Страница 15 из 19
Как во всех закрытых учреждениях, у нас также существовали «обожания». Очень часто младшие возгорались любовью к старшим и, когда могли, высказывали им свое восхищение. Моя подруга Леночка Матушевская имела такую поклонницу, на два класса моложе нас. Очень бойкую, оригинальную девочку; звали ее Таня Македон, а прозвище было Стенька Разин. Она была жгучей брюнеткой с совершенно зелеными глазами, со смуглым, но свежим цветом лица. Была всегда крайне возбуждена, пела, громко смеялась. В саду на прогулке выкидывала такие номера, что приводила в ужас классных дам. На гигантских шагах летала так высоко, что подвергалась опасности убиться, а с ледяных гор слетала на коньках, чего никто никогда не делал. Словом, всех пугала своей чрезмерной отважностью. Она постоянно ловила Леночку во время переменок и умела ее уговорить с ней пройтись и поболтать. Когда они были вместе, мы ими любовались. Леночка, светлая блондинка, голубоглазая, рядом Таня, с монгольскими чертами продолговатого лица, лихими манерами и вечным смехом, который давал возможность любоваться ее ровными, белыми, но какими-то хищными зубами. От нее веяло примитивной дикостью, чем-то непривычным и любопытным.
Через несколько месяцев этой дружбы Леночка начала тяготиться ею и стала ее избегать. Она мне как-то сказала: «Таня мне действует на нервы». Особенно потому, что наступал период серьезных занятий. Ведь мы приближались к экзаменам на аттестат зрелости. Нельзя было терять время по пустякам. Леночка шла на шифр[18]; она была первой ученицей и много трудилась.
Драма произошла так неожиданно, что никто не успел опомниться. Обыкновенно по окончании классов перед ужином был большой перерыв. Леночка на вызов Тани отказалась наотрез и не вышла на прогулку, ссылаясь на уроки. В сильном возбуждении Таня побежала в свой класс. Там первой попавшейся ей подруге она сказала, что решила покончить с собой, и затем выбежала из класса. Подруга Маруся выскочила за ней следом, чтобы ее успокоить. Таня бросилась по черной лестнице наверх на пятый этаж и перелезла через перила. Маруся ухватила ее за юбку, начала громко кричать, но было поздно, удержать ее она не смогла. Таня упала на каменный пол, ведший в подвал. Когда ее подобрали и унесли в наш лазарет, она была еще жива. Вызвали нашего милого батюшку, отца Виктора. Взволнованный, переполошенный явился он, наш доктор и сестры милосердия. «Что ты наделала, безумное дитя», – сказал отец Виктор. Она тихо промолвила: «Простите, батюшка». Со слезами он ее благословил, и она скончалась. Ее голова была совершенно разбита, и никакой надежды на спасение не было.
Атмосфера ужаса неотвратимого несчастья нависла над всем институтом. За Леночкой приехали ее дядя и тетя и с разрешения начальства забрали ее домой. Она была в ужасном состоянии нервной депрессии.
Отпевание Тани было печальным событием в нашей однообразной жизни. Регентшу Леночку заменила Женя Мезенцева. Таня лежала в гробу как живая. Ее лицо, словно восковое, не отражало тех страданий, которые она перенесла. Отец Виктор служил спокойно и вдохновенно, но его голос иногда срывался и дрожал. Тогда мы все чувствовали, что он глубоко взволнован и тяжело переживает трагическую смерть Тани. Мать Тани была актриса, ее вызвали телеграммой. Во время отпевания она горько плакала.
В эти тяжелые моменты мы все поняли, что жизнь Тани не была похожа на нашу, то есть, вернее, ни на чью. Мать никогда ее не брала домой. Летом она ездила с институтом на берег моря, куда обыкновенно забирали тех сирот, которым некуда было деться. Мы, старшие, почувствовали, что произошла большая драма у бедной девочки, в сущности брошенной и одинокой.
Жизнь всегда берет свое; скоро все успокоилось, утихло, дни потекли за днями, однообразно. Еще другое событие произошло в ту зиму, взволновавшее наш класс. С нами учились две сестры-близнецы, магометанки из Туркестана. Обе совершенно разные. Рабига была очень красива, той азиатской красотой, которая резко отличается от европейской. Но она была надменна, холодна и ни с кем не дружила. Ее сестра, Райхан, была совершенная противоположность. Высокая, немного грузная, чересчур смуглая, с приплюснутым носом. Когда она смеялась, рот был до ушей, а по характеру это был настоящий рубаха-парень. Во всех проказах она участвовала, со всеми дружила, и ее все любили.
