Страница 13 из 19
Во время учебного года произошло одно происшествие, взволновавшее весь наш персонал своей неожиданностью. Начальство нам заявило, что скоро к нам приедет императрица Мария Федоровна, наша попечительница. Началась усиленная чистка всех помещений, приборка всего, что, казалось, было в беспорядке.
Следили за нашими прическами, волосы должны были быть прилизаны до безобразия. Все это мы терпеливо переносили, так как нас ждала большая награда.
Обыкновенно после появления императрицы нам давали три дня полного отдыха от занятий. В эти свободные дни нас возили в Мариинский театр, оперу или балет. Нас рассаживали в просторных, удобных ложах, и каждая ученица получала коробку хорошего дорогого шоколаду. Понятно, что мы ждали появления Государыни с большим нетерпением. Но, однако, намеченные ею дни прошли, и она не появлялась.
Так прошли недели три, мы уже перестали ее ждать. Как-то, вернувшись с обычной прогулки в саду, мы быстро засунули наши теплые одежды в шкапы в нашей раздевалке и торопились в классы на урок. Вдруг показался наш инспектор, Ванятка, так мы прозвали почтенного Ивана Ивановича. Он был какой-то грозный, растерянный и громко прокричал: «На места! Скорей, Государыня приехала!» Как назло, в тот день мы все позавились на кочергах, которыми дежурный печник ворошил дрова в печке. В дортуарах не было парового отопления.
У всех были прически, словно перед балом. Был четверг, приемный день, вот и постарались. Мадам Вольф как раз дежурила; она отчаянно уговаривала «подобрать патлы», но было поздно. Вошел на урок француз Корню, бледный как полотно. Он ужасно боялся Марии Федоровны и вообще всех высокопоставленных лиц.
За ним вслед вошла Государыня. Небольшая, худенькая, скромно одетая, с приветливой улыбкой. Она направилась к предоставленному ей креслу; ответила по-французски на наше приседание («Бонжур вотр мажестэ») и окинула всех добродушным взглядом.
Корню сразу же вызвал меня, чего вообще никогда не делал. Я не имела ни малейшего понятия, что задано, смутилась, но, вспомнив, что на днях читала какой-то небольшой рассказ Мопассана, решила его изобразить по возможности. «Классюха» смотрела на меня с ужасом. У Корню дрожали руки, но, когда я кончила, Государыня сказала: «Mais c'est très bien, mon enfant, je vous félicite»[14] – и протянула мне руку. Я подошла и, приложившись к протянутой ею руке, с приседанием, как этого требовал этикет, отступив три шага, вернулась на свое место.
Затем Корню вызвал Леночку; она великолепно прочитала заданный урок, получила также похвалу и одобрение.
После этого Мария Федоровна встала и направилась к выходу, посетить другой класс. Мы все поднялись, и, к полному нашему изумлению, она сказала: «Comme vous êtes toutes bien coiffées, mes enfants, cela vous va bien»[15].
Конечно, после этого больше никто не хотел зализывать волосы. Все начали завиваться ежедневно. На упреки классных дам все отпарировали: «Государыня разрешила». Действительно, она это сказала при Корню и при мадам Вольф, которая перестала возражать.
Говорят, графиня Кайзерлинг, узнав об этом инциденте, много смеялась. Она была очень либеральная и снисходительная.
Сразу произошел большой перелом в нашу пользу. Младшие классы можно было еще удерживать от чрезмерного кокетства, и то с трудом.
Несмотря на усиленные занятия, зима во втором классе проходила очень уютно и весело. На рождественских каникулах устраивались вечеринки у многих подруг. У нас на Литейном тоже был организован банкет со многими приглашенными, танцевали до утра. Некоторые подруги пришли с братьями. Самые уютные вечера были в семье Глиндеман. Две сестры, Лиля и Муся, учились в институте. Лиля была в моем классе, и я с ней очень дружила. Их отец, полковник, заведовал Монетным двором в Петропавловской крепости. У них там была прекрасная казенная квартира. Их было семеро детей. Старший сын Володя был уже молодым офицером в 4-м Стрелковом полку, который там же и стоял в Петропавловской крепости. Коля был еще в кадетском корпусе, остальные все были девочки.
У них было особенно весело. На всех вечеринках появлялись близкие товарищи Володи, Тухачевский11 и Толмачев, наши любимые танцоры.
