Страница 70 из 73
Скорее всего, так оно и было. Искусство владения мечом было уже разработано настолько подробно, что, начиная с определенного момента, «новая» школа могла появиться лишь за счет соединения старых элементов.
— Тренировки там тяжелые, и в течение многих лет ученики не занимаются ничем, кроме ударов в голову противника, причем без защиты лица и рук. Мечи у них из молодого бамбука в три сяку с лишним, на конце вырезан знак «десять»,[189] меч убирается в чехол из красной кожи.
— Лицо и руки открыты? — переспросил Тору. Тяжелые тренировки для него были не в новинку, но обычно голову учеников защищал специальный толстый покров или маска, похожая на корзинку из бамбука. — И что же, они там обходятся без ранений?
— Нет, бывает, что и ранят друг друга. Если кому-нибудь лоб до крови разобьют, сразу подбегает тот, кто в этот момент не занят, и накладывает повязку. А учитель прежде всех об этом узнает. Бывало, укажет: «Поранил!», и кто-нибудь сразу кидается перевязывать, кровь уже потом проступает.
— Ну и ну… — проговорил Тору. Перед глазами встала сцена деревенской школы, где учитель сосредоточенно работает вместе с учениками.
— И какие у них степени?
— Проще и быть не может. Степеней всего три — энби, накадори и мэнкё. Да только и первую степень, энби, дают немногим, учеников с накадори можно на пальцах пересчитать, а мэнкё почти нет.
— Строго. Значит, до мастера так просто не добраться.
— Совершенно верно. По правде говоря, выше всего у них ценится правильная траектория меча и быстрота удара. Скорее всего, им не так важно, как принимается и парируется выпад.
— Все ясно.
Сакаэ именно так и действовал. Если исходить из стиля той школы, где он прежде учился, его, пожалуй, можно было понять.
— Однако, когда оказываешься лицом к лицу с настоящим врагом, дело другое. Враг ведь не кукла — он самые разные приемы в ход пустит. Чем же они отвечают?
— У них есть тайный прием.
— Как называется?
— Рёга, — ответил Окунодзё и объяснил иероглифы: «Дракон» и «Клык».
— Клыки Дракона, выходит? Впервые слышу про такой прием.
— С вашего позволения, я тоже.
— И в чем же он состоит?
— В подробностях я не знаю, но, кажется, меч держат в правой руке, левую подставляют под удар и, таким образом, побеждают.
— Да, узнаю киотоский стиль, — кивнул Тору. От «Ёсицунэ» до «Курама» приемы во всех киотоских школах примерно одинаковые. Идея в том, чтобы дать противнику возможность ударить по подставленной левой руке — своего рода приманке — и победить ответным ударом. Другими словами, пожертвовать рукой.
— Однако непонятно, почему прием этот называется «Клыки Дракона».
— Действительно непонятно. — Окунодзё слегка склонил голову. — Так или иначе, в школе Ёсицунэ Симмэйрю есть такой тайный прием, «Клыки Дракона».
— И теперь насчет Тогаси Сакаэ, — сказал Окунодзё. Тору попросил его разузнать и о Сакаэ.
— Отца его зовут Дзиросабуро, и он был одним из лучших в этой школе. Ему оставалось совсем немного до высшей степени, мэнкё, и, говорят, он был сильнейшим среди телохранителей кати.
— И что-то случилось, верно? Его зарубили?
— Именно, — проговорил Окунодзё и рассказал следующую историю.
Однажды, когда Дзиросабуро вернулся в свой клан в Кага, там как раз собирались казнить одного разбойника, и было решено привести его на эшафот для тамэсигири,[190] испытания нового меча. Заказчиком был один из знатных советников клана, который незадолго до этого приобрел меч, только что выкованный знаменитым мастером, самим Мусаси Ясуцугу, и желал испробовать его остроту.
Проверка меча была поручена двоим — Дзиросабуро и Мива Кадзаэмон, который также служил в кати. Дзиросабуро превосходным ударом разрубил тело по линии итинодо, то есть поперек груди, пониже подмышек. Его меч рассек тело пополам и вонзился в пол эшафота. А вот когда Мива рубил тело по линии нинодо, то есть поперек бедер, то меч у него застрял на полдороге. Вообще-то когда испытывают меч, то вовсе не имеют в виду состязание в мастерстве. Однако при этом всегда выясняется, кто силен, а кто слаб. Другими словами, стало очевидно, что меч наточен хорошо, но заодно стало понятно, что Дзиросабуро куда лучше владеет мечом, чем Мива.
