Зеркало за стеклом

— Но ведь ты же сам сказал: на то они и охрана, чтобы быть готовыми к нападению в любой момент. — Я слушала достаточно внимательно, чтобы не пропустить это явное противоречие.

— Не надо путать, Гордана. — Йен поднял палец и медленно повёл им в сторону Валлада. Тот по-прежнему ехал к нам спиной, ни разу не испросив позволения обернуться. Почему-то это меня беспокоило. — Готовность к боли и момент её испытания, две разные вещи. Есть всего доля секунды, на которую даже опытный воин полностью погружается в это ощущение. Разумеется, он оправится очень быстро, восстановит самоконтроль, и момент будет упущен. Поэтому единственное преимущество — во внезапности.

— Ты его три раза бил, — проникновенно напомнила я, отчаянно желая отделить правду от лжи и не допустить того, что моя голова попросту взорвётся.

— На твоё счастье, парень оказался зелёным новичком, и просто не ожидал, ничего подобного. С бывалым воякой у меня мог быть только один шанс, и тот более, чем сомнительный. Слабоват я сейчас для виртуозного подчинения защищённого сознания. А с этим можно было попробовать внушить ещё тогда, когда он краснел при упоминании этикета. Но я не решился. О провальной попытке внушения кому-то из своей охраны князь мгновенно узнаёт по поточному маяку. Это значительно осложнило бы дело. Пришлось действовать наверняка.

— А почему это, собственно, на моё счастье? — я снова разозлилась, на сей раз от того, что опять получаюсь крайней.

— Потому что это ты у нас ратуешь за то, чтобы было как можно меньше бессмысленных жертв, — он с усмешкой «вернул» мне мои кавычки.

— Ты что, и его собирался убить?! Ну, знаешь ли, тебя к людям подпускать нельзя! И, можно подумать, этот твой князь принял бы тебя после такого с распростёртыми объятиями! — Я недоверчиво вздёрнула верхнюю губу.

— Да. — Беззаботно хмыкнул Йен. — Он мне должен. В своё время я сделал ему очень большое одолжение. И во имя старой дружбы и сохранности собственной жизни ему лучше бы об этом не забывать.

— Даже ценой жизни своих людей?

— И ею в том числе.

— Да кто ты, в конце концов, такой, леший тебя побери?

— Это неправильный вопрос, Гордана. — Холодно улыбнулся Йен Кайл, и его глаза стремительно начали чернеть. — Но леший по мою душу точно не придёт, а конец ожидания уже и правда близок. Я чувствую первую рябь от скважины Потока, мы скоро будем на месте.

— Так ты, значит, как-то пользуешься этим Потоком? — мало представляя, что это значит, но подспудно чувствуя, что ещё огребу с этим неприятностей, с замиранием спросила я.

— Есть такое дело. — Резко ухмыльнулся Йен. — Надевай своё покрывало, безмолвная женщина из Рияни. Будешь изображать барышню лёгкого поведения, которую я таскаю с собой не то, чтобы из жалости, а скорее в надежде продать задорого в какой-нибудь крупный бордель.

— Ничего себе легенда, — нахмурилась я. — Может, всё-таки что-нибудь поприличнее придумаем? Вдруг ко мне кто-то начнёт приставать? Предупреждаю, изнасиловать себя я не позволю даже твоему князю!

— Поприличнее будет неправдоподобно. Но от истерики меня, пожалуйста, избавь. Я уже насмотрелся в Бришене, больше не хочу. Никто не смеет посягать на собственность личного гостя князя. Закрой рот, я знаю, что ты хочешь сказать, не стоит. Если найдутся самоубийцы, желающие посягнуть на честь пугливой молчаливой риянки, не переживай. Я лично отправлю их из этой жизни на поиски следующей. — Он секунду помолчал, и, раздвинув губы в издевательской улыбке, добавил, — Хотя ты же не любишь, когда я грожусь кого-то убить. Наверное, правильнее будет разок одарить своими ласками каждого желающего?

— Чтоб ты сдох, — с чувством пожелала я, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в зудящие ладони.

— То есть меня тебе не жалко? — продолжал с видимым удовольствием зубоскалить Йен, — Моё убийство ты воспримешь с радостью, ещё и спляшешь на могиле? А вообще, хочу тебе сказать, для простой деревенской девушки ты что-то больно нервная. Я слышал, у вас там уже лет с тринадцати вовсю по сеновалам возня идёт.

