Страница 21 из 27
Евгений Иванович с сомнением глядел на меня, мялся, теребил ворот халата.
— Что, бумагу подписать? Под свою ответственность и так далее? Давайте.
— Олег, вы не понимаете. Нужно строго соблюдать режим, иначе…
— Слушай, дядя! — грубо перебил Андрей. — На Ленинском высотка горит! Там народу — тьма!
Доктор побледнел.
— На Ленинском? Какой дом?!
— Коли ему чего надо. Быстро! — Пётр развернул врача и толкнул в коридор. — Бегом!
— Вылазь! Да вылезай же! — звал охрипший от дыма Игорь. Брат под столом плакал и мотал головой, забившись к самой батарее.
— Глупый, нужно спрятаться! Я читал! Нос и рот тряпками обмотать. Ну! Иди сюда! — Игорь махал перед носом карапуза полотенцем, но Лёшка только размазывал слёзы, часто-часто моргая.
Игорь опустил руки: вытащить брата силком не получится, известно по опыту — уцепится за ножки, да ещё брыкаться начнёт. Мама и то не всегда могла оторвать Лёшку.
— Я маме пожалуюсь! — в отчаянии заорал Игорь. — Она тебя заругает! Понял? И отшлёпает. Потому что я старший и меня надо слушаться!
— Не, не! — Лёшка заревел в голос и пополз к брату. — Я буду…
— Вот так-то, — сказал Игорь, накручивая ему на лицо мокрое полотенце. Получилось неважно — криво-косо, концы болтаются, того и гляди сползёт. Зато Лёшка успокоился, даже обрадовался чему-то. Уставился на брата, как бы спрашивая: «А дальше?» На светлых ресницах повисли слезинки.
Отведя братишку в ванную и усадив под раковину, Игорь вернулся за покрывалом. В комнате почти ничего не было видно от дыма; мальчишка на ощупь сдёрнул покрывало с кровати и побежал в ванную. Заперев дверь, сел на корточки и принялся запихивать ткань под низ, затыкая щель. А после облил водой.
— Ну вот, — Игорь нырнул под раковину, обнял Лёшку, притягивая к себе. — Теперь будем ждать маму.
У крыльца, игнорируя правила, ждала «Газель» — автомобиль быстрого реагирования, манёвренный, с форсированным движком, самоё то для нашей группы. Палыч, видать, нутром чуял — соглашусь, иначе б отправились на машине ГДЗС. Пока я в лёжке, отделение выполняет уставные обязанности.
Палыч и Андрей запрыгнули в салон, где сидел Генка; мне помог забраться Пётр. Я втиснулся между Палычем и Генкой, одно место напротив пустовало. Костя, водитель и по совместительству медик, включил мигалку и, ударив по газам, выехал со двора. За территорией больницы добавил сирену.
Сердце тяжело ухало, подскакивая литым, резиновым мячиком; колени дрожали. Спокойнее, Олег, нервничать будешь завтра, в койке. Соберись.
Ребята по очереди надевали боевку. Разумеется, боевую одежду полагается надевать в части, но… запах гари — то ещё удовольствие. От него не избавиться: стирай не стирай — пропитывает насквозь.
— А Шурик где?
Андрей с Петром развалились на сиденье, насколько позволяло пространство. Обычно они теснились там втроём.
— Да где-то, — зло бормотнул Палыч. — Не о том думаешь. На такую зарплату и я бы ушёл!
— Что, правда? — На веснушчатом круглом лице Андрея проступило удивление.
— А вот хрен! — начальник сунул под нос Андрею кулак.
— Шестьсот шестая серия. — Генка катал желваки на скулах. — Пустотные перекрытия… огонь вылезет где угодно.
— Опять дурость чья-то! — багровея, рявкнул Пётр. — Дачники хреновы! Газовые баллоны в квартиры тащат. У него утечка, а он, сука, не чует! Надрался в хлам — и в кровать с сигаретой! А сосед-недоумок бензин в кладовке хранит!
— Заткнитесь все! — не выдержал Палыч.
Спустя две-три минуты машина вырулила на проспект.
— Поднажми, — велел начальник. — Время.
Костя, и до того гнавший не слабо, кивнул, вдавливая педаль до упора. Двигатель взревел не хуже разъярённого тигра, но за воем сирены его почти не было слышно.
Я молчал, копил злость, чувствуя, как отступает проклятая слабость, как в груди ходит туда-сюда поршень сердца: электрический импульс в ткани миокарда, сжатие — систола предсердий, пауза, систола желудочков. Давление возрастает. Открываются клапаны лёгочного ствола и аорты: выброс крови. И расслабление — диастола.
