Страница 9 из 92
Через десять минут дверь отворилась и появился Вульф. Он остановился на пороге и сказал:
— Мистер Серван! Поскольку я последний, не разрешили бы вы мне проделать этот же эксперимент с мистером Гудвином?
Серван сказал, что он не возражает, и Вульф поманил меня пальцем. Я быстро вскочил на ноги, отлично понимая, что случилось что-то необычное. Я имел немало опыта в экспериментах, которые проделывал с Вульфом, но они никогда не касались и не могли касаться гастрономии. Я пересек гостиную и вошел следом за ним в столовую. Он плотно закрыл за нами дверь. Я бросил взгляд на стол. Там стояло девять блюд с пронумерованными карточками. Стаканы и графины с водой… Тарелки, вилки и прочее.
Я улыбнулся Вульфу:
— Буду рад оказать вам помощь. На котором блюде вы споткнулись?
Он двинулся вокруг стола.
— Подойди сюда.
Он пошел направо к большой ширме, стоящей в углу. Я последовал за ним. За ширмой он остановился и указал на пол.
Я застыл от изумления. Я, конечно, не принимал всерьез все эти разговоры насчет обещания убийства, да и история, поведанная нам роковой женщиной, не подготовила меня морально к кровавому исходу. А здесь была именно кровь, хотя и не очень много, потому что нож, воткнутый в спину Филиппа Ланцио, торчал плотно, так что видна была одна только рукоятка. Он лежал немного на боку с раскинутыми ногами, в позе спящего человека. Я наклонился над ним и слегка повернул его голову, чтобы были видны его глаза, затем выпрямился и взглянул на Вульфа.
Он сказал мрачно:
— Приятное времяпрепровождение! Он мертв?
— Как та знаменитая колбаска.
— Я вижу, Арчи! Не будем же препятствовать правосудию. Здесь есть законные власти, пусть занимаются. Это не наше дело. Позови мистера Сервана.
Глава 4
В три часа утра я сидел в маленькой гостиной «Парадиза». Напротив за столом располагался мой друг Барри Толман. За его спиной стоял косоглазый громила с тяжелой челюстью, в голубом сержантском костюме с белой перевязью, красивым галстуком и в розовой рубашке. Его имя и занятие не составляли секрета: Сэм Питтергрев, шериф. За этим же столом помещалась секретарша с блокнотом для стенографии и местный полицейский, сидящий на стуле возле стены. Дверь в столовую была отворена, и оттуда доносился запах магния — результат фотографирования. Оттуда же раздавалось бормотание оперативников, занимающихся обычными делами: снятием отпечатков пальцев и тому подобное.
Голубоглазый атлет говорил, стараясь скрыть раздражение:
— Я вас прекрасно понимаю, мистер Ашлей. Вы директор курорта, но я представляю правосудие в этом районе и не собираюсь уверять вас, что он наткнулся на нож по несчастной случайности! Будем считать, что я не слышал ваших инсинуаций, будто я использую все возможное, чтобы выдвинуться.
— Все в порядке, Барри. Забудьте это. — Клей Ашлей, стоявший рядом со мной, медленно покачал головой. — Все это выбило меня из колеи. Простите меня, если мои слова вам не понравились. Я пойду и постараюсь поспать. Позовите меня, если понадобится.
Он ушел. Кто-то из столовой позвал Питтергрева. Толман потер рукой воспаленные глаза. Затем он взглянул на меня.
— Я еще раз прошу вас, мистер Гудвин, подумать, не можете ли вы что-либо добавить к тому, что рассказали мне.
Я покачал головой.
— Я сказал вам все, абсолютно все.
— Вы не помните, не происходило ли чего-нибудь в гостиной подозрительного? Или в других местах: чье-нибудь странное поведение, подозрительные разговоры?
Я сказал, что не заметил.
— Когда Вульф тайно позвал вас в столовую и показал вам тело Ланцио, лежащее за ширмой, что он сказал вам?
— Во-первых, он позвал меня не тайно. Это слышали все.
— Но он позвал вас одного. Почему?
Я пожал плечами.
— Это вам лучше спросить у него самого.
— Так что же он сказал?
— Я уже рассказывал вам. Он попросил меня посмотреть, мертв ли Ланцио, и когда я увидел, что так оно и есть, он попросил позвать Сервана.