Такого желания броситься на кого-то с кулаками я в жизни не испытывала. Тем не менее, было очевидно, что он делает это специально. Поэтому вместо того, чтобы кинуться и вцепиться подлецу ногтями в лицо, я глубоко вздохнула собрала остатки самообладания и, осклабившись в ответ, пояснила, что не знаю, как в других местах, а у нас на селе с таким, как он, даже выжившие из ума старухи, даже за деньги и даже на простынях из алашанского шёлка не стали бы «возиться».

Он удивлённо дёрнул бровью, после чего сменил оскал на очень кривую улыбку и медленно кивнул. На том и заключили временное перемирие.

— Одевайся. Уже пора.

— Зачем это всё? — Я кивнула на заляпанную скатерть, — Неужели твой князь не догадается? Меня, то есть Шантал, наверняка ищут вместе с тобой.

— Наверняка. Только он об этом вряд ли знает.

— То есть?

— Что-то мне подсказывает, что день назад поточная связь через скважины серьёзно исказилась. Настолько серьёзно, что полностью утратила способность к переносу информации. На некоторое время. Но оно у нас пока ещё есть.

— И откуда же ты об этом осведомлён? — съёрничала я.

— Ну как же. Я сам для этого сделал всё, что смог. — Скромно опустил очи долу Йен. — Небезызвестное тебе тело, брошенное в скважину, как нельзя лучше исполнило своё назначение.

Мгновение я соображала, а потом с сипом втянула воздух открытым ртом.

— Циларин?

Йен кивнул с таким видом, словно собирался похвалить меня за догадливость.

— Ты что, убил её только ради этого? Можно было кинуть камень, кусок земли, куртку, да что угодно, а ты… Ах ты!..

— Не мели ерунду, — рыкнул он, резко приблизив к моему лицу свою живую маску смерти. — Никакой мусор не сможет парализовать течение Потока. Только мёртвое человеческое тело. Мне нужна была отсрочка, я её получил.

— Какой цинизм, — с отвращением скривилась я, и только чувство самосохранения помешало мне плюнуть в лицо этому отвратительному человеку.

— Цинизм — воскрешать людей из мёртвых и заставлять служить себе, полностью подчинив своей воле. — Ничуть не смутившись моим выражением лица, как бы между прочим заметил Йен.

— О чём это ты? Опять пытаешься заговорить мне зубы? — я насторожилась, готовясь к тому, что сейчас меня в который раз примутся ловко обводить вокруг пальца.

Вместо этого мой спутник издал стон вселенского долготерпения и задал обескураживающий вопрос:

— Помнишь, я говорил тебе, что в глухих деревнях ходячим мертвецам взяться неоткуда?

— Помню. И ещё ты сказал, что их существование, как таковых, тебя не удивляет.

— Правильно. Открою тебе большой секрет. Только тссс, никому не говори!

— Ты можешь хоть сейчас не паясничать?! — Взвилась я, одновременно сгорая от желания получить ключ к разгадке, и содрогаясь при мысли о том, что, скорее всего, мне сейчас снова наврут с три короба, и я окончательно потеряюсь во всём том, что случилось со мной с тех пор, как я встретила Йена Кайла.

— Длани Правителя — это мертвецы, поднятые им со смертного одра в тот момент, когда сердце замирает на последнем ударе. Тело ещё живо, но души уже нет. Это очень сильное и опасное плетение. Никто, кроме Правителя, этого не может. Слишком много нитей Потока задействовано, слишком сложен их узор и слишком велик риск для жизни плетущего. Ну, и вообще, надо сказать, это достаточно аморально. В обществе такое не приветствуется, но Правитель есть Правитель, ему можно. Дураков возмущаться нет. Тем более, что ожившие мертвецы составляют его личную охрану, именуются Дланями и носят на поясах очень занятные острые игрушки.

— Сперва удар, потом замах… — Ошарашено пробормотала я, когда изменница-память услужливо подсунула мне сцену, в которой Циларин расколола одну из «стен» Храма Потока, а потом и глупую кульминацию представления на помосте в Бришене, когда актёр сбросил тыкву с головы раньше, чем по ней символически чиркнули ножи актёров в чёрно-белом. Глупым тогда было не представление. Глупой была я.