Страница 6 из 24
В центре нашей позиции седобородый генерал. Он смотрит в подзорную трубу на берег.
В окуляре подзорки проплывают все главные места действия нашей истории. Они соседствуют друг другу, окаймляя берега маленькой бухты. Вот слева проплывают столики, вазы, раковины и мостики сада аэроклуба «Икар». Далее – окаймленное штакетником летное поле со стоящими там аэропланами. В глубине поля низкий и длинный деревянный дом с террасой – там управление аэродромом и летными службами и комнаты для пилотов. Еще глубже – ангары и мастерские. За штакетником справа – мощенный булыжником двор и там полусарай, полунавес под вывеской:
«ДЕДАЛ» ЗАВОД ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ
И МОТОРОВ ВЕТЧИНКИН И СЫН И КОМПАНИЯ».
Перед генералом на столе разложены фотографические карточки. Мы видим, что ворошит их длинным пальцем полковник Отсебятников, и понимаем, что это яхта охранки.
– Вот снимок 1903 года, Иллиодор Борисович, – докладывает Отсебятников. – Первый арест в Манеже. Иван Задоров, студент Императорского Высшего Технического училища. Как видите, юноша бледный со взором горящим…
– Уже тогда надо было петельку на шею… – вглядывается генерал. – Что далее? Первые усики…
– Так точно, и вместе с ними маузер, которого, к сожалению, на снимке не видно. Тысяча девятьсот проклятый, ваше превосходительство. Задоров член боевой группы эсдеков, зо генанте «большевик». Транспорт с оружием у Перемышля, баррикада на фабрике Шмидта, экспроприация банка во Владикавказе…
– О-о-о, – вдруг простонал генерал, хватаясь за голову.
– Девятьсот восьмой, – полковник небрежно подтолкнул фото холеным наманикюренным мизинцем, – узник Ярославской каторжной тюрьмы.
– Боже, да почему же тогда не повесили? – жалобно стенает генерал.
– Одиннадцатый год, – продолжает полковник. – Тобольский уезд. Сей бородач – ссыльнопоселенец Иван Задоров, господа. И наконец… – полковник обвел всех веселым интригующим взглядом и раскрыл отдельную папку. – Снимок этой ночи, Иллиодор Борисович. Еще влажный, как видите. Блистательный авиатор Иван Пирамида в скейтинг-ринге.
– Возможно ли?! – вскричал генерал. – Немыслимо!
– Не одно ли это лицо? – с ноткой торжества продолжил полковник. – Меняется лишь растительность, господа, прибавляется седина. Еще месяц назад агентура доносила, что Задоров скрывается в авиационных кругах столицы, агитирует на фабриках и, что главное, участвует в тайной типографии. И вот законы тайной войны привели нас к встрече. Значит, недаром прошли эти ночи безумные… – лицо Отсебятникова вдруг тяжелеет, глаза стекленеют, – …ночи бессонные…
– Господа, куда катится Россия? – генерал закрыл ладонью глаза. – Святое, прогрессивное дело, авиацию начинает разъедать… червоточина…
– К сведению вашего превосходительства, – полковник вновь веселел, пружинился, чуть ли не подпрыгивал. – Сестра Ивана Задорова Лилия – одна из наших первых авиаторш, дипломированный капитан свободного шара.
Генерал рухнул в кресло и обхватил руками голову.
– Ржавчина! – прорычал он. – Гниль! Голова! Голова моя пухнет, господа! Ржавеет самое святое, самое прогрессивное – моя голова!
Он застонал, отключаясь, яхта закачалась, а подполковник летучим шагом деятельно заскользил по палубе, отдавая короткие приказания за борт:
– Агентуру на аэродром! Через час у нас дуэль! Панкратьев, все взял? Ничего не забыл? Внимание, мерзавцы! Вы не шпики, не ищейки, вы джентльмены тайной войны! Вперед!
«Джентльмены тайной войны» уже сидели в шлюпке на веслах.
Свежая струя
В этот час беллетрист-спортсмен Вышко-Вершковский устало шествовал по пустынной еще набережной канала. По пути он стягивал с себя и бросал в реку карнавальное одеяние – малиновый плащ, шлем центуриона, наконец, маску.
