Золотая звезда

Переводчик кончил чтение, многие плохо слышали, что он читал. В зале возник шум: люди спрашивали друг у друга, что произошло и о чём говорил переводчик. В это время послышался топот сапог и четыре немецких солдата ввели обросшего бородой, опухшего человека с полузакрытыми глазами и безучастным выражением лица. Он был одет в хорошее пальто с каракулевым воротником и держал в руках каракулевую шапку. В этом человеке с трудом можно было узнать бургомистра Ерофеева.

Наступила мёртвая тишина.

Сидевший в боковой ложе комендант Шнапек позвал переводчика и что-то сказал ему по-немецки. Переводчик вышел вперёд и, обращаясь к людям, сидевшим в зале, громко задал вопрос:

– Какого наказания достоин бывший бургомистр Ерофеев?

Ни один голос не нарушил молчания.

– Я повторяю, – почти закричал переводчик, – какого наказания достоин бывший бургомистр Ерофеев?

И снова тишина. Люди старались понять тайный смысл этой страшной комедии.

Фон Мангейм, усмехаясь, сказал коменданту:

– Я говорил вам, что не надо этих театральных эффектов.

– Я повторяю, – со злым лицом закричал ещё громче переводчик, – я повторяю...

Но его прервал тонкий, срывающийся голос: какой-то человек выскочил вперёд и крикнул:

– Смерть ему, смерть!

Фон Мангейм вспомнил, что этого человека он не раз видел у Шнапека. Солдаты взяли за локти Ерофеева. Широко открыв глаза, он с изумлением посмотрел по сторонам. Люди видели, как он поднял руку, какой-то хриплый стон вырвался из его груди, но солдат толкнул его в спину, и Ерофеев, махнув рукой, пошёл, волоча ноги, к дверям.

Жители города торопливо расходились. Последние, вышедшие из кинотеатра люди, услышали выстрел и увидели в скверике на снегу труп человека в чёрном пальто с каракулевым воротником. Так немцы избавились от «господина бургомистра» Ерофеева, который стал им не нужен.

Глава XXVI

События в разгаре

Единственным человеком, который пожалел о преждевременной смерти Ерофеева, был инженер Иноземцев. Постройка дороги подходила к концу. Нужна была чудодейственная сила, чтобы уложить 140 километров дороги в непроходимых болотах и топях. Комендант Шнапек и фон Мангейм первыми проехали по ней со скоростью сто километров в час. Дорога поднималась в гору и упиралась в широкую и глубокую реку. Через неё был перекинут новый, выгнутый дугой, деревянный мост. Перед въездом на мост была построена арка из берёзы. Это тоже понравилось высокому начальству. Автомобиль миновал арку и остановился.

По ту сторону моста стоял щеголевато одетый Иноземцев, приложив руку к козырьку меховой шапки. Он проводил гостей в павильон с остроконечной вышкой, выслушал их приказания относительно церемониала встречи командира корпуса, которому фон Мангейм будет докладывать об окончании постройки стратегически важной дороги. Затем оба – фон Мангейм и Шнапек – уехали в очень хорошем настроении.

– Генерал будет доволен, – произнёс Шнапек, сидя рядом с фон Мангеймом в быстро мчавшейся машине.

– Ещё бы! Это будет дорога наступления... Теперь вы знаете цену этому молодому русскому. С ними надо уметь обращаться, даже хвалить их, когда они этого заслуживают.

Комендант искоса посмотрел на «группенфюрера».

– Должен вам сказать, мой друг, что, если кто и заслужил верёвку, то именно этот молодой человек.

– Вы говорите серьёзно?

– Абсолютно серьёзно. Вообще я не умею шутить, вы это знаете.

– Почему вы так думаете? Вы считаете его опасным?

Раскуривая сигару, фон Шнапек ронял слова:

– Дорогой друг, неужели... неужели вы не понимаете... почему эти люди работают на него как черти? Они знают, что он нас также ненавидит.

– Ну, это надо доказать.

– Милый Мангейм, нет никакого сомнения, что он связан с партизанами, то есть с остатками партизан. Вот почему ваша охота кончилась для вас благополучно.

– Это невозможно!

– Я в этом уверен. Он знал, что вас караулят партизаны. За это одно его следует повесить.

– Но тогда почему он позаботился о том, чтобы выслать патруль егерей?