Дзиросабуро было тогда тридцать пять, Мива — старше на год. Видно, в нем так силен был дух соперничества, что он от избытка переживаний не смог нанести точный удар.
— Хотел покрасоваться, да перестарался, — сказал он тогда с натянутой улыбкой.
— Казалось, ничего особенного не произошло. Но однажды Дзиросабуро привелось сопровождать даймё,[191] направлявшегося в Эдо на санкин. Когда процессия находилась между Оивакэ и Каруидзава, Дзиросабуро вдруг потеряли из виду. Потом его нашли мертвым со следами ран от меча у подножия перевала Усуи. По-видимому, он был убит в схватке — его пальцы крепко сжимали обнаженный меч.
Один человек видел, как это произошло. По его словам, Дзиросабуро вошел в рощу вместе с одним ронином.[192] Ронин вдруг обнажил меч и напал на Дзиросабуро, который, видимо, не стал биться всерьез и лишь отражал удары противника. Настолько явной была разница в их мастерстве.
Видел это деревенский староста, который часто приходил на заставу Усуи и поэтому в какой-то мере в искусстве Кэндо разбирался. Он как раз гадал, чем же все это кончится, когда вдруг из тени деревьев появился еще один ронин и, обнажив меч, неожиданным предательским ударом рассек Дзиросабуро бок. Тот обернулся, и ронин разрубил его спереди, сверху вниз.
Мива в той процессии не было. Вполне вероятно, что это он нанял ронинов, чтобы расквитаться за прошлую обиду. Доказательств не оказалось, но многие в этом не сомневались.
Так или иначе, у семьи Дзиросабуро отняли родовое имя. Причиной было не столько то, что он запятнал себя ссорой с неизвестным ронином, сколько то, что самовольно оставил процессию…
— Ах, вот оно как… — Тору несколько раз кивнул. Нечто подобное он и предполагал. И вопрос Сакаэ, что будет, когда научишься владеть мечом, теперь показался ему вполне простительным. — Понял. Если узнаешь что-то еще, оповести меня.
— Слушаюсь. Однако позвольте спросить, какие у вас планы насчет этого молодого человека, Сакаэ?
— Никаких. Ничего особенного я с ним делать не собираюсь. Уж не знаю почему, но он меня занимает.
Тору слегка улыбнулся.
Несколько дней спустя неожиданно пришел Сакаэ. В руках у него был сверток — сушеная хурма, завернутая в солому.
— Это вам, — проговорил он и неловко протянул сверток Тору.
— О! Ну и ну… — Тору с недоумением взглянул на юношу: с чего это он вдруг?
Сам он в это время занимался боярышником сандзаси в цветочном горшке. Присев на дощатый пол веранды, он поставил горшок рядом с собой.
— Иди сюда, садись.
— Слушаюсь.
Сакаэ, не церемонясь, присел рядом. От его тонкой белой шеи пониже затылка пахнуло кисло-сладким запахом.
— Эта хурма поспела возле нашего дома. Прошу угоститься, — начал он с обычного приветствия.
— Тебе самому пришло в голову принести хурму?
— Нет, матери. Она и сушила ее.
— Так я и думал.
Тору стало смешно — парень говорил все без утайки.
— Вот видишь, мать — любая мать и в любое время — только и думает что о своем ребенке. Я с радостью принимаю ее подарок и хочу тем самым выразить уважение к ней и ее заботливому сердцу.
— Вы так полагаете?
В тоне Сакаэ послышался легкий протест.
— Ты разве не вдвоем с матерью живешь?
— Именно так.
— И что же, не знаешь, что у нее на душе?
Сакаэ промолчал.
— Меня тоже воспитали женские руки. Но моя мать была человек сильного характера. Всегда сердилась на меня — во что бы то ни стало хотела, чтобы я прославил имя нашего самурайского рода. Твоя мать разве не такая же? Ведь она тоже, я думаю, стремилась воспитать тебя так, чтобы ваш род смог вернуться в сословие самураев?
189
Иероглиф, означающий «десять», представляет собой две взаимно перпендикулярные прямые и по форме напоминает крест.
190
Тамэсигири — проба меча. В Японии в настоящее время как остроту меча, так и мастерство фехтовальщика проверяют на бамбуке. В прошлом это делалось во время смертной казни преступников или нищих.
191
Даймё — крупные феодалы-землевладельцы, которые после объединения Японии обязаны были подолгу жить в новом политико-экономическом центре страны г. Эдо (ныне Токио) и служить при дворе сегуна — во избежание возможных смут и заговоров. Приезд в Эдо назывался санкин.
192
Ронин — самурай, лишившийся сюзерена и не получающий рисовый паек. Такие люди нередко становились разбойниками.