Страница 84 из 99
Мстислав Мстиславич сначала не поверил: не может быть такого, чтоб Ярослав. Не укладывалось в голове. Еще под Новгородом на обочинах дорог кости белеют — мертвые кости тех, кто задушен был голодом! А те полтораста купцов новгородских, закопанных в яме живыми? Про них уже забыл Новгород? Звать на княжение Ярослава! Немного в городе таких семей, где хоть одного человека, да не убил Ярослав Всеволодович.
Однако вести подтверждались. И Мстислав Мстиславич почувствовал, что даже не рассержен — просто усталость какая-то появилась в душе. Ведь не только свою честь новгородцы уронили — они и его труды и ратные подвиги свели на нет. Зачем все это было?
Отныне Удалой больше не думал о новгородских делах — будто брезговал. Пусть сами разбираются, суждено им пропадать, блядиным детям, — так пусть пропадают.
Не на Новгороде свет клином сошелся. Через год после вокняжения Ярослава стали появляться слухи о новой опасности, которая могла угрожать уже всей русской земле, да и не только ей. И чем больше таких слухов появлялось, тем труднее становилось им не верить.
Рассказывали, что далеко на востоке, за половецкими бескрайними степями, появился будто новый народ, столь многочисленный, что покрывал огромные пространства. И состоял этот народ будто бы из одних воинов, и желал одного — весь мир покорить. Про такие народы будто бы слышно было раньше. В писаниях епископа Мефодия Патарского говорилось, что когда-то давно царь древний Гедеон победил это неисчислимое племя и загнал его на долгие века в пустыню Патарскую, между Востоком и Севером. И, загнав, повелел этому племени оставаться там до скончания света. Что ж, в такое поверить было нетрудно Мстиславу Мстиславичу: когда вся твоя жизнь кажется прожитой впустую, тогда поверишь и в близкий конец света. Грех и бесчестие повсюду, словно напоследок грешат люди!
Кто-то называл новое воинственное племя печенегами, так было привычно. Другие говорили: называются они, эти народы, таурменами, что означает — темные люди, из бездны вышедшие. Но чаще всего про них говорили: татары, и это режущее слово, казалось, больше всего подходит к загадочной огромной силе, которая собралась где-то далеко и готовит всем погибель. Конечно — никакие не печенеги, а именно татары.
Когда Мстислав Мстиславич уверовал в эту новую угрозу, ему стало ясно, что все войны, в каких он участвовал и побеждал, могут отныне считаться детскими играми в сравнении с грядущей войной, если она, конечно, придет. А что может помешать ей прийти?
Торговые гости, прибывшие в Галич из восточных стран, рассказывали о страшной опасности все подробнее. Татары, оказывается, уже давно начали завоевывать мир и половину успели завоевать. Покорились им и Персия, и Бухарское царство, и большая часть половецких степей, и аланские земли, и даже великая страна Синь, отделенная от прочих стран и народов неприступной и длинной стеной. Во главе татар стоял царь по имени Чингис или Чингисхан, что значит просто — великий хан. И мощь Чингисхана все росла, и властолюбие его требовало новых и новых завоеваний. Перед татарами лежала незавоеванной только Русь.
Князь Мстислав потерял покой. Ему было совершенно ясно, что войны с татарами не избежать. А если так, то именно он станет главным противником Чингисхана. Он, Мстислав Удалой, — самый сильный и славный воин среди всех русских князей.
Но он чувствовал, что даже ему не справиться в одиночку с грядущим небывалым нашествием. Против татар надо было поднимать всю русскую землю.
В начале весны Мстислав Мстиславич узнал, что в киевских землях стали появляться половцы — целыми ордами бежали из своих степей, спасаясь от смерти. Враг уже был близко! Нападения на Русь следовало ожидать уже этим летом. Князь отправился в Киев посмотреть, что к чему, посоветоваться с другими, с Мстиславом Романовичем, например, о том, как можно спастись от общей беды.