– Ему нужно было отвести от себя подозрение. Он ведёт двойную игру. Он боится партизан и из страха помогает. В то же время, чтобы спасти свою голову, он делает всё, чтобы выслужиться перед нами... А случай с Тасей Пискарёвой? Мы потеряли человека, который доказал нам свою преданность. Это очень досадно. Хотите пари на коробку манильских сигар, что и в этом похищении замешан Иноземцев? Он понял, что она его рано или поздно предаст, и разделался с ней.

Некоторое время они ехали молча, наконец фон Мангейм сказал:

– Всё, что вы говорите, похоже на правду, особенно если иметь в виду коварство восточных народов. Во всяком случае, он пока приносит нам большую пользу.

– Именно потому я его терпел. Но так продолжаться больше не может. Я знаю, что вы против назначения его бургомистром вместо Ерофеева.

– Это всё разно, что осудить человека на смерть.

– В конце концов – да. Но не в этом дело. Меня интересует, как этот хитрец поступит в ту минуту, когда под известными вам приказами ему придётся подписать своё имя. До сих пор он довольно ловко лавировал... Что он делал? Строил дороги. Дороги всегда нужны и всем нужны. А теперь его именем будут уничтожать его родичей. Это ему не может понравиться. Именно тут ему придётся показать своё лицо.

Они ехали очень быстро, на горизонте уже показалась колокольня с пробитым снарядами куполом сельской церкви на полдороге от Плецка.

– Ну, что ж, – задумчиво произнёс фон Мангейм, – вы меня почти убедили... Право, было бы недостойно, если бы я боролся за жизнь этого молодого варвара. В конце концов, чем меньше их будет на земле, тем лучше для расы господ.

На следующее утро после этого разговора Иноземцев узнал, что на станции его ждёт дрезина. Шнапек прислал за ним переводчика Лукса. Переводчик должен был сопровождать нового бургомистра Плецка в хозяйственное управление области, где он получит инструкции высокого начальства.

Иноземцев не выразил ни малейшего удивления, он только сказал посланному за ним солдату, что должен отдать необходимые распоряжения, привести себя в порядок, побриться. На это уйдёт не более часа. Действительно, через час он отправился на станцию и увидел на первом пути автодрезину и возле неё переводчика. Иноземцева провожал на станцию какой-то бородатый русский, с которым инженер простился, обнявшись. Луксу показалось, что Иноземцев при этом шептался с бородатым.

Иноземцев сел рядом с Луксом, солдат – с водителем автодрезины, и они покатили по рельсам с большой быстротой. Мелькали деревья, телеграфные столбы, шалаши дорожной охраны. Под откосом лежали скелеты обгорелых вагонов, пущенных под откос партизанами. Иноземцеву была знакома эта дорога, и он со скукой глядел по сторонам. На 37-м километре его внимание привлёк столб дыма, поднимавшийся в стороне от дороги. Вероятно, кто-то жёг в лесу костёр. Странная улыбка пробежала по лицу Иноземцева. Промелькнул столб с цифрой «38». Здесь, на 38-м километре, железнодорожное полотно пересекали болота и трясина. Иноземцев мысленно отсчитывал секунды: двадцать одна, двадцать две, двадцать три... На двадцать четвёртой секунде он откатил дверь автодрезины, схватил за горло Лукса, со всей силой толкнул его и вылетел вместе с ним. Дрезина умчалась со скоростью 90 километров в час, а два человека свалились в болото.

Иноземцев не мог видеть, что, промчавшись 300-400 метров, дрезина стала замедлять ход. Вдруг между рельсов блеснул огонь, дрезина и люди в ней окутались дымом и взлетели на воздух.

Услышав взрыв, Иноземцев разжал пальцы, державшие за горло Лукса. Убедившись, что немцу больше никогда не придётся исполнять обязанности переводчика при коменданте города Плецка, Иноземцев попробовал встать, но ноги его ушли в болото до колен. Он понял, что попал в трясину. Ступать по вязкой, засасывающей почве было почти невозможно, Иноземцеву пришлось лечь и, напрягая всю силу мускулов, медленно ползти вперёд. Так он выбрался на сухое место и углубился в лес. Он был весь в липкой, чёрной грязи, платье его изорвалось. Иноземцев был недоволен собой: он выбросился из дрезины несколько раньше времени – его люди, взорвавшие машину, остались где-то в стороне. Пока он размышлял обо всём этом, послышался скрип колёс и голос человека, понукавшего лошадь. Вскоре он увидел мужчину в ватнике и шапке ушанке, который правил лошадью, сидя на возу, нагружённом свежесрубленными берёзками.