Страница 47 из 92
Четверо были живы, все на воле, из них один отсидел тридцать лет.
Целая жизнь...
Тридцать лет....
Он был сорока двух лет, когда вошел в тюрьму, и семидесяти двух вышел оттуда. Его звали Сонни Монтлей, и у него была сапожная мастерская где-то в пригороде.
Шерман Вуфф — на него Торренс обрушил весь свой арсенал юриста, и он заработал большой срок. Он покушался на всех, включая судью, но особенно — на Торренса.
Арнольд Гудвин, которому нравилось называться Мучеником.
Сексуальное помешательство.
Торренс вел его дело от начала до конца — до приговора. Потом он сбежал из тюрьмы.
Адрес неизвестен.
Николас Бекхаус, убийца. Ранил полицейского при побеге из тюрьмы. Второго убил. Торренс дал ему большой срок.
Поклялся стрелять в прокурора, как только увидит его на улице.
Адрес неизвестен.
Я сложил вырезки и вытянулся на кровати.
— Теплая компания.
В дверь постучали.
Я достал оружие и, встав за угол двери, сказал:
— Войдите...
Велда вошла, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Хотел меня подстрелить?
— С ума сошла!
— Да, давно.
— Что тебе надо?
— А ты не догадываешься?
Я протянул руки, обнял ее, прижал к себе, запутался губами в ее непокорных волосах, потом потянулся к ее рту, трогая руками бедра. Она прильнула ко мне. Я был голый до пояса, и ее грудь, твердая и настойчивая, сразу прижалась к моему телу.
— Я собираюсь тебе отомстить, милый, пока ты со мной.
— Ты отправишься обратно в кровать.
— Конечно, в кровать, но не обратно.
Она подошла к постели, точными, женскими движениями стала расстегивать свои бесконечные крючки и кнопки. Потом постояла обнаженная, чтобы я мог видеть ее всю, и скользнула под одеяло.
Она ждала.
— Посмотрим, кто кому отомстит,— ответил я. Разделся, лег, погасил лампочку и повернулся к ней спиной. Я крепко зажмурил -глаза, но ощущал ее тепло рядом. -
Мое сердце билось медленно, я сдерживал себя, и все-таки...
Я молча дышал.
— Ты большой подонок,— сказала она ласково.— Если бы я не любила тебя, ты уже был бы покойником.
Глава 5
Я был на ногах еще до восьми. Большое, прекрасное существо со Спутанными волосами, которое пролежало эту ночь, уютно мурлыкая, рядом со мной, потянулось, открыло сонные глазищи, потом улыбнулось.
— Остыла?
— Вполне.
Она показала мне язык.
— Ты мне еще заплатишь за эту ночь.
— Вылезай, у нас много дел.
— Посмотри.
Я повернулся к зеркалу и стал завязывать галстук. Но не смотреть на нее мне не удавалось. Не так просто было оторваться от подобного зрелища. Вот она остановилась на миг у кровати, отлично зная, что я наблюдаю за ней. Потом отправилась в душ, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. И неожиданно я увидел нечто новое — небольшой шрам прямо на выпуклом смуглом бедре. И еще несколько параллельных. шрамов, которые проходили по спине. Такие отметины остаются от финки или другого ножа. Руки у меня дрогнули, и узел вышел неудачный.
Когда она вернулась, вся влажная, дышащая всей своей женской прелестью, завернутая в полотенце на манер сари, я уже не смотрел на нее. Нарочно притворился, что перебираю вырезки, потом отдал их ей и проводил ее до двери. Около лифта погладил ее локоть.
— Со мной не стоит играть так груба, котенок.
— Ты можешь на мне жениться хоть сию секунду — ты заставил меня ждать слишком долго. Или просто... быть со мной...
— У нас нет ни секунды.
— Тогда приготовьтесь к страданиям, сэр.
В конторе Пата я получил дополнительную информацию.
Шерман Буфф — женат, живет в Бруклине, приобрел процветающий магазин электронных товаров. С адресом все в порядке, с деньгами — тоже. Жена красавица, от которой он без ума.
К прежнему возврата нет.
Полиция считает его реабилитированным.
Николас Бекхаус.
Докладывают о нем регулярно. Но он на содержании у своего брата — дантиста. В тюрьме во время драки его ударили. Поврежден позвоночник — он наполовину инвалид. К тому же еще и помешался после этого, и его умственный уровень соответствует развитию десятилетнего ребенка.