Отец Виктор приходил к нам три раза в неделю на уроки Закона Божьего. На этих уроках инославные не присутствовали. К католичкам приходил ксендз, а к протестанткам – пастор. По воскресеньям их водили в их храмы. Наши магометанки почему-то уроков религии не брали. Райханка стала иногда проникать на уроки отца Виктора и заинтересовалась православием. Мы наивно решили, что сделаем большое дело, если обратим ее в нашу религию, и стали всячески знакомить ее с ней. Но нашему плану не суждено было осуществиться. Отец Виктор скоро заметил, что Райханка приходит на уроки Закона Божьего, и забеспокоился. Мы ему объяснили, что она хочет перейти в православие. Он очень строго нам сказал: «А вы подумали о том, что ее родители так далеко? Мы никакого права не имеем тайком от ее родителей отрывать ее от обычных ей традиций, это нечестно. Господь один для всего мира, религий много, но мы обязаны уважать веру каждого человека». Райханка заплакала и подошла к отцу Виктору, который ее благословил. Он ей сказал: «Христос велел нам любить всех, мы тебя очень любим, но ты не должна ничего менять в своей вере без согласия родных».
Рабига стояла тут же неподалеку, выражение ее лица было злобное и возмущенное. Она обо всем написала родителям, вероятно, с особенным освещением. Вскоре явился их отец, настоящий узбек. Он забрал их обеих, не дав окончить институт, несмотря на то что оставалось несколько месяцев до экзаменов.
Мы узнали, что графиня Кайзерлинг всячески его уговаривала оставить их до выпуска. Она клялась, что никто не собирается влиять на Райхан, что ей запретили ходить на уроки отца Виктора, но все это не помогло. Видимо, донос Рабиги был очень убедительным и сильно на них повлиял. Перед отъездом сестры ссорились между собой и часто говорили на своем языке, так что мы ничего не понимали.
После долгих сидений на подоконниках, под таинственным освещением белых петербургских ночей, наступили экзамены, так определенно решающие нашу судьбу. Я боялась больше всего математики, так как к ней я никогда не пристрастилась и чувствовала свою неспособность к этому предмету. Наше обычное выражение «Пифагоровы штаны на все стороны равны» – единственное геометрическое определение весьма несложного правила, которое мне было ясно. Экзамены происходили в большом зале. Посредине стояли столы высшего педагогического персонала, также нашего институтского, с графиней Кайзерлинг во главе. Парты были расставлены на порядочном расстоянии друг от друга, учителя ходили между партами и наблюдали. Помню письменный экзамен немецкого языка. Я в нем была гораздо слабее, чем во французском. Тема была задана трудная: изложение из «Гибели богов». Сара Рейнер, с которой я очень дружила, балтийская немка, обещала мне прислать шпаргалку, что было нелегко. Я увидела около своей парты аккуратно сложенный комочек бумаги, но поднять его не решалась. В это время проходил наш преподаватель Берман, он наклонился, поднял явную шпаргалку и сказал: «Fräulein Ale
Устные экзамены проходили иначе. Нас вызывали по алфавиту, я была вторая. Мы вытягивали билеты, затем имели право отойти в сторону, просмотреть и обдумать мысленно то, что спрашивалось. Но тут мы определенно умудрялись жульничать. Например, экзамен истории, которую мы проходили по Ключевскому, мы этот учебник застегивали английскими булавками в нижнюю юбку, отходили для раздумья к окну, находившемуся сзади всех экзаменаторов, быстро вытаскивали книгу, просматривали, затем молниеносно застегивали и смело отвечали. Но на это отваживались лишь очень храбрые; однако никто никогда не был пойман. Все предметы прошли у меня вполне благополучно. За французский и русский языки я получила двенадцать с крестом, что было высшей отметкой; но знаю, что по математике мне поставили семерку по крайней снисходительности.
18
Нагрудный знак отличия, которым награждали лучших выпускниц учебных заведений: золотой вензель в виде инициала Императрицы. Носили шифр на белом банте с золотыми полосками.
19
Фрейлейн Алейникова, вы кое-что потеряли (нем.).