Кроме того, неутомимый беллетрист вслух шлифовал будущую статью:
– Авиаторы суть римские гладиаторы… моритури… недурно, именно так… и список обреченных составлен по степени их смелости. Сегодня Мациевич, завтра Руднев, за ним Пиотровский… В этом дьявольском спорте видится мне связь с поэзией декаданса. Пора вернуться к Античности, к культу здорового тела, к французской борьбе… недурственно получается…
Оставшись в цивильном клетчатом костюме, Вышко-Вершковский правой рукой вынул из кармана подкову, левой – хронометр.
Стальные мышцы вздулись под пиджаком. Подкова согнута за три с половиной секунды. Беллетрист-спортсмен удовлетворенно вздохнул и направился к своему дому, на ступеньках которого с некоторым удивлением обнаружил весьма странное тело спящего на черной мантии молодого человека в рубашке с подсолнечниками и красными петухами.
– Поэт, – предположил он, вытянул из-под щеки спящего записную книжку и прочел:
– Хвала Аллаху, здесь только ползают ужи, но не летают аэропланы. Вставайте, свежая струя, вливайтесь! Столица ждет!
Капитан свободного шара
Туманным похмельным утром Иван Пирамида и Теодор Отсебятников ехали в ландо через летное поле к ангарам, к месту роковой встречи. По бокам ландо гарцевали в седлах секунданты, молодые князь и граф. Они оживленно разговаривали по-английски:
– Вандефул – ваня – вздул – ап ин эсс – хап и в лес…
– Недоноски воспитывались в Англии и ни бум-бум по-русски, – говорит Отсебятников Пирамиде. – Тре бьен, Ваня, их папаши укокошили друг друга на дуэли, се ля ви. – Он зашептал Юре прямо в ухо, лукаво кося глаза: – Князь отстрелил графу пол-че-ре-па, а тот в свою очередь проткнул князю печень. Счастливый исход – не мучился ни минуты.
– Остановите! – завопил вдруг Юрочка, то бишь Иван Пирамида, и, не дожидаясь остановки, выпрыгнул из экипажа на мостовую.
Авиатор спраздновал труса! Отсебятников обнажил лошадиные, пожелтевшие от бильярда зубы.
Ан нет, не струсил Юрочка, хотя и было ему не по себе от светской хроники. Спрыгнуть на мостовую заставили его огненные искры, снопами летящие из какой-то траншеи, где заканчивались ночные ремонтные работы. Здесь и застыл Юрочка, открыв рот, а потом обернулся и замахал руками секундантам:
– Господа, посмотрите! Вы видите это?
Юра, чуть ли не разрываясь от счастья, сияя, забыв о близкой дуэли, вскричал:
– Настоящий ацетиленокислородный сварочный аппарат!
Он спрыгнул в траншею и умоляюще обратился к рабочему:
– Дяденька, позвольте подержать! Хотя бы одну минуточку?
У Отсебятникова выпал из глазницы монокль.
– Отскочи, барин, не мешайся, – устало сказал сварщик.
– Дяденька, у меня дуэль, – канючил Юра, – вскоре я паду, стрелой пронзенный…
…Из-за угла ангара журча выехал и остановился у зеленого дощатого забора открытый «паккард». В нем сидели Валериан Брутень и Лилия Задорова уже не в мушкетерских плащах, а в своем обычном платье, т. е. он в кожаной куртке, а она – в жакете и жюп-кюлот. Мушкетерские одежды лежали на сиденье.
– Мистер Пирамида, сэр, ит из юр энеми! – вскричали секунданты.
Юра выпрыгнул из траншеи и возопил:
– Я сварил целый шов! Где мой противник?
Он сорвал маску сварщика и вдруг увидел своего кумира.
– Господи, да это же король северного неба! Валериан Брутень! Мой друг… мой заочный друг… им… гм…
– Это твой враг, Пирамида, ты должен его убить, – прошипел в ладошку Отсебятников. – Изрешетить!
Из-за забора появились черные котелки Панкратьева с компанией.
Голова у Юры пошла кругом. Проплыло близко-близко улыбающееся лицо кумира, потом лицо прекрасной девушки, лицо кумира…
– Пусть лучше он меня убьет…
…Лицо прекрасной девушки, лицо прекрасной девушки, лицо прекрасной девушки…
Лилия выпрыгнула из машины и приблизилась.
– Я секундант Брутеня, господа. Лидия Задорова, капитан свободного шара.