Выучить новые понятия и термины нетрудно: кроме бесед с врачами, заняться в больнице нечем.
Ритм сокращений повышается, увеличиваются сила и частота. Я готовлюсь к встрече с огнём.
— Чего бледный как смерть? Перетрухал, что ли? — Генка ткнулменя в бок. — Мамку позвать? У-у, малахольный!
Палыч, Андрей и Пётр, недолго думая, присоединились:
— Размазня!
— Слюнтяй!
— Заячья душонка!
Они выкрикивали оскорбления мне в лицо. Издевались, как могли. Я опешил: обида комом встала в горле. Наконец сообразил.
— Решили старое помянуть? — криво ухмыльнулся. — А если глаз вон?
— Ну… — Генка пожал плечами. — У тебя ж срок не подошёл. Мы тебя, считай, готовим. Настраиваем. Вдруг что не так? Вдруг не сможешь, а?
— Смогу, — буркнул я. — Не боись.
На первых порах, как Палыч устроил меня в часть, у нас был особый, известный лишь посвящённым ритуал: меня дразнили. Доводили до красного каления. До бешенства и желания набить морду.
На каждом боевом выезде. Каждом выходе. Каждом задании.
Я сам попросил об этом. Так было легче.
Мы ехали через весь Ленинский, иногда вылетая на встречку и напрочь игнорируя светофоры. «Газель» зверски подкидывало, но КИПы и пожарно-техническое вооружение, закреплённое в отсеках, держались, точно влитые. Ничего не гремело, хотя трясло просто адски. Костя гнал как сумасшедший, точно пилот болида на «Формуле-1». Истошно ревела сирена, автомобили так и шарахались в стороны.
— Дорогу, идиоты! — Костя матерился злым шёпотом. Палыч напряжённо сжимал рацию, все прислушивались к сообщениям диспетчера.
— …пока не удалось локализовать пожар. Огонь перебросился выше — на девятый, на восьмом пламя вырывается из окон. Горит преимущественно со двора. Верхние этажи отрезаны: огонь на лестнице в обоих подъездах. Дым идёт завесой. Лестничный пролёт второго подъезда завален обломками, расчистить невозможно. Жильцы снизу покинули квартиры, эвакуация с горящих этажей затруднена. К зданию направлен коленчатый подъёмник и поисково-спасательные отряды.
Палыч отрубил общую связь и по мобильнику связался с начальником караула нашей части.
— Сколько народу в доме?
— Хватает! Суббота же: спали они.
— А внутри?
— Не знаю. Четыре звена газовки ушли на разведку, пока шестой зачерняют. Где взрыв был — там вообще кошмар: огонь стеной прёт! Наверх не пробиться — завал! С автолестниц работаем.
— Кто старший РТП? — спросил Палыч.
— Демидов. Скоро вы?!
— Подъезжаем.
Начальник отключил телефон.
— Плохи дела. Раз сам на объект прие… — окинул нас суровым взглядом. — Чего кривитесь? Демидов — толковый мужик. Ну, грубоват, что с того?
Ну, полковника Ефремова из управления подсидел, подумал я. На пенсию раньше срока отправил. Что с того? Пётр с Генкой отмолчались; Андрей по молодости был не в курсе.
— Быстрее, Костя! — попросил хмурый Палыч, но водила и так выжимал из «Газели» максимум. К счастью, обычный для субботы поток дачников, прущих за город, слабел, и мы неслись по Ленинскому без задержек, словно какой-нибудь экспресс. Правда, на перекрёстке едва не попали в аварию и только чудом увернулись от одного придурка, который решил, что самый умный, — а может, не обратил внимания на сирену — и выскочил наперерез.
Мы дружно чертыхнулись и помянули родственников дегенерата до седьмого колена. «Газель», заметно накренившись, наскочила правыми колёсами на тротуар. От пронзительного гудка заложило уши, прохожие бросились врассыпную. Костя налёг на руль, и, на пару сантиметров разминувшись со столбом, мы помчались далыше.
Дым увидели ещё за два квартала.
На заставленном вдоль и поперёк балконе места почти не оставалось: сбоку шаткой пирамидой нависают ящики для рассады, пол загромоздили банки, у перил красуется продавленный ортопедический матрас. Давно бы выкинуть, да всё некогда. Из-под матраса торчали сломанные лыжи, заплесневевший кирзовый ботинок и пара струганых досок, которые предназначались для книжных полок. Но времени на полки не хватало, и жена приобрела их в магазине, а доски так и лежали.