ЧaйфStory

В жизни все бывает вовремя: стоило собраться, чтобы, наконец, полностью отдаться святому делу мечтаний о музыке, как на их головы, тогда еще вполне невинные, посыпались Майк с Гребенщиковым, властно принуждая с мечтами завязывать, браться за дело, то есть меняться. Как сказано, Шахрин писал песни, но к рок-н-роллу мало причастные — то бардовские, то странно патриотические, а то и откровенно самопальные. Хотя некоторая подъездная прелесть в них присутствовала, чтобы впоследствии окрепнуть и придать Володиному творчеству характерный оттенок дворовой демократии.

Теперь же слушали нечто, производившее впечатление почти ниагарское. В первую очередь тем, что им пели «песни на родном языке». А во-вторых, это был любимый с детства, давным-давно в душах взлелеянный, но казавшийся совершенно вручную недостижимым настоящий рок-н-ролл. Питерский, свободный, наглый, свой!.. Тем более желанный, что под боком существовал еще и свой свердловский рок…

Ох, это было монстрозное нечто!

Хотя на самом деле его почти что не было. Две группы, «Трек» и «Урфин Джюс», обе в глубочайшем подполье и в полуобморочном состоянии. Породил и ту и другую Сан Саныч Пантыкин, фигура весьма примечательная: маленький, очкастый, очень талантливый. Теперь он называется «Дедушкой уральского рока» (титул сам себе придумал и распропагандировал), а тогда был папой. Через его музыкальные руки прошли так или иначе «Сонанс», «Трек» (генетически), «Урфин Джюс», «Наутилус», «Настя», группа Белкина, «Агата Кристи», «Апрельский марш» и так далее. Всех он пестовал, всем помогал, наставлял и т. д. и т. п. Через его руки не прошел только «Чайф», но Пантыкин умудрился однажды в «Чайфе» поиграть…

Сперва он реорганизовал «Сонанс», откуда его тут же выгнали, получился «Трек», а Сан Санычу пришлось делать «Урфин Джюс». Обе группы несли на себе отпечаток незаурядной личности Пантыкина: грешили одновременно профессионализмом и поразительной наивностью, были тяжеловесны, склонны ко всякого рода экстремизму, ярки, во многом схожи, в остальном противоположны. Внутри каждой шла тихая война. А кроме того они воевали друг с другом, а еще с властями воевали, такой был полигон. Обе из соображений конспирации и повышения собственного престижа вели политику максимальной закрытости. Поклонники их также делились на военные лагеря, любитель «Трека» никак не мог слушать «Урфин Джюс», и наоборот. Кстати, поклонникам тоже приходилось жить в обстановке глухого подполья, потому поклонники группировались вокруг музыкантов, изо всех сил пытаясь без особой нужды круг избранный не расширять. И все это вместе напоминало шумный детсад.

Главным было вот что: и «Трек», и «УД» были «супергруппы». Что это значит? В данном случае только то, что популярность — не самое важное, куда важнее некое монстрозное самосознание, своеобразный тип мегаломании, позволяющий еще не сойти с ума, но и среди людей нормальных уже не числиться. Свойство, кстати, вполне ординарное среди писателей, актеров и музыкантов, хотя далеко не многим удается передать его публике. «Треку» и «УД» это удавалось, чувствовалось в зале даже при дурной аппаратуре, но не всем приходилось по душе.

Неудивительно, что людей минимально демократической ориентации в равной степени отпугивали и «Трек», и «УД». А кроме них никого не было, и хотя в стране уже говорили о неком «свердловском роке» как о движении, на самом деле он сводился к десятку человек, не больше. Кстати, в Свердловске записи свердловских групп достать было куда проблематичнее, чем записи тех же питерцев. А при ближайшем рассмотрении вообще оказалось, что питерцы во всех отношениях ближе, во всяком случае подражать землякам или, так сказать, «идти у них в фарватере», наши герои не могли и не желали.