— И это все, что он сказал?
— Насколько я помню, он еще сказал насчет приятного времяпрепровождения. Иногда он бывает саркастичен.
— Насколько я понимаю, он еще и хладнокровен. Не было ли у него каких-то особых причин быть таким хладнокровным во всем, что касалось судьбы Ланцио?
Я уселся поудобнее. Безусловно, я не собирался раскрывать мысли Вульфа, которые мне были хорошо известны. Я прекрасно знал, почему Вульф пригласил меня в столовую одного и сразу заявил, что это не наше дело. Его больше всего беспокоило то, что при расследовании убийства все осведомленные свидетели не смогут получить разрешение на отъезд или, в крайнем случае, им придется потом приезжать сюда, чтобы присутствовать на суде. Все это в корне противоречило его понятию о спокойной жизни. Такие подробности, конечно, нелегко было объяснить этому парню, который оказался настолько глупым, что попался на наивную удочку с имбирным пивом в клубном купе. Мне, безусловно, было наплевать на задержку в Западной Вирджинии или на возвращение сюда. Все дело упиралось в Вульфа.
Я сказал:
— Конечно, нет. Он никогда раньше не встречал Ланцио.
— Не случилось ли в течении дня чего-либо, что могло касаться этого трагического происшествия?
— Ничего такого я не заметил.
— Не знали ли вы или он о предыдущих покушениях на жизнь Ланцио?
— В отношении Вульфа вам надо спросить у него. Что касается меня, то я не знал.
Мой друг Толман решил пожертвовать новой дружбой ради своего дела. Он положил локти на стол и сказал тоном, который мне не понравился:
— Вы лжете!
Я поднял брови.
— Я лгу?
— Да, вы. Что миссис Ланцио рассказала вам и Вульфу, когда она посетила ваши апартаменты вчера днем?
Надеюсь, что на моем лице ничего особенного не отразилось. Неважно, как он до этого докопался, но оставался только один выход. Я сказал:
— Она поведала нам, что ее муж рассказал ей, будто обнаружил мышьяка сахарной пудре. Она попросила Вульфа попытаться оградить ее мужа от попыток отравления. Она также добавила, что ее муж просил никому об этом не сообщать.
— Что еще?
— Все.
— И вы только что сказали мне, будто ничего не знали — о предшествующих покушениях на жизнь Ланцио?
— Могу повторить это еще раз.
— Вот как? — Тон его по-прежнему был неприятен.
Я усмехнулся:
— Подумайте сами, мистер Толман. Я совсем не стараюсь перехитрить вас. Но примите во внимание одну вещь. Во-первых, только не обижайтесь, пожалуйста, вы еще молодой человек и это ваше первое расследование. Ниро Вульф провел больше расследований, чем вы даже слышали за всю вашу жизнь. Вы знаете, кто он, и знаете его репутацию. Даже если мы и знаем что-либо, могущее навести вас на след, а этого, я повторяю, мы, к сожалению, не знаем, то все равно об этом будет сообщено только в том случае, если мы найдем это нужным. Мы — старые воробьи. Я признаю, например, только факты. Это касается и покушения на жизнь Ланцио. Я могу повторить, что разговор с миссия Ланцио не давал нам никаких фактов. Все, что я знаю — это то, что ее муж, по ее словам, рассказал ей, что он нашел что-то в сахаре. Почему это должен быть именно мышьяк? Анализа не производили, Ланцио не был отравлен, его закололи. Мой опыт…
— Я не интересуюсь вашим опытом, — грубо прервал меня Толман. — Я спросил только, не помните ли вы чего-нибудь подозрительного, предшествующего убийству. Ну и что?
— Я уже ответил вам, что миссис Ланцио…
— Я это уже слышал. Что еще?
— Больше ничего.
Толман обратился к полицейскому:
— Приведите Обелла.
Так вот оно что. Только сейчас я вспомнил глупый разговор с курортным детективом. Когда он вошел, боюсь, на моем лице можно было кое-что прочитать.
Толман сказал:
— Обелл, что говорил вам этот молодой человек вчера пополудни?
Детектив не смотрел на меня. Голос его звучал хрипло.
— Он сказал: Филипп Ланцио будет убит, а когда я спросил, кем именно, он изменил тему разговора.