Страница 13 из 111
«Я был далеко от вас эти тридцать дней, – рассказал он, – и я говорил всё время с той, которой нет сейчас среди нас. Я ел только то, что мог найти на земле или поймать в реке. Я не ел мясо животных и не пил ничего, кроме воды. Я спал под звёздным небом, в холод и дождь, и я молился, чтобы кто-нибудь помог мне найти ключ к двери, отделяющей мир живых от мира мёртвых. Иногда мне казалось, что я почти у цели, но ключ снова ускользал от меня, словно вода в камышовую трубку, и все начинало казаться бессмысленным. Больше я не могу. Я буду ждать, молиться и надеяться».
Брат жил с нами, как прежде, но теперь он был спокойным и смиренным. Никто не слышал от него дерзкого слова, он не совершал чего-либо недоброго, но никогда не улыбался. Он ждал.
Однажды ночью я проснулась рано, ещё до рассвета, и не могла больше уснуть. Я тихо соскользнула с постели, чтобы не разбудить спящих сестёр, и отодвинула занавес на окне. Луна серебрила гладь озера, так что оно казалось огромным зеркалом. Было полнолуние, но луна уже бледнела, ибо наступали предрассветные часы. Некоторое время я молча смотрела, зачарованная картиной ночного покоя, и потом увидела одинокую фигуру моего брата, стоящего на коленях на берегу озера и казавшегося изваянным из серебра. Он застыл, как камень, над водной гладью, будто в ожидании чего-то. Я не знала, сколько времени он стоял так.
После той ночи я часто просыпалась и, подойдя к окну, всегда видела силуэт брата, застывшего над водой. Меня охватывало странное возбуждение, и казалось, что его бдения должны скоро закончиться. Должно же быть вознаграждено такое упорство!
Наступило новолуние по прошествии месяца после первого случая. Я снова проснулась перед рассветом и подошла к окну. Мой брат, как всегда, сидел у воды, но поверхность озера в этот раз вовсе не была гладкой. Олень, одинокий и бледный в свете новой луны, плыл к берегу. Я не удивилась – олени часто плавают на маленькие островки по озёрам – но мой брат весь напрягся и подался всем телом в сторону оленя. Вот он подплывает все ближе и ближе, и я увидела, что это невероятно красивая и изящная белая олениха. Она стояла в воде, серебряные ручьи стекали с её гладких боков, она повернула маленькую голову на длинной гибкой шее, и большие тёмные глаза устремились прямо на брата. Он застыл, подался к оленихе и вдруг упал лицом вниз, будто потерял сознание. Я была напугана, но что-то подсказывало мне, что не следует подходить к нему. Когда я снова взглянула в окно, олениха исчезла. Меня охватило страшное изнеможение, и я уснула прямо у окна, проснувшись только с первыми лучами солнца.
На следующий день мой брат изменился. Он трепетал от возбуждения, когда наступил вечер; он, казалось, никак не мог дождаться ночи. Печаль исчезла с его лица, но глаза оставались непроницаемыми и отрешёнными.
Ещё два раза белая олениха подплывала к берегу, и оба раза мой брат падал без чувств. Я всегда просыпалась вовремя, как будто мне было суждено наблюдать за духами брата и оленихи. На третью ночь олениха подошла ближе обычного, и в её глазах, которые я могла чётко видеть, несмотря на тусклый свет луны, была огромная человеческая тоска. Брат встал с земли, словно во сне, и последовал за ней. Он ступил в воду, бесшумно переставляя ноги, сначала по колено, потом вода дошла до бёдер, до груди. Олениха поплыла по направлению к маленькому островку посередине озера, и мой брат неотступно плыл за ней. Потом облако закрыло луну, и озеро погрузилось во тьму, но я чувствовала их во тьме ночи и радовалась чему-то, чему не находила объяснения. Когда луна выглянула из своего облачного гнезда, я увидела уже далеко, возле самого острова, двух оленей. Это были знакомая мне белая олениха и тёмный самец. Теперь они гордо плыли рядом, и маленькая изящная головка оленихи покачивал рядом с увенчанной рогами могучей головой самца. Я смотрела на них, пока они не скрылись из виду, но остров был далеко, и луна тускнела, и я снова заснула у окна.
