Зеркало за стеклом

От такой несправедливости я снова зарыдала в голос, плюхнулась на землю и принялась утираться подолом. Внутренний голос бился в голове, требуя сейчас же прекратить всё это безобразие, я его слышала, но…

— Мы не знали, что оно краденое. — Сквозь собственные вопли услышала я голос Кина. Мальчишка не подскочил ко мне и не начал утешать — и за это я была ему безмерно благодарна. — Я купил его на базаре. Отдал семь серебрушек.

— Семь серебрушек?! — Теперь к нам протискивался ещё и запыхавшаяся жертва воровства, натужно-багровый в медленно угасающем свете небесного цветка. — Да ты в своём уме, сопляк? Ты ж со мной, скотина подлая, всю жизнь не расплатишься!

— А за каким хреном я с тобой расплачиваться буду, боров позорный? — рявкнул воришка. — Я, что ли, у тебя его украл? Так вот дулю тебе под рыло! Ищи виноватого, а нас с сестрой не трожь!

— Руки оторву, ублюдок! — взревел достойный мастер Таманий, но с места не сдвинулся. Кин с чувством продемонстрировал собеседнику оттопыренный средний палец. Потом подумал и добавил к нему второй с другой руки.

— Ну-ка замолчали все. — Старик не кричал, но голос имел сильный. Восстановилась тишина, в которой даже я не рискнула больше всхлипывать. Наконец-то, позорный приступ начал проходить, уступая место такому клубку противоречивых эмоций, что я горячо возжелала лишиться чувств, не сходя с этого места. Увы. Всё, что я могла на деле, это судорожно вцепиться обеими руками в шишку, которая, несмотря ни на что, продолжала висеть у меня на шее.

— Мы разберёмся с этим утром. — Старик сделал паузу и обвёл строгим взглядом всех присутствующих. — До утра вы вчетвером находитесь под арестом и будете сопровождены в темницу. Немедленно.

— Но мы не… — начала было я.

— Да что за… — это Кин.

— Я, пожалуй, откажусь. — И Йен, улыбающийся фальшивой улыбкой.

Циларин безмолвствовала. Поэтому именно к ней, выслушав наши реплики, ядовито обратился седой командир.

— А что же, госпожа актёрка высказаться не желает? У вашей-то братии, говорят, язык хорошо подвешен. Даром, что на сцене немыми истуканами стоите.

Вместо ответа Циларин вытащила из-за пояса свой тесак и замахнулась на каменную плиту. Послышался треск крошащегося камня, и огромный отколотый кусок с громким стуком рухнул под ноги женщине, только секунду спустя со свистом рубанувшей ножом по месту скола.

— Длань! Это Длань! Пресветлый Боже, спаси нас! Длань Правителя!

Кин стоял, разинув рот. Йен закатил глаза и беззвучно шевельнул губами, наверняка грязно выругавшись. Воинство за спиной властного старика, так и не посмевшее преодолеть незримую черту, вместе со склочным купцом, чистой совестью и суеверным ужасом на лицах, попадало на колени. Ближе всех ко мне оказался впечатлительный Торк, принявшийся усердно биться лбом о землю то в сторону Циларин, то в мою. Я ошарашено помотала головой. Неужели у меня настолько сильно и бесповоротно помутился рассудок? Я готова была съесть собственный дырявый лапоть, если камень действительно не раскололся прежде, чем она ударила по нему ножом. Прямо как с той тыквой во время представления… Но это же невозможно! Может быть, как раз сейчас самое время начать биться в истерике по потерянному рассудку?

— Госпожа Длань. — Старик отвесил Циларин сдержанный полный достоинства, поклон. Достаточно низкий, чтобы продемонстрировать уважение, но не подобострастный. — Прошу прощения, если оскорбил Вас. До сегодняшнего дня личные телохранители Правителя ни разу не появлялись в нашем городе. Зато актёрские труппы наезжают на Праздник Коронации каждый год в таком количестве, что и шагу нельзя ступить, не натолкнувшись на человека в чёрно-белом мундире. Тем не менее, народ и этих обходит стороной. На всякий случай.

Она на самом деле из личной охраны Правителя?! Свет Всемогущий, да что же творится под ликом твоим?! Эхом моим мыслям послышался выдох Кина: «Вот дерьмо собачье!». Но нет. Это было гораздо хуже.

— Я не госпожа и я принимаю Ваши извинения… — Циларин замолчала, вопросительно приподняв бровь.

— Капитан Римад… ммм… Длань. — Вытянулся старик.

— Я принимаю Ваши извинения, капитан Римад.

— Благодарю, Длань.

