и добавил, – А еще для спасателей… Нюанс в том, что здесь, как мне кажется, нет, и не может быть активной созидательной деятельности. Трудоголикам тут делать нечего. На таких островах все сущее – лишь для разврата души и тела. Именно поэтому в подобных уголках никогда не будет центров цивилизации. Здесь кровь густеет от безделья…
— А что тут будет? – поинтересовалась девушка.
— Отстойник для пикников. И только, – рассмеялся Сержант.
Вообще, ассоциации в голову лезли самые неожиданные. Такое вынужденное безделье, праздное времяпрепровождение после напряженных дней поисков, сомнений, терзаний и томительного ожидания момента выхода на связь с материком навевало воспоминания о былых беззаботных отпусках. Особенно о том памятном, проведенном вместе с Фаридой в предосенней Евпатории… И советы неизвестного гунявого голоса из репродукторов пляжной радиосети: «Не ходите по пляжу и не лежите на песке в мокром купальнике, а сразу наденьте сухое белье, чтобы не допустить заболевания тазовых органов».
Жаль, так и не склеилось у них с Фаридой общность душ. Вот уж, нашла коса на камень…
Зато свободен. Пока.
Потом из дальней юношеской памяти Сергея Майера всплыла еще одна ассоциация – песенка из незабвенных фондов диковинного творчества Александра Лаэртского:
На пляже лежат пионеры,
Октябpёнки лежат на пляже,
Комсомольцы и члены партийные
На песке золотистом греются.
Из огромного репродуктора
Голоса разливаются детские,
И повсюду цветут одуванчики,
И мелькают галстуки красные.
Только вдруг у входа центрального
Появилась компания мрачная:
В черных куртках, с цепями и серьгами,
Анашой воняя вульгарнейше.
Потоптали все одуванчики,
Покорежили все репродукторы,
Разогнали все галстуки красные
И расселись на всем побережии…
Вот эта самая «компания мрачная», оснащенная скоростными катерами, скорострельными штурмовыми винтовками и гонимая разумным желанием замести следы, убрать нежелательных свидетелей прибытия подводной лодки на одну из своих баз, в ближайшей перспективе вполне была способна (и даже обязана) появиться тут, прямо пред томным взором безмятежно отдыхающих «октябрят‑героев», категорически не давала ему возможности расслабиться стопроцентно и насладиться жизнью в тропиках.
Надо признать, поддержка у них все же была, пусть только моральная.
Вчера остров Диез на низкой высоте несколько раз облетел российский самолет‑ «облетчик» Ан‑24, взлетевший с авиабазы в Камрани. Сержант быстро догадался включить практически интуитивно настроенную и оживленную радиостанцию. Мешало лишь то, что он не имел никакого понятия о принятом в этих краях порядке радиопереговоров между пилотами и наземным корреспондентом. Поэтому он просто тупо, раз за разом вызывал летчиков одной и той же фразой на аварийной частоте. Расчет оправдался – пилоты сами нашли его в эфире. Экипаж быстро выяснил, что старая взлетно‑посадочная полоса на острове хоть и есть, и даже достаточно протяженная, но в нынешней состоянии практически не пригодна для посадки машины такого типа, да еще и частично размыта. И, словно оправдываясь, пилоты сообщили расстроенному Сергею Майеру лишь то, что поисково‑спасательный А‑40 «Альбатрос», способный сесть прямо на поверхность лагуны, в данный момент занят на каком‑то срочном задании…
«Трахома», как говорится Сержантом в таких вероломных случаях.
Летчики Ан‑24‑го явно чувствовали себя немножко виноватыми и по‑доброму сочувствовали сидельцам… Параллельно советуясь с командованием, они повелели им ждать и готовиться к эвакуации на каком‑нибудь более подходящем самолете, если таковой удастся прислать в ближайшие дни, либо на военном корабле Таймыра, полным ходом идущим от Камрани к архипелагу Спратли. Ближе и быстрее подмоги не ожидалось.
Такая вот поддержка… И ничего более.
В общем, Сергею никак не хотелось, что бы вызывающий острую зависть у любого жителя холодных северных земель сюжет текущего бытия «робинзонов», очень уж напоминающий фильм‑сказку «Голубая лагуна», обернулся каким‑нибудь жутковатым триллером с поножовщиной типа «Пиратов Карибского моря‑3». Казалось бы, там и песочек такой же, и пальмочки в ряд, но: «…слушайте, это же совершенно другие нервы!», как говорила одесская бабушка Сергея Майера.
Поэтому кое‑какие дополнительные меры для «защиты текущего сценария» Сержант все же предпринял. На этот раз они не оставили раненую «Харизму» в той же бухте, где она и появилась в первый раз, на виду у каждого проплывающего мимо острова судна. Медленно обогнули остров с запада и причалили с обратной стороны Диеза, там, где замеченная Сержантом еще во время исследовательских походов скальная стенка отвесно падала в воду. Слабый прибой все так же стучал о скалы, взбивая белую пену. Очень пригодилась рубленая в камне лестница, траверсом ведущей наверх, к зарослям. На небольшой площадке «Харизму» пришвартовали намертво и, привязав за металлический штырь, растянули еще и дополнительно, по обоим бортам. Потом они нарубили длинные ветки, и как могли, старательно замаскировали катер. Да и лагерь поставили не на виду, у самой кромки пляжной полосы, а в густой пальмовой роще, надежно прикрывающей тент сверху широкими ребристыми листьями.