Страница 25 из 99
В великом княжестве Владимирском, как и предполагалось, жили недружно. Больших сражений, правда, пока не было, но мелкие стычки между Константином и Георгием шли непрерывно. Все потомство Всеволода Большое Гнездо разделилось надвое: одни держали сторону Георгия, другие — Константина.
Зять Мстислава Мстиславича князь Ярослав был за Георгия. Святослав, вырученный когда-то Константином из новгородского плена, тоже теперь подчинялся Георгию. К князю Константину примкнул Владимир Всеволодович. И только Иоанн, самый младший из братьев, мог считаться ни к кому не примкнувшим — по малолетству просто проживал во Владимире, при дворе Георгия.
Братья разделились — и началось: то Константин сожжет Кострому и пленит всех жителей, то Георгий приступает к Ростову. Братья пробовали мириться, но, видно, какая-то злая сила снова и снова толкала их на борьбу друг с другом — и междоусобие продолжалось.
В южной Руси тоже было неспокойно. Умер Рюрик Ростиславич — и здесь равновесие тоже было нарушено. Всеволод Чермный сразу почувствовал, что может стать единовластным, — и ополчился на сыновей и племянников Рюрика. Уверенный в своей безнаказанности, он выгнал их из уделов Киевской области, полученных ими по договору между Чермным, Рюриком и Всеволодом Юрьевичем. Он смело нарушил клятву в вечной дружбе. А кто мог потребовать от него ответа за вероломство? Чермный думал, что такого человека нет.
Но сыновья Рюрика и Романа Ростиславичей как раз были уверены, что такой человек есть. Свои надежды на восстановление справедливости они связывали с именем своего двоюродного брата, князя новгородского Мстислава Мстиславича, которого за храбрость, силу и воинское счастье кое-кто уже называл Удалым — и когда его так называли, всем было понятно, о ком идет речь.
Глава VI. На Киев. 1214 г
— Разговор у нас с тобой, посадник, будет долгий, — сказал Мстислав Мстиславич, невольно стараясь избегать взгляда новгородского посадника. — А сначала ты мне откройся: держишь на меня обиду? Я тебе и добра ведь много сделал.
— Нет, княже, сейчас уже не держу, — честно ответил Твердислав. — Было такое, отпираться не стану. Но то все прошло. Ты, княже, тогда прав был. Хотя я и виноват не был.
После недавней смерти старого Дмитра Якунича князь Мстислав первым поспешил предложить городскому совету вернуть бывшего посадника Твердислава на его прежнее место. Совет принял предложение князя охотно, но самого Твердислава пришлось немного уламывать. Он отговаривался болезнями, немощью, хотя был еще крепок и здоров. Князь настаивал. Твердислав отказывался, ссылаясь на выдуманные причины: вдруг-де он не сможет князю угодить и тот снова станет искать ему замену? Хорошо, что в Новгороде было одно старое и верное средство — городское вече. Мстислав Мстиславич собрал народ на дворе Ярославовом, выкликнули посадником Твердислава — и новгородцы единогласно потребовали, чтобы он вновь занял свою должность. Тут уж, конечно, Твердислав не стал спорить.
Умный и опытный, он понимал, что князь Мстислав хлопочет за него не потому, что пытается загладить вину свою за недавнее несправедливое смещение Твердислава. Хотя и это, наверное, двигало князем: был совестлив. Мстислав Мстиславич задумал что-то великое, позначительнее похода против чуди — и Твердислав был ему очень нужен. Потребуется князю поддержка Новгорода. А если посадник свое слово скажет — эта поддержка будет гораздо сильнее. В Новгороде Твердислава тоже уважали.
Он давно простил князю обиду. Сам знавший, что такое власть и что она с душой человеческой делает, какие страхи на человека напускает и как заставляет голову ломать, он скоро понял, что князь Мстислав сместил его не потому, что был в нем, Твердиславе, не уверен. Князь был не уверен в себе — поэтому и хотел видеть возле себя послушного и безопасного Дмитра Якунича.
— Мне, княже, на тебя обижаться не положено, — сказал Твердислав, желая поскорее закончить тягостное для обоих начало разговора. — Да ты ведь меня не за этим позвал — про мои обиды спрашивать. О чем, ты говоришь, будет беседа?
Мстислав Мстиславич поднял взгляд на посадника:
— Нужны мне будут новгородские полки. Дело предстоит нешуточное — одной моей дружины мало.