Как всегда в те времена, собирались гурьбой, не только молодежь, но и пожилые. Они обыкновенно играли в карты в небольшой уютной гостиной. Тех девиц, которые приезжали одни, без родных, как я, кавалеры провожали домой по окончании танцев и не скупились на лихачей. Лихачами назывались извозчики, имевшие более удобные сани и быстрых лошадей, они были дороже обыкновенных. Когда Питер был завален снегом, обычно передвигались на санях, но все же в те времена уже начинали появляться автомобили.
Вечеринки с танцами также устраивались у Маргариты Фитингоф-Шель12, но там был настоящий светский бал. Несмотря на роскошь угощений, много шика и блеска, да и немало снобизма, нам не хватало нашей обычной, более интимной атмосферы. На большие балы мы тоже ездили всей компанией. Тухачини и Толмачини[16] нас часто сопровождали.
Кроме балов, мы увлекались скейтинг-рингом[17]. Он находился на Марсовом поле, в большом закрытом помещении. Вокруг катка были ложи со столиками. Сюда приходила публика посмотреть на спортивные бега и закусить. Было немало виртуозов, они танцевали и выкидывали всевозможные номера на роликах. Почти всегда появлялся Великий князь Дмитрий Павлович. Красивый, стройный, всегда элегантный, он производил впечатление, все его знали.
Собрались мы на каток целой компанией. Были все из Петропавловской крепости, Маргарита Фитингоф с братом-юнкером и другие. Заняли столик для передышек и ринулись на трек. В тот день было много публики. Дмитрия Павловича все отличали издали. Его стройная фигура плавно скользила среди большой толпы бегунов. Духовой оркестр гремел что-то бодрящее, словом, приятная атмосфера беззаботности висела в воздухе. Вальсировала я со своим постоянным кавалером по скейтинг-рингу Кобылиным. Это был очень красивый гвардейский офицер, но его фамилия, хотя и дворянская, приводила нас всех в смущение. Издали, за нашим задержанным столиком, я увидела дядю Жоржа, он мне махал рукой. Рядом с ним стоял юнкер среднего роста, его лицо мне показалось знакомым. Я бросила своего кавалера и подкатила к барьеру, где находился наш столик. Дядя Жорж мне приветливо улыбался, он указал на юнкера и сказал: «Не узнаешь? Это твой старый приятель, сосед по Раздолу, теперь он здесь, в Николаевском кавалерийском училище». Да, это был действительно Алеша Бжежицкий, с которым было связано столько воспоминаний вместе проведенного детства. Он сильно покраснел, когда поздоровался со мной.
Мне он показался смешным. Его ярко-рыжие волосы, чрезмерное количество веснушек на продолговатом лице, а главное – какая-то слишком робкая манера себя держать, совсем не столичная. Все это невольно оттолкнуло меня. Но я предложила ему покататься со мной на роликах. Оказалось, что этот спорт ему незнаком; повертелись минут десять; я снова умчалась в середину трека и была захвачена общим течением.
Однако пришлось остановиться. Дядя Жорж усиленно звал, он нас всех угощал шампанским, надо было присутствовать. Алеша, сидевший рядом, спросил меня, не хочу ли я на другой день пойти покататься с ним на коньках, как мы это делали в детстве. Я согласилась, и мы назначили свидание на одном из катков на Неве. Когда мы вернулись домой, дядя Жорж подтрунивал надо мной, что я так холодно встретила своего «бывшего жениха». Действительно, нас с ним сватали с детства. Наше катание на коньках нисколько нас не сблизило. Он упорно молчал, краснел и навел на меня ужасную скуку.
В тот сезон было особенно много балов. Частные балы обычно давались по пятницам или субботам, чтобы кавалеры могли выспаться. Петербургские извозчики знали по освещенным окнам и по скоплению частных экипажей, где сборище, и устраивали выжидательную стоянку, чтобы не пропустить заработок. Обычно танцевали под звуки рояля; для этого приглашался опытный тапер. Иногда тапер проигрывал несколько танцев, и никто не начинал танцевать. Почему-то почти всегда, когда начинали слышаться звуки вальса из «Веселой вдовы», молодые кавалеры натягивали перчатки и начинали приглашать намеченных ими дам. Танцевали вальс, польку, падекатр, венгерку, падеспань, лезгинку и, конечно, мазурку и кадриль.
14
Но это очень хорошо, дитя мое, я вас поздравляю (фр.).
15
Как вы хорошо причесаны, дети мои, это вам так идет (фр.).
16
Прозвища Тухачевского и Толмачева.
17
Каток (англ.).