Антихрист

Они первосвященники, сыновья их казнохранители, их зятья пристава, а их холопы бьют нас палками.

Борьба между этими разбогатевшими жрецами, дружившими с римлянами и заимствовавшими от них в своей личной и семейной жизни привычки роскоши, и бедными священниками, которых поддерживал народ, таким образом началась. Каждый день происходили кровавые сцены. Бесстыдство и дерзость первосвященнических родов доходили до того, что они посылали своих людей собирать десятину, принадлежавшую высшему духовенству; тех, кто отказывался платить, били; бедные священники жили в нищете. Представьте себе чувства набожного человека, еврейского демократа, избалованного обетования ми всех пророков, с которым дурно обращаются в его храме (его доме!) дерзкие холопы неверующих эпикурейцев-жрецов! Христиане, группировавшиеся вокруг Иакова, стояли на стороне этих обиженных, которые, вероятно, как и они, были людьми святой жизни (хасидим) и пользовались популярностью. Нищенство сделалось как бы добродетелью и признаком патриотизма. Богатые классы дружили с римлянами, и, по правде сказать, богатство было в руках римлян и его нельзя было достигнуть без некоторого рода отступничества и измены. Таким образом, ненависть к богатым была признаком благочестия. Будучи вынужденным работать на постройках Иродов, чтобы не умереть с голоду, и видя в этих сооружениях только пышную выставку их чванства, хасидимы считали себя жертвами неверных. «Бедный» стало синонимом «святого».

Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровища на последние дни. Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания. Вы осудили, убили праведника; он не противился вам.

В этих любопытных строках уже чувствуется брожение духа социальных революций, которым спустя немного лет предстояло обагрить кровью весь Иерусалим. Нище с такой силой не выражалось то чувство отвращения к свету, которое составляло душу первоначального христианства. «Хранить себя неоскверненным от мира» — вот высший принцип. «Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу». Всякое желание есть суета, иллюзия. Конец так близок! К чему жаловаться друг на друга? К чему заводить тяжбы? Истинный судья идет, он уже у дверей.

Теперь послушайте вы, говорящие: «сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один год, и будем торговать и получать прибыль; вы, которые не знаете, что случится завтра; ибо что такое жизнь наша? Царь, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Вместо того, чтобы вам говорить: если угодно будет Господу или живы будем, то сделаем то или другое».

Когда он говорит о смирении, терпении, милосердии, об экзальтации униженных, о радости, которая заключается в слезах, то представляется, что Иаков хорошо запомнил собственные слова Иисуса. Но тем не менее, чувствуется, что он сильно держится Закона. Почти целая глава его послания посвящена предостережению верующих против учения Павла о бесполезности дел и о спасении верой. Одна фраза Иакова (11,24) представляет непосредственное отрицание фразы из послания к Римлянам (111,28). В противоположность апостолу язычников (поел, к Римлянам, IY, I и сл.), что Авраам достиг спасения путем дел, что вера без дел мертва. Веру имеют и демоны, но, очевидно, они ею не спасутся. Тут, выходя из своей обычной умеренности, Иаков обзывает своего противника «человеком неосновательным». В одном или двух местах можно заметить отдаленный намек на прения, которые уже разделяли Церковь в то время и которые несколько веков спустя наполнят собой историю христианского богословия.

Дух высокого благочестия и трогательного милосердия одушевлял эту Церковь святых людей. «Чистое и непорочное благочестие перед Богом и Отцом, — говорит Иаков, — есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях». Власть давать больным исцеление при помощи помазания елеем рассматривалась как право, общее всем верующим; даже неверующие видели в этом способе лечения специальный дар христиан. Старейшины, по общему мнению, обладали им еще в высшей степени и, таким образом, обратились в некоторого рода духовных врачей. Иаков придает этой сверхъестественной медицине особенно важное значение. Этим положена была основа почти всем католическим таинствам. Исповедование грехов, уже издавна практиковавшееся у евреев, рассматривалось как прекрасное средство прощения и исцеления, два понятия, неразлучные в верованиях той эпохи.

Злостраждет ли кто из вас? пусть молится; весел ли кто, пусть поет псалмы. Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазавши его елеем во имя Господне, — и молитва веры исцелит болящего и восставит его Господь; и если он сделал грехи, простится ему. Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться; много может усиленная молитва праведного.

Апокрифические апокалипсисы, в которых с такой силой выражались религиозные страсти народа, жадно воспринимались в этой маленькой группе экзальтированных евреев, или даже скорей нарождались возле нее, почти в самых ее недрах, так что ткани этих странных произведений и писаний Нового Завета часто бывает очень трудно отличить одну от другой. Этого рода памфлеты вчерашнего происхождения принимались действительно за настоящие слова Еноха, Варуха, Моисея. Распространялись самые странные верования, почерпнутые главным образом из книг Еноха, насчет ада, мятежных ангелов, провинившихся гигантов, навлекших всемирный потоп. Во всех этих баснях были ясные намеки на события той эпохи. Кто эти предвидящий Ной, благочестивый Енох, постоянно предсказывающие потоп безумцам, которые тем временем едят, пьют, вступают в браки, собирают богатства, как не ясновидцы последних дней, тщетно предупреждающие легкомысленных современников, не желающих допустить мысли, что приближается конец мира? К легенде Иисуса присоединилась целая ветвь, нечто вроде периода подпольной жизни. Ставится вопрос, что он делал в течение трех дней, проведенных в могиле. Общим желаниям соответствовало предположение, будто в это время Он вел борьбу со смертью, спускался в адские темницы, где были заключены души мятежных и неверующих, что он проповедовал теням и демонам и подготовил их освобождение. Такая концепция была необходима для того, чтобы Иисус оказался всеобщим спасителем в полном смысле этого слова: Св. Павел в своих последних посланиях также принимал ее. Однако эти фикции не нашли себе места в рамке синоптических Евангелий, без сомнения, потому что рамка эта была уже установлена в то время, как народились эти легенды. Они и остались, так сказать, в воздухе, вне евангельских текстов, и вылились в определенную форму значительно позднее в апокрифическом произведении, получившем название «Евангелие от Никодима».

Работа по преимуществу христианского сознания совершалась, однако, в тиши в Иудее и в соседних странах. Синоптические Евангелия создавались стих за стихом, подобно тому, как живой организм мало-помалу совершенствуется и под влиянием таинственной внутренней причины достигает полнейшего единства. В тот момент, до которого мы теперь дошли, существовал ли уже какой-либо писанный текст о деяниях и словах Иисуса? И если речь идет об апостоле Матфее, то составил ли он уже свою редакцию поучений Господа на еврейском языке? Изложил ли письменно свои заметки о жизни Иисуса Марк или тот, кто принял его имя? В этом можно сомневаться. В частности, у Павла наверное не было в руках ни одного из сочинений, содержавших собственные слова Иисуса. Имел ли он в своем распоряжении, по крайней мере, устное предание об этих словах, основанное на воспоминаниях? Такого характера предание у него замечается относительно Тайной Вечери, быть может, также о Страстях и до известной степени о Воскресении, но не о притчах и не о Сентенциях. В его глазах Иисус — жертва искупления, сверхчеловеческое существо, воскресший из мертвых, но не моралист. Он цитирует слова Иисуса в неопределенных выражениях, и цитаты эти не имеют никакого отношения к поучениям, которые вложены синоптическими Евангелиями в уста Иисуса. Прочие апостольские послания, равно как и послания Павла, также не дают основания предполагать, чтобы существовала в то время какая-либо из этого рода редакция слов Иисуса.