Все это долгое лето мой брат по ночам превращался в оленя. Последние следы тоски исчезли с его лица, и люди отмечали с удивлением, что его глаза сияют счастьем. Ему предложили снова жениться, но он только улыбнулся и сказал: «У меня есть жена». Некоторые считали его сумасшедшим, другие святым, но только я знала, что он говорит правду. Ночами я созерцала костёр, который согревал их на далёком маленьком острове, и поняла, что они принимают человеческое обличье, когда достигают своего святилища. Я видела их плывущих вместе по глади озера, но знала, что не должна никогда, никогда следить за ними и ступать на их остров. Я поняла, что только сила их любви и вера позволяют им обретать друг друга в промежутке вечности между жизнью и смертью.
Счастливое для моего брата лето подходило к концу, и он чувствовал это. Однажды ночью, уже перед осенью, белая олениха не пришла на обычное место, и брат просидел на берегу в одиночестве всю ночь. Я тогда не заснула, как обычно, а продолжала бодрствовать вместе с ним, хотя он и не знал этого. На рассвете я подошла к нему и молча села рядом, и что-то промелькнуло между нами, и мы поняли друг друга без слов. Наконец он произнёс: «Она больше не придёт». Я сказала, что сожалею, но он прервал меня: "Я готовился к этому. Бог предупредил меня, что вернёт мне мою любимую лишь на короткое время. Теперь мне остаётся только ждать.
Я снова встречу её после того, как перейду в другой мир".
Спустя годы, когда брат умирал от туберкулёза, я спросила, что он думает о том, почему Бог сотворил для него чудо. Потому ли, что Утренняя Звезда была такой молодой и прекрасной и умерла прежде времени? Или потому, что он услышал страстные его молитвы, в которых он просил вернуть ему его единственную любовь?
«Я не знаю, – ответил он, – одно ясно только – это случилось. Я был самоуверен и глуп, как любой юнец, и только беззаветная любовь помогла мне взглянуть на жизнь другими глазами. Я был так молод, когда она умерла. Я сходил с ума от мысли о том, что буду вынужден существовать так долго без неё. Я обратил всю мою любовь к Богу, смиряясь перед ним, и он даровал мне одно счастливое лето, чтобы я смог дожить отведённые мне годы. Я бесконечно благодарен ему за это.»
Тридцать пять лет минуло с того лета до смерти моего брата, он так никогда и не женился и не имел детей. И всё же он был счастлив. Он умер с именем любимой на устах. Многие люди не умеют любить всем сердцем, некоторые принимают за любовь нечто отличное, но если это сильная, беззаветная любовь, то она способна достичь Бога. Именно так и случилось с моим братом и Утренней Звездой. Их любовь тронула Бога, и он сотворил для них чудо, чтобы они смогли насладиться любовью на земле хотя бы короткое время.
Я видела все это своими собственными глазами. Я видела, как мой брат принимал обличье зверя, и я видела, как душа Утренней Звезды светится в глазах белой оленихи. Прошло уже двадцать пять лет после смерти брата. Уже четверть века он со своей возлюбленной".
Вскоре после того как бабушка рассказала мне эту историю, она запела предсмертную песню на языке чейенов, а спустя неделю лютеранский священник проводил её по христианскому обычаю на церковное кладбище в Южной Дакоте. То, что она поведала мне, было невероятно, слишком невероятно, чтобы современная женщина, живущая в последней четверти XX века, смогла поверить. И всё же я поверила, потому что верила в это моя бабушка. Я не могла представить, чтобы что-нибудь подобное произошло со мной или моими знакомыми, но мои современники и не способны на такую самоотверженную всепоглощающую любовь, на какую были способны давным-давно люди чейенов.
И хотя я страдала вместе с ними в то лето, когда мне исполнилось пятнадцать, я также и завидовала им. Я думала о том, какой должна быть любовь, чтобы о ней услышал Бог, и с грустью сознавала, что со мной такое не случится. Я обычная женщина. Все же, несмотря на уважение к наследию древних моих предков, иногда я молилась своему собственному Богу. Он вовсе не был великодушным, как седобородый Бог из моего детства. Он не имеет конкретных очертаний. Он – вроде сострадающего Духа, позволившего соединиться на земле и обрести блаженство двум влюблённым, которых разлучила смерть. Я называю его Махео".