— Да, — влез в разговор Йен Кайл, — и пусть Ваше сопровождение перестанет, наконец, изображать всенародное покаяние.

Пожилой капитан с подозрением оглядел криво ухмыляющегося мужчину. В ответ тот широко раскрыл глаза, вскинул брови и балаганным жестом обеими руками бросил в сторону Циларин воображаемый шар.

— Она со мной, не переживайте.

— Длань? — Капитан Римад подчёркнуто официально склонил голову.

— Да. Он со мной. — Как будто через силу отозвалась чёрно-белая осквернительница храмовых стен.

— Кто с кем, кто с кем, — вполголоса пропел её неугомонный спутник.

— В таком случае, госпожа Длань, — снова вступил в разговор старик, беглым взглядом окинув поднимающихся с колен стражников. Особо усердного Торка поднимали за шиворот, — не будете ли Вы так добры сказать мне, что именно здесь произошло? Я отдаю себе отчёт в том, насколько дорого Ваше время и важны Ваши дела, — Йен Кайл шлёпнул себя ладонью по лицу и с силой провёл ею вниз, — однако я был бы Вам крайне признателен…

— Эти девушка и мальчик, — ничуть не заботясь о том, чтобы дослушать, перебила его Циларин, — уже были здесь, когда я пришла. Мне нечего сказать, кроме того, что мы уже однажды сталкивались в городе.

— Это неправда! — возмущённо вскинулся Кин, — Я тебя вообще первый раз в жизни вижу! У меня отродясь не было неприятностей с Дланями!

— Разве я что-то сказала о неприятностях? — Циларин одарила мальчика убийственным взглядом. — Или на воре и шапка горит, а, циххе?

Йен Кайл хмыкнул, иронично поджав губы и искоса глянув в мою сторону.

Кин, конечно, ничего не понял и продолжил с искренним возмущением доказывать нашу невиновность мрачному Римаду. А я, окончательно придя в себя, понуро ссутулилась, подтянула колени к груди и положила на них подбородок. В голове было совершенно пусто, не считая мысли о том, что надо притворяться, будто я тоже вижу эту парочку первый раз в жизни. По уму выходило, что теперь мне должно бы бояться вдвое больше, но я чувствовала только разбитую усталость, головную боль и потребность высморкаться.

Римад, с почтением отступившись от Циларин и велев Кину умолкнуть, попытался добиться объяснений от Йена Кайла и даже от меня. Йен с усмешкой развёл руками, заявив, что лично он ничего не знает, сидел себе, мирно принимал лунные ванны. Кто там что у кого украл, ему неизвестно и, кстати сказать, совершенно не волнует. Поэтому если уважаемые стражи порядка не возражают, то не пошли бы они вместе со своими подозреваемыми по их общим делам.

По лицу Римада перекатывались желваки, когда он, наконец, обернулся ко мне. Я его понимала. Чушь, которую так вдохновенно нёс Йен, напомнила мне то, что я сама плела там, в подворотне. Разница только в том, что я таким дурацким способом пыталась выторговать для себя и нагло обокравшего меня мальчишки возможность уйти живыми и невредимыми. А этот просто паясничал и сознательно выглядел полным идиотом. Но Длань признала его своим сопровождающим, так что получить древком копья по темечку нахалу не грозило.

— Мы не виноваты, честное слово. — Я устало подняла на старика взгляд и в порыве искренности и стыда добавила, — Простите за то, что здесь творилось. Мне очень стыдно.

— Пусть спасением своей души поклянётся! Чтоб не вышло, что мы к ней спиной, а она нам сглаз на всю жизнь, — подал срывающийся голос Торк, но мигом скукожился под моим тяжёлым (честное слово — от усталости!) взглядом.

— Не бойся, добрый человек. Обещаю, никакого сглаза не будет. — Оставалось только надеяться, что мои губы скривились должным образом — в улыбке.

— Поклянись! — не унимался суеверный невротик.

— Да ну уберите вы уже его от меня кто-нибудь! — простонала я, утыкаясь лбом в кулак с зажатым в ней нетеряемым оберегом.

— Ведьма! Хватайте её! Прямо сейчас порчу наводит! Это её шишка колдовская! Из-за неё нам с Айедом тогда бока у ворот намяли! — заверещал Торк, внезапно растеряв весь свой страх перед «полной света юродивой», в три прыжка очутился рядом и недвусмысленно замахнулся, наверняка ополоумев от страха и сознания собственного героизма одновременно. Если бы в тот момент всё сложилось иначе, моя жизнь наверняка вернулась бы в своё неспешное русло уже на следующий день. Или укатилась бы в тартарары вместе с отрубленной за воровство рукой.