По дороге в Киев Удалой встретил своего тестя — хана Котяна, который ехал к нему в Галич — все с теми же рассказами о нашествии. Котян тоже понимал, что на татар нужно поднимать всю русскую землю, и уж если кто и может ее поднять, так это Мстислав Мстиславич. И больше никто.
Глава XVIII. Съезд. Киев. 1224 г
То, что рассказал Котян, было еще страшнее, чем все слухи, которые доходили раньше. Надвигается враг невиданный, его нельзя было испугать, нельзя было с ним договориться. Можно было только уничтожить его. Но легко сказать — уничтожить, когда воинов у Чингисхана насчитывалось больше, чем звезд на небе, — так рассказывал Котян. И не только числом сильны татары. Славятся они своим боевым искусством — ловко рубятся на саблях, метко стреляют из лука на полном конском скаку. И еще — они не знают страха смерти и жалости к врагу. Если берут город, то убивают всех до единого. И полона не берут — зачем им рабы, когда целые страны у них в рабстве.
Котян был в степи влиятельным человеком, имел свое войско сильное, мог всегда удесятерить свои силы, позвав на помощь родственников. Всю степь мог поднять. И его воины тоже были не из последних — с конца копья вскормленные, выросшие в седлах, с юных лет познавшие вкус битв. Да и сам хан Котян был отважным воином — иным просто нельзя ему было быть, иначе недолго он оставался бы ханом. И вот теперь храбрый Котян был испуган — до того испуган, что руки у него тряслись и голос прерывался, когда он рассказывал о татарах.
Можно было вместе с ним испугаться. Но Мстислав Мстиславич, понимая всю опасность надвигающейся грозы, ощущал в душе вместе с тем какой-то молодой восторг. Словно Бог в награду за труды его долгой жизни наконец послал ему то самое испытание, преодолев которое он исполнит свой высший долг, свое предназначение. Надежда на этот подарок судьбы все время была жива в его сердце.
Мстислав Мстиславич отправился с тестем в Киев.
Там уже было неспокойно — весть о татарах всполошила всех. Люди приходили и приезжали в Киев отовсюду. Всем хотелось получше разузнать — верны ли слухи, затопившие всю Русь, как вода в половодье. Древняя столица в эти дни стала как никогда многолюдной. Все расспрашивали всех. За половцами народ ходил толпами — они были самые осведомленные, они уже видели татар. Те из степняков, что могли кое-как объясняться, косноязычными словами расписывали всякие страсти, в которых, однако, правды было не очень много. Половцам хотелось и русских посильнее напугать, чтобы дали помощь, и самим не уронить свое достоинство, чтобы о них никто не подумал как о воинах, легко бегающих от врага. В конце концов образы татарских ратников обросли невообразимыми подробностями: и по три руки у них оказалось, и по две головы, и питались они одной только кровью человеческой, и так далее.
Мстислав Мстиславич, успевший хорошенько расспросить обо всем Котяна, имел, наверное, самое правильное представление о татарах. И прибыл он в Киев к Мстиславу Романовичу с давно созревшим решением: созывать всех князей на большой совет.
Не просто большой совет, а именно — всеобщий. Какого никогда еще не было на Руси. Забыть все обиды и междоусобицы перед лицом единой для всех опасности — и собраться под одной крышей, чтобы приготовить всенародное ополчение. И немедленно выступать в небывалый поход — только так можно остановить надвигающуюся с востока смерть.
Князь киевский Мстислав Романович, прозываемый Добрым, выслушал предложение Мстислава Мстиславича и первым делом усомнился. Собрать-то князей можно, и если кто не захочет идти добровольно, то пригрозить — в крайнем случае. Но Удалому ли не знать, что среди потомков Рюрика так много князей — смертельных врагов друг другу! И, собравшись в одном месте с дружинами, как бы они тут же и не начали войну, только друг с другом. Не начнут, убежденно говорил Мстислав Мстиславич. Во-первых, от свары удержит их страх, который один на всех. А во-вторых — мы-то на что? Не дадим князьям собачиться.
Прямо из Киева отправились сотни гонцов — во все уделы и княжества русской земли.