Итак, «это были «УД», «Трек», «Зоопарк» и «Аквариум». Толчок получился очень серьезный, появились конкретные модели того, как это может существовать. А Володя показывал свои песни, рассказывал о том, как они в техникуме играли… Я хотел, чтобы Володя свои песни записал не в бардовском варианте, чтобы был «саунд», была рок-музыка. Ни о каких концертах мыслей не было, речь шла только о приобщении к магнитной записи» (Кукушкин).

Так добрались до записи Володиных песен. Инициатива Кукушкина.

(физиономия)

«Музыкантом группы я не был,

потому что музыкантом и не был».

В. Кукушкин

«Кукушкин — очень славный человек, классический представитель поколения «дворников навсегда». Человек сам в себе из категории ботаников» (Бегунов). Высокий, чуть анемичный, умный, но путаный. Ребенок из хорошей академической семьи с ярко выраженной страстью к, если можно так сказать, «академическому андеграунду» — совершенно питерский персонаж, которому крепко не посчастливилось родиться на Урале.

Еще до появления Шахрина Вадик занимался на дому экспериментами со звукозаписью: «Я делал композиции из примитивных басовых рисунков, на которые методом перезаписи с магнитофона на магнитофон накладывалась куча конкретики и разные партии труб. Обычные металлические трубы, в них высверливались отверстия, то есть интервалы там были, но совершенно дикие. Получалась довольно бредовая музыка, а сверху я начитывал стихи» (Кукушкин). Современным языком, выражаясь, Вадик занимался авангардным семплированием, делом для начала восьмидесятых настолько опережавшим реальность, что серьезно к нему не относился даже автор. Музыкантом в полном смысле слова Кукушкин не был никогда.

«Я попервости пробовал приобщиться к группе в качестве бас-гитариста, но в связи с моей полной музыкальной несостоятельностью это дело быстро отменилось» (Кукушкин).

«Кукушкин вообще принципиально ни на чем не играл, потому и придумал эту «панк-трубу» из дыхательной трубки для подводного плавания. Он в нее вставил какую-то палочку и совершенно нелепые звуки из нее извлекал» (Бегунов). «И мы попробовали сделать первую запись на магнитофон, Вадик дудел на «панк-трубе», Олег стучал, не помню, по чему…» (Шахрин). Сам Шахрин играл на гитаре и пел. Записывали прямо в ВИА «Песенке», в живую на два микрофона и бытовой магнитофон.

«Из песен, помню, был «Квадратный вальс», — с трудом вспоминает Кукушкин, — впоследствии они практически все не сохранились в репертуаре. Уровень был полностью самодеятельный, альбомом это, конечно, никак не могло считаться».

И тем не менее, это был уже реальный результат — запись!

«Встал вопрос: а как мы ее назовем? Шахрин принес бумажку, на которой написаны, были песни, участники и как дежурная версия название «Визовский пруд». Это было его предложение. Причем, Шахрин его предложил в качестве названия группы, хотя тогда группы не было» (Кукушкин). Так группа чуть не получила довольно странное название. Визовский, а правильнее, Верх-Исет-ский пруд — довольно большой, очень грязный водоем на западной окраине Свердловска, названный в честь не то верховий реки Исети, не то ВИЗа, завод такой, гигант металлургический. Кукушкина эта водоемная галиматья привела в ужас, и Вадик придумал название «Чайф».

Это, конечно, тоже была галиматья, но иного рода. «Обычно название с напитком связывают, но для меня оно с напитком никак не связано, — размышляет Кукушкин. — Я тогда занимался экспериментальным сочинительством, чай — это было понятие экзистенциальное. Возникла контаминация «чая» и «кайфа», и когда его через черточку стали писать, мне обидно было — это одно слово. Меня привлекала какая-то размазанная семантическая аура, когда ничего конкретного в слове не появляется» (Кукушкин).

Однако мы играем словами ровно в той степени, в какой слова играют нами. Первоначально название принято было писать так:

«Чай-Ф».

А что наши музыканты пили?

«Чифирь».

Такая «размазанная семантическая аура»… Шахрин еще не знал, что у них за «чай» в ходу, а Кукушкин уже группу назвал… Хорошо хоть не «Чифирем»…