Офицер ничего не знал о Гудвине. Сведения перестали поступать три месяца назад. Полиция боялась только, что, прежде чем его найдут, он угробит кого-нибудь.
На Арнольда можно было делать ставку.
Велда сказала:
— Может, узнаем, что с Монтлеем?
— Ему уже за семьдесят.
— Но у него хорошее прошлое. Замешан в историю с. убийством и тремя миллионами.
— Он сидел за убийство. Три раза попадался при побеге, потом его поймали. на этой большой краже, и он заработал себе пожизненное заключение.
— Это может любого свести с ума.
— Может быть. Но после тридцати лет отсидки семидесятилетние старики хотят подышать воздухом, а не идти на мокрое дело. Будь логичной!
— Все равно давай зайдем, Майк.
Этому старику принадлежала небольшая сапожная мастерская, и сам он сидел с утра уже за своей лапой, вбивая гвозди в чью-то туфлю.
Он молча .покосился на нас сквозь очки, выбритый и почти лысый, старый Санта-Клаус.
Когда он покончил с туфелькой Велды, я сунул ему доллар. Он посмотрел пристально и буркнул, сдвинув ближе очки к переносице:
— Репортер?
— Глупости говорите, отец.
— Выглядишь-то ты как коп, но полиция мной больше не интересуется. Во всяком случае, городская. Значит, ты не оттуда’, а? У меня, знаешь, много дела было
с ними в жизни. Не давал им разочаровываться в себе, Зачем пришел?
— Это ваша мастерская?
— Да. Тридцать лет копил денежки. А сапожничать я еще в тюрьме выучился. Это все, что тебе интересно?
— Это хорошо, Сонни, что вы по-прежнему любопытны. А пришел я напомнить насчет вашего старого обещания пришить Сима Торренса.
— Ну, тогда у меня кровь бурлила. Теперь, если он окочурится, то я плакать не стану, а что касается пришить, мистер... э...
— Мистер Хаммер.
— Так вот, мистер Хаммер, не хочу опять сидеть за стеной. Правда, будет то же самое, к чему я привык за тридцать лет. Но мне это уже приелось. Ясно?
— Вполне.
— И потом, там у меня было много желаний — переспать с женщиной, например. Одна мысль о женских ногах... Убить Торренса и его проклятые мозги выбить из его головы — это перегорело. И 'когда репортер, вроде тебя, подъедет с вопросами, тогда... Непонятно я говорю? — Он откашлялся.— Я в молодости по бабам с ума сходил. И они от меня. Вот и надавали они мне прозвищ, Сонни, например. Выглядел я мальчонкой...
Он замечтался, но потом вернулся к разговору и с гордостью развернул перед нами номер «Уорлда» тридцатилетней давности.
Там он был героем. Все первые полосы были полны его подвигами и пестрели его фамилией. И еще одна фамилия— Бласк Коплей. Кража. Три миллиона. Такси с неизвестным номером, которое полиция никогда больше и не видела, и Бласк Коплей, канувший в лету с тремя миллионами долларов. Сонни прострелили ногу в перестрелке, и он не смог удрать. Сим Торренс осудил его, и Сонни поклялся его убить, когда вернется...
Он вернулся и перестал желать смерти Торренса.
На улице Велда сказала:
— Патетично, не правда ли?
— Они все такие.
В конторе я оставил Велду и дал ей инструкции: найти все по Левиту и Ручке. Тоби сказал, что старые волки снова входят в игру. На это должны быть причины. Причины должны быть и для двух трупов, для покушений на меня и на Сью,— где-то должен быть человек, который знает ответ...
После этого я дал таксисту адрес конторы Торренса и откинулся на сиденье. Манхеттен бурлил, движение было...
Вдруг прямо перед моим лицом мелькнул силуэт машины. Кто-то вскрикнул, я перекатился на сиденье, и нас накрыла волна лязга, шума, битого стекла и треска.
Потом наступила тишина, как всегда бывает после происшествия.
Передо мной слабо застонал шофер, его грудь была вдавлена в руль. Чьи-то руки уже открывали дверцы машины, чтобы извлечь его. Я помог поднять тело и вылез сам, отряхиваясь от осколков. Люди столпились около водителя. Ему- досталось. Но еще больше он был потрясен случившимся. Бывало, что водители автофургонов налетали на такси, но тут — другое. В фургоне вообще никого не было. Кто-то сказал, что человек из фургона выпрыгнул наружу и притворился, что ему плохо, а потом довольно резво добежал до метро и нырнул в подземку. '