Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 108

Я старалась говорить иронично, но на самом деле, мне было страшно до заикания.

— Потому что мне нужна скважина. — Йен задумчиво сдвинул брови так, что между ними пролегла вертикальная складка.

— Это я уже слышала. — Терпеливо напомнила я. — И не спрашиваю, зачем что-то тебе. Мне это зачем?

— Какая разница? Я всё устрою, успокойся. У тебя всё равно нет выбора. — Лениво ухмыльнулся он и перевёл взгляд куда-то вбок. Я проследила направление, но ничего интересного не увидела. Древесный частокол свесил основательно подвявшие на жаре листья, трава на обочине выгорела до бледно-жёлтого цвета. Оглушительно стрекотали кузнечики, изредка им подчирикивали птицы. Ветра на этой бесконечной раскалённой дороге, похоже, не существовало вовсе. Мы ехали в тяжёлом знойном мареве, и загустевший воздух как будто налипал тонкой плёнкой поверх потного тела.

— Выбор есть всегда. Просто сейчас он не очень богатый. — Недовольно проворчала я, выпятила нижнюю губу и с силой дунула вверх на лоб.

— Оптимистично. Видно, ты раньше никогда не оказывалась в безвыходных положениях.

— Я всегда старалась до этого не доводить. А ты, стало быть, можешь поделиться со мной мудростью и опытом?

— Делиться не стану, но и скрывать, что я большой специалист по тупикам, тоже не буду. — Оскалился в напряжённой улыбке Йен и на вопрос «что это значит?» бессовестно промолчал.

Я запрокинула голову и беззвучно воззвала к небу о терпении. Небо тоже не ответило, и мне стало совсем тоскливо.

В телеге снова повисло тягостное для меня одной молчание. Саврий, сидя на своём месте в одних портах (рубаха и сапоги со смотанными портянками внутри кучей лежали в углу телеги, придавленные сверху ржавым мечом), деловито понукал разморенную на жаре лошадь. Та никуда не торопилась, пыхтела и ступала тяжело, чем стала очень похожа на конягу деда Шульмыша. Для полноты картины в телегу теперь надо было только навалить сена, воткнуть вилы и выкинуть Йена. Тот как раз полусидел с закрытыми глазами и притворялся спящим. Валлад нас не подгонял, не оборачивался, и вообще не проявлял никакого интереса к происходящему за спиной. Но при этом чётко выдерживая дистанцию. Как ему это удавалось, одному Свету известно.

— Как руки? — так и не определившись с интонацией, спросила я. С одной стороны мне было совестно, что я, как травница, не могу помочь нуждающемуся в исцелении. С другой мстительно хотелось не дать ни минуты покоя тому, кто несколько дней назад начисто лишил покоя меня.

— Сносно, — не открывая глаз, сонно ответил Йен и шевельнул распухшей кистью. Последовавшая за этим мимолётная неконтролируемая гримаса яснее ясного дала понять, что в реальности дела обстоят гораздо хуже.

— Может, всё-таки хотя бы подорожник? — почти жалобно спросила я, краешком сознания изумляясь, что по-прежнему рвусь выполнять неписаные законы своего ремесла в отношении этого человека. Призвание сильнее личной неприязни? Ну да, конечно, где то призвание. Просто после охоты за пресловутым мифическим покойником, мне не хотелось остаться на руках с настоящим.

— Ещё раз услышу про этот проклятый подорожник, заставлю нарвать и съесть. — Невнятно пригрозил Йен. — Просто растолкай меня, когда приедем. Скважина решит все мои проблемы, — он сполз по бортику вниз, перевернулся на бок и накрыл голову курткой. Из-под которой ясно и значимо добавил, — и твои тоже.

Я просверлила взглядом грязную куртку и отвернулась. Положив руки на бортик и уперев в них подбородок, я смотрела, как медленно уходит назад дорога. Телега скрипела ещё надрывнее, чем раньше, грузно переваливалась на ухабах, и очень скоро меня укачало. Закрыв глаза, часто дыша и сглатывая в попытках успокоить взбунтовавшийся желудок, я снова подумала о бегстве.





Может, сейчас? Неплохая возможность. Телега и так постоянно скрипит, причём очень громко, так что о внезапном шуме можно не волноваться. Аккуратно перелезть через бортик, спрыгнуть и быстренько отбежать в ближайшие кусты. Если всё провернуть быстро и осторожно, есть шанс. Но ведь законы подлости никто не отменял. А если Валладу именно в этот момент приспичит обернуться? Или Саврий решит, что без сапог ему холодно? Или, не приведи Свет, проснётся сам Йен?