— Что ж, князь Мстислав, ты наш господин — приказывай.
— Да не простое ополчение, посадник. Не то что по чудь прогуляться. Войско мне надо такое, чтоб далеко его повести и надолго. И чтоб никто домой раньше времени не запросился. А то я знаю, каково в походе с городским ополчением! Им вся война — пошли, добычу взяли — и скорей назад, к семьям да к хозяйству.
— А что за война будет? С кем? — с любопытством спросил Твердислав. Он до прихода к князю уже догадывался кое о чем и теперь хотел проверить — верны ли его предположения.
— А вот что за война. — Мстислав Мстиславич полуотвернулся от собеседника и смотрел в раскрытое окно. — Против врага моего старого, князя Всеволода.
«Какого, княже, Всеволода?» — хотел слукавить Твердислав. Но передумал и спросил напрямую:
— Не Святославича ли, князя Чермного?
— Да ты ведь и сам все знаешь, посадник, — обернулся князь к Твердиславу. — И про то, как он, Всеволод-то Чермный, побил меня — ведь знаешь?
— Мое дело такое, князь Мстислав, — все знать. Слыхали мы и про это.
— Много вы понимаете. Слыхали! — Мстислав Мстиславич нахмурил брови. — Я тут у вас обабился совсем. Честь моя задета, враг гуляет себе, а я по чудским лесам коров да овец для Новгорода пасу.
— Скотины много добываешь, княже. За то тебе от граждан новгородских спасибо.
Мстислав Мстиславич усмехнулся и снова отвернулся от посадника. «Его с собой в поход возьму непременно», — подумал он.
Еще какой-нибудь месяц назад князь Мстислав был всецело поглощен делами псковскими. Сводный брат его, князь Владимир Мстиславич, сидевший на псковском столе с молодых лет, вдруг был изгнан городом. Псковичи не смогли простить Владимиру Мстиславичу родства с рижским епископом Альбертом — врагом православной веры и всей русской земли. Но не только родство стало тому причиной — мало ли кто с кем в родстве состоит. Отдал свою дочь псковский князь за Альбертова брата Дитриха. Ну — отдал и отдал. А зачем после этого русскому князю на сторону Ордена перекидываться? Рыцари вокруг Пскова села грабят, не сегодня-завтра к самому Пскову приступят, а князь Владимир Мстиславич, вместо того чтобы свою вотчину защитить, орденом восхищается. И порядок-де у них в войске не в пример нашему порядку, что старший прикажет — выполняют беспрекословно. Оспаривать приказы да обсуждать их — в ордене такого нет. И все у них красиво, чинно, благородно. Уедет Владимир Мстиславич в Ригу и живет там месяцами, а то и дольше. И не тайна ни для кого — потому его Альберт привечает, что хочет русских в римскую веру перевести и князя Владимира к этому склоняет.
Такой князь Пскову не защита. Ну и собрали вече, да и выгнали его: поезжай к своим немцам, братайся с ними. Уехал князь Владимир Мстиславич.
И остался Псков без князя. А тут литва, узнав про то, налетела и пошла гулять по псковским землям. Много урону нанесли, пожгли сел, побрали скота и пленных. К Пскову тоже приступали, но взять не смогли — только выгорел сильно город. Горе и плач стояли великие. Послали в Новгород, к Мстиславу Мстиславичу, — просить помощи, хотя и побаивались, что князь Мстислав станет сердиться на них за то, что брата прогнали.
Князь не стал сердиться. Обещал, что псковскими делами займется сам, литву разгонит, да и ордену покажет, что русская земля умеет за себя постоять, когда ее задевают. Новым псковским князем Мстислав Мстиславич поставил своего двоюродного племянника из Смоленска — князя Всеволода Борисовича, внука покойного Давида Смоленского. И стал подумывать о походе на литву и усмирении набирающего силы ордена, может быть — и об осаде Риги.
Но тут пришли к Мстиславу Мстиславичу из южной Руси известия, которые отвлекли его мысли от псковских событий. Еще бы — ведь дело шло о Всеволоде Чермном, военное поражение, пусть и не в честном бою, нанесшем когда-то князю Мстиславу. Оказывается, тот давний позор не забылся! Рана душевная сразу вскрылась и начала сочиться жгучей кровью обиды.