Зеркало за стеклом

— Нет, что ты! Если кто-то из нас попадётся настоящей Длани, спастись поможет только чудо. Но в таком захолустном городишке, Дланям делать нечего.

— Низшие слои общества, с которыми, я извиняюсь, барышня сейчас изволит общаться, — снова влез вездесущий Щуп, — с оказией не избегут установленного наказания. Но специально по наши бедные души таки никто из столицы не двинется!

— Тогда я совсем запуталась.

— Ойц? — Недоверчиво заломил бровь представитель вышеупомянутых слоёв. — Таки откуда ви к нам пожаловали, чудесная девица? Праздник Коронации есть событие огромного масштаба. Нельзя вот так просто не знать о нём. Или что, где-то существует такое место, за которое можно сказать, что его жители спят на деревьях, кушают шишки и таки полагают себя царями мира?

— Не знаю, — я беззаботно пожала плечами, игнорируя шпильку в свой адрес.

Щуп подозрительно прищурил на меня попеременно оба глаза, но актёрской практики мне уже было не занимать, поэтому я только наивно похлопала в ответ ресницами.

— Кхм. Ну ладно. Я и подзабыл как-то, что передо мной таки травница. Ладно. О чём я…

— Я сам ей всё расскажу. — Перебил его мальчишка. — А ты, Щуп, напомни ребятам, что они хотели пойти поискать того одноглазого козла. Я из-за него до завтра не смогу ущипнуть толстого.

— Давай выйдем на улицу, что-то свежего воздуха захотелось. — Попросила я, когда недовольный Щуп засеменил к одному из столов.

— Не вопрос!

Из всех присутствующих взглядом нас проводил только кабатчик. Может, и он бы не обратил внимания, но сработал условный рефлекс всех держателей подобных заведений — следить за перемещением посетителей. А может, ему лично хотелось убедиться, что я ухожу и больше не буду смущать впечатлительные незаконопослушные умы шокирующими заявлениями.

Мы вышли на улицу, где — о счастье! — наконец-то поубавилось народу. Я открыла рот, чтобы задать мучивший меня вопрос, но Кин тут же затрещал, глядя на меня сияющими от любопытства глазами и, похоже, не особенно вслушиваясь в ответы.

— Ты правда видела Длань? В чёрно-белом костюме и с тем оружием, которое есть только у них?

— Да. Да. Не знаю.

— Ух ты! Так здорово! Интересно, а она была похожа на настоящую?

— Так она же вроде и…

— Актёры каждый год разные, и костюмы тоже разные. Вот бы узнать, как на самом деле выглядит личная охрана самого Правителя! А ты где её видела? Актёры обычно не показываются никому до представления.

— Подожди, ты же сам…

— Ууу, ждать ещё целый день! Надеюсь, в этот раз тоже будут фейерверки. И золотые монетки. Главное заметить, кто их поймает, а дальше всё просто.

— Почему ты воруешь? — Кажется, мой внезапный вопрос сильно удивил и задел Кина. Ну, хоть слушать начал, и на том спасибо.

— А что мне ещё делать? — огрызнулся он. — Дома у меня нет, платить за работу двенадцатилетнему никто не будет, а есть каждый день хочется. В нашей общине ты или приносишь в общий котёл, или ты не в нашей общине, так что вали из города, пока не накостыляли. Крисятничества нигде не любят. И пришлых нам не надо. Это наш город. Так что если тот бугай со шрамом до сих пор не сообразил, что к чему, ребята его найдут и так отметелят, что придётся уроду взаправду на костылях переваливаться.

Он говорил, глядя куда-то перед собой, а я смотрела на детское лицