Страница 13 из 15
— Не вижу никакого смысла увиливать. — И отметив, с какой скоростью в Восточной Европе происходят перемены, он заключил: — Не думаю, что следует дожидаться следующей встречи в верхах для разговора с русскими обо всем этом. То, что происходит, потрясающе, и, возможно, неформальная встреча с Горбачевым будет весьма кстати… Я хочу посмотреть на него вблизи, почувствовать его, убедиться, что он меня адекватно воспринимает.
Скоукрофт предостерег президента, что отождествлять личность Горбачева с политикой перестройки опасно. Буш с раздражением бросил:
— Слушай, этот парень и есть перестройка!
Он настаивал на том, что встречу с Горбачевым ни в коем случае нельзя превращать в официальщину — никаких пышных церемоний и заранее заготовленных пакетов предложений. Переговоры с Советами о сроках и месте проведения встречи должны, насколько возможно, сохраняться в тайне. Пусть мир узнает об этом событии лишь в самый последний момент.
Во вторник утром, 18 июля, на борту самолета № 1, летевшего в Вашингтон, Буш попросил бланк Белого дома и от руки написал Горбачеву приглашение встретиться с ним до первой официальной встречи на высшем уровне, которая планировалась на 1990 год.
Буш писал: «Позвольте мне сразу перейти к сути настоящего письма. Если Вы не будете против, мне бы очень хотелось сесть и поговорить с Вами. Мне кажется, лучше обойтись без тысячи помощников, снующих у нас за спиной, без извечных бумаг-подсказок и, разумеется, без журналистов, выкрикивающих каждые пять минут: «Кто побеждает?», «Какие соглашения достигнуты?», «Встреча была успешной или провалилась?»
Буш не стал переправлять письмо в Москву через своего посла Джека Мэтлока из опасения, что может произойти утечка информации. Он выждал десять дней и передал запечатанный конверт военному советнику Горбачева маршалу Сергею Ахромееву во время его посещения Овального кабинета. Когда Горбачев вскрыл конверт, он с восторгом узнал, что Буш наконец-то готов встретиться с ним один на один…
В конце июля Бейкер вернулся в Париж для участия в конференции девятнадцати стран по прекращению гражданской войны в Камбодже. Конференция оказалась практически безрезультатной, но дала Бейкеру повод встретиться с Шеварднадзе в частном порядке.
В субботу, 29 июля, Шеварднадзе принял государственного секретаря к обеду в резиденции советского посла в Париже. Бейкер чувствовал запах готовившейся на кухне еды и слышал, как повар — под звуки радио, включенного на полную громкость, — гремит кастрюлями. Временами американцы с трудом могли разобрать, что говорит переводчик Шеварднадзе (он же переводчик Горбачева) Павел Палащенко — лысый, с усами, человек хрупкого телосложения.
Как и в мае, во время ужина с Бейкерами, Шеварднадзе два часа рассказывал о внутренних проблемах своей страны. Он говорил о том, что Горбачеву приходится преодолевать не только межнациональный, но и экономический кризис.
К примеру, в Сибири в начале июля забастовали шахтеры, требуя повышения зарплаты, улучшения жилищных условий и расширения ассортимента потребительских товаров. Вскоре забастовка перекинулась на Украину. Горбачев начал переговоры с шахтерами. Но недовольство советского народа растет день ото дня, причем это относится не только к национальным меньшинствам на периферии Советского Союза, но и к этническим группам русских в центре России.
По словам Шеварднадзе, волнения среди шахтеров служили признаком того, что гражданские беспорядки и применение силы, как это случилось в апреле в Тбилиси, могут произойти в любой точке Советского Союза и, возможно, в гораздо более крупном масштабе. Со временем может возникнуть опасность гражданской войны и диктатуры.
Мрачный монолог Шеварднадзе имел целью не просто проинформировать Бейкера о положении дел в Советском Союзе. Указав на вероятность внутренних раздоров и их подавления при помощи армии, как это было в Тбилиси, он хотел вытянуть из Бейкера хоть какой-то намек на возможную реакцию Буша.