Но даже если всё пройдёт гладко, и мне удастся скрыться в лесу, что дальше? Куда идти? Последний раз, когда я спрашивала, где мы, мой спутник коротко обронил «до Бришена далеко» и больше на подобные вопросы не реагировал вообще. Надеяться на то, что «далеко» — это день-два пути вряд ли стоило. Даже для жары, которой нынешнее лето душило всё живое, здесь было слишком жарко. А среди деревьев по бокам от дороги изредка мелькали какие-то незнакомые мне на вид образчики. Как такое возможно? В ответ — каменное молчание.

В конце концов, я недовольно поджала губы, вынужденно признавшись себе в том, что опять никуда не убегу. Потому что делать это в неизвестность — поступок, достойный всех оскорбительных колкостей Йена. Потому что Саврия по-прежнему жалко. А ещё потому, что я, оказывается, трусиха, каких поискать и предпочитаю знакомое зло, которое вроде как спасает мою жизнь от зла неизвестного. Странным образом, надо сказать, но всё же. Если, конечно, не врёт.

Эхе-хе, во что же ты ввязалась, травница?.. Дался тебе тогда этот пузырёк с настойкой. Кстати, сейчас бы его содержимое пришлось весьма кстати… Тьфу, не раскисать!

Может, после посещения этой неведомой скважины Йен меня всё-таки отпустит? Мы же вроде как уже договорились, что я не Шантал. Хотя, не похоже, что это его успокаивает…

Я почувствовала, как начинает гореть и щипать лицо и в панике прижала к нему ладони. Стало легче и даже немного прохладнее. Значит, всё-таки без корчей. Зато с обгоревшей физиономией, какие я не единожды видела у односельчан: красные щёки, шелушащийся нос… Всё когда-то бывает в первый раз! Но, леший побери эту жару, как же тяжко!

Я украдкой бросила быстрый взгляд на Йена и, убедившись, что он действительно спит (или очень убедительно притворяется), тоже улеглась, укрыв пострадавшее лицо от губительных солнечных лучей полой скатерти, и дав себе зарок спать. Просто так легче переносить жару, вот и всё. К тому же, отвратительный скрип просто не даст мне уснуть, а тряска на колдобинах совсем не похожа на убаюкивание…

…Озарение так и не пришло. Зато я ещё немного покашляла, надышавшись пылью, которую взметнули к лицу мои же собственные руки.

Если думать логически, за то время, что я тут ползала и болтала сама с собой, глаза уже давно должны были привыкнуть к темноте, и начать предоставлять мне хоть какие-то смутные очертания окружающей действительности. Как же, как же… Я не видела даже собственные руки, поднесённые к лицу.

Может, я ослепла?!

Эта внезапная мысль выбросила в кровь такую порцию адреналина, что сердце снова постыдно ретировалось в пятки, в ушах зашумело, а перед мысленным взором предстала страшная картина: я падаю спиной на голый камень, от удара теряю зрение, а ничего не болит просто из-за сильнейшего шока. Зато как только он пройдёт…

— Нет! Чушь! Бред! Идиотизм! — Заорала я на себя, хватаясь за голову в попытке отогнать подозрительно похожее на зарождающуюся истерику ощущение. Мне стало безумно страшно. У этого страха была какая-то причина… Но я её не помнила. Что-то связанное с… нет, не помню. Проклятие, проклятие!

Лёжа на ледяном пыльном полу, и тяжело дыша, я пыталась отрешиться от паники и заставить себя думать. Поначалу ничего не получалось, но постепенно, шаг за шагом, я принялась отходить от всепоглощающего ужаса неизвестности.

Наконец, мало-мальски убедив себя успокоиться, я принялась заново мысленно раскладывать по полочкам имеющиеся факты. Полочек было сколько угодно, фактов — чуть больше, чем ничего. Итак. Я жива, могу свободно двигаться и думать. Это хорошо. Я неизвестно где, в полной темноте, вокруг только камень, пыль и ватная затхлая тишина. Это плохо, но не смертельно. Пока не смертельно. Если найду способ выбраться. Я решительно придушила встрепенувшийся было стенающий внутренний голосок. Слепота — это всё бред сивой кобылы. Быть этого не может. Нельзя упасть с такими последствиями и чувствовать себя, как после хорошего здорового сна. Всему есть свои пределы. Даже шоковое состояние не всесильно.