Страница 96 из 114
Когда возникла история с моим сыном, сюда приехал датский корреспондент. Он встретился со мной, оказался хорошим парнем. Убедил его, чтобы он вернулся в Копенгаген и от моего имени потребовал от сына прекратить эту не нужную, вредную голодовку, возникшую по инициативе студентов. Он это сделал. Миша прекратил голодовку и послал очень сердечное письмо к Гереку. Когда он принес это письмо к послу для передачи Гереку, письмо это возвратили ему обратно. Зачем это? Вместо того чтобы поговорить с парнем, переживания которого понятны — он сын, встревоженный судьбой отца. Он уже приготовил все для моего приезда — квартиру, врачей для моего лечения, подготовил все для поездки в Лондон на операцию. Корреспондент, побывавший у меня, написал статьи и в журнале «Викин да висин» о Красном оркестре. Рассказал, что такое Красный оркестр. Мы были там не шпионами, но комбатантами, борцами с фашизмом.
Такие материалы продолжают печататься и сейчас.
Вот один из крупных журналов голландского телевидения. Напечатали статью специального корреспондента, который приезжал в Варшаву. Вот заголовок одной из статей, тоже в Голландии: «Директор выступает против антипольской кампании» («Де вентер блат». Напечатана в этом году).
Мюнхенский фильм шел тоже и в Швеции. Против него выступила шведская печать. Вот названия статей: «Шеф Красного оркестра о фильме». Печатали в начале января, в марте... Скажу без преувеличения — не проходит недели, чтобы в крупнейших газетах Европы — в «Тайме», «Обсервер», «Ле Монд», «Франс суар», «Юманите», «Ле Суар» — не появлялись статьи о Красной капелле. Люди живут Красным оркестром. Вот письмо детей из Дании. В день победы в школе говорилось о героях Второй мировой войны. Сын написал, что внучка Катя пришла в тот день довольная из школы, потому что увидела там мой портрет. Сказано, что он руководил Красным оркестром, советский разведчик. Она с гордостью говорила, что это ее дедушка.
Не надо забывать, что сейчас этот фильм намерены демонстрировать в Америке. Возможно, кое-что они там изменят, но независимо от этого там начнется такое движение... Не забывайте, что за последние годы книга Жиля Перро была издана в сотнях тысяч экземпляров в разных странах, в том числе и в США.
Сейчас начинают готовить фильм о Красном оркестре во Франции. Если хочет кто, скажу грубо, чтобы я подох, это ему тоже не поможет. Тогда будут пользоваться этим и утверждать — как поляки и Советы угробили своего разведчика. Кто и почему в этом может быть заинтересован?
Произошла трагедия. Я думал, что я здесь в этой квартире буду жить до конца своей жизни со всей своей семьей. С женой, тремя сыновьями, их женами, с внуками. Семья разбилась, остался один, как этот палец. Остался в этой комнате, на этой кровати с телефоном около моей кровати. Потому что не знаю, когда меня схватит. Если что произойдет, не успею попасть к врачу. Поэтому дело следует решать срочно. Со мной может произойти несчастье. Кто знает, возможно, это наша последняя встреча. Если в ближайшие месяцы все это не утрясется, не урегулируется, не сделается, может быть слишком поздно. Я делаю сейчас одну ставку и говорю откровенно. К двум товарищам я должен обратиться, добиться того, чтобы они об этом узнали, — это товарищи Брежнев и Герек. Я не считаю, что имею какие-то большие претензии. Если я сейчас выбрасываю сигнал 808, спасите мою душу, к кому я с этим должен обратиться, к чиновникам? Их дело в папочке, лежит там бумага, и они больше ничего не хотят знать. А если я надеюсь, что если тт. Брежнев или Герек займут для этого минут пятнадцать времени, этого будет достаточно. Пусть скажут — назначьте двух-трех людей для проверки, разбора, я готов. Ведь никто не знает существа дела. Если бы мне сказали, что сегодня после обеда надо ехать в Москву, я готов это сделать немедля. Хотел бы встретиться с товарищами, которые знают, что никаких секретов нет и вообще ничего абсолютно нет. Ведь если я соединюсь с семьей, я останусь все тем же, кем был всегда — коммунистом. Это в крови и всегда со мной останется. И для Красного оркестра хочу еще что-то сделать. Это нам нужно. Разговор о нем еще будет, не противопоставляя меня Советскому Союзу, как кто-то сейчас хочет это сделать.