Заглядывая в карточки, Бейкер стал отвечать, взвешивая каждое слово. Он сказал, что не имеет права умалчивать о растущем беспокойстве среди американцев. Если поступательное движение обоих правительств на пути к новому международному климату будет заблокировано порочным кругом гражданского неповиновения и правительственных репрессий, это будет равнозначно «трагедии». Однако, добавил он, правительство США проводит разграничение между «сохранением закона и порядка» и «подавлением свободного волеизъявления».
Бейкеру было бы понятно, если бы Кремлю пришлось применить силу ради предотвращения «бессмысленного кровопролития и национальной розни». Но «мы не поймем» советские власти в случае применения силы для «прекращения забастовок и других форм политической активности». Если такое произойдет, «вы получите с нашей стороны то же отношение, что и к событиям на площади Тяньаньмэнь, а уж отсюда — и вся дальнейшая логика».
Опираясь на заранее написанные тезисы, Бейкер продолжал: Соединенные Штаты и Советский Союз «стоят на пороге новой эры». Президент и он желают Горбачеву успеха в осуществлении его программы. И далее Бейкер процитировал Буша:
— Мы не хотим вставлять президенту Горбачеву палки в колеса. — Затем добавил: — Наша позиция предельно ясна: поддерживая процесс реформ, мы не пытаемся создавать проблемы для Советского Союза.
Говоря о внутренних раздорах, Шеварднадзе пообещал:
— Мы намерены справиться с ними таким путем, который бы способствовал выполнению намеченных нами целей.
Нам очень трудно, но мы полны решимости победить — и победить без применения сил подавления.
Он отметил, что «политический механизм» Советского Союза «намного опередил экономический». И все же ситуация менее тяжелая, чем представляется Западу. Взять хотя бы Казахстан. В этой огромной среднеазиатской республике сорокадевятилетний реформатор горбачевского типа с успехом внедряет экономику свободного рынка в сельское хозяйство.
— Наша задача — распространять опыт Казахстана в другие регионы, — сказал Шеварднадзе и далее отметил, что бастующие шахтеры несли плакаты, приветствующие Горбачева и его реформы.
То, что происходит в Советском Союзе, «настоящая революция», и во главе ее стоит Горбачев. Невзирая ни на что, Горбачев твердо намерен осуществить революцию мирным путем.
Шеварднадзе признался Бейкеру, что с того момента, как советские войска разогнали апрельскую демонстрацию в Тбилиси, у него сформировался «комплекс» по поводу национальной проблемы в Советском Союзе — в любой момент может начаться кровопролитие. Затем он высказал мысль, которую при последующих встречах с Бейкером повторял почти всякий раз.
— Если мы применим силу, это будет означать конец перестройки. Мы потерпим крах. Это будет конец надеждам на будущее, конец всему, что мы пытаемся сделать, а именно: создать новую систему, основанную на общечеловеческих ценностях. Применение силы будет означать торжество врагов перестройки. Мы окажемся ничуть не лучше своих предшественников. Пути назад нет.
Бейкера тронули слова Шеварднадзе. Он чувствовал, что Шеварднадзе «поделился внутренними проблемами со всей искренностью». Впоследствии, вспоминая об этом диалоге, он называл его началом «контакта» с Шеварднадзе. Напомнив о том, что следующая встреча министров иностранных дел должна состояться в Соединенных Штатах, Бейкер напомнил и о фотографиях своего ранчо, которые показывал Шеварднадзе в мае.
— А не устроить ли нам встречу министров в Вайоминге? — предложил он. — Вас бы это заинтересовало?
Шеварднадзе с восторгом отнесся к идее поездки на американский старый Запад. Бейкер сказал, что ему хотелось бы, чтобы их встреча носила характер непринужденного, свободного обмена мнениями по широкому кругу вопросов, наподобие того, что Буш предлагал в письме Горбачеву, которое недавно передал с маршалом Ахромеевым.
Шеварднадзе резко выпрямился. Он понятия не имел, о чем идет речь. Ухватив суть, Шеварднадзе пришел в ярость от того, что Буш в качестве передаточного звена использовал не его, а Ахромеева. Но он постарался подавить свой гнев и скрыть от Бейкера то обстоятельство, что Горбачев ни словом ему не обмолвился о таком важном деле.