Все это должно закончиться в ближайшие месяцы. Делаю все, чтобы еще остаться в живых. Вы не поверите, за последние два с половиной месяца я получил 135 уколов, которые поддерживают меня, они замедляют болезнь, чтобы не довести до паралича. Не забывайте, что на болезнь действует и нервная система, которая до предела напряжена. Я сохраняю одно качество советского разведчика — нервы у меня очень сильные, все это я переживаю в себе. Переживания такие, что нельзя передать. Сколько раз меня хотели отправить в больницу. Сказал, что никуда не пойду. Или все это благополучно закончится, с помощью, по инициативе т. Брежнева, т. Герек, наверно, тоже проявит инициативу. Когда спасут доброе имя человека, который руководил советской разведкой, это уже хорошо. Не знаю, сколько мне осталось жить, — месяц или год или два-три, жить вместе с семьей, ну а если нет, объективно говоря, все, кто об этом знает и не противодействует, приложат руку к несчастью, которое может произойти.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БЕСЕДЫ С Л. 3. ДОМБОМ., 16 июня 1973 г.
Хочу вам кое-что рассказать о моих замечаниях по поводу фильма «Ди Роте Капелле», заснятого в ФРГ.
Возникает вопрос — почему дошло до того, что решили создать этот фильм. История Красного оркестра очень популярна. Она стала еще более популярной после того, как в двадцатилетие ГДР советское правительство отметило правительственными наградами посмертно тех, которые руководили организацией.
Как это вопрос выглядит в Боннской республике? Интересно, как это развивалось там. Сразу после войны, до создания федеральной республики, Красный оркестр был очень известной организацией. Было не так много фальсификаций. Фальсификации появились, когда была создана федеративная республика. Тогда хотели представить там, что вопрос Красного оркестра — это вопрос русских шпионов, которые работали за деньги, которые были изменниками, платными агентами и т. д. Фактически, начиная от «Зольдатен цайтунг» до самых либеральных органов печати, таких, как «Шпигель», вся история фальсифицировалась. Но в дальнейшем, в связи с изменением политики, пришлось хоть немножечко менять историю Красного оркестра. Этот фильм, хотя он и имеет большую антисоветскую направленность, все же не поставлен так, как мог бы быть поставлен несколько лет назад, когда члены Красного оркестра объявлялись только предателями и шпионами.
В этом фильме хотели показать, что в германской организации Красного оркестра было три группы: настоящие шпионы, затем люди, которые субъективно принадлежали к движению Сопротивления, затем те, кто был использован втемную. Я отмечаю, что Бавария, которая хотела с этим фильмом выйти на экраны мира, должна была учесть, что говорят о Красном оркестре в других странах. Поэтому нельзя было прийти только с голой ложью. В фильме семь полнометражных частей, и только две из них касаются Германии, а пять касаются франции, Бельгии и Голландии.
Замечания я делал по каждой части. Но я опровергаю одно: авторы утверждают, что этот фильм является документальным, а я говорю обратное. В этом фильме есть крохи правды и масса фальсификаций и лжи.
Если говорить о германской группе «Роте Капелле», то самое подлое заключается в том, что авторы стараются хотя бы частично оклеветать Шульце-Бойзена, Аренда Харнака, Адама Кукхофа, обвиняя их не только в том, что они были изменниками страны, но и выдали еще всех других членов Красного оркестра. О чем фильм умалчивает. Прежде всего это о том, что через два месяца после моего ареста мне удалось передать через нашу связную Жюльетт самые точные материалы для Центра в Москве, в которых разоблачалась абверкоманда и затеянная Большая радиоигра против советской разведки. Они умалчивают, что начиная с февраля 1943 г. и до конца войны вся инициатива в происходившей игре находилась в руках Москвы. Я пишу, что авторы хотят показать, что в это время Центр был выбит из седла, а фактически после нескольких месяцев критического положения именно германская разведка «упала с лошади», а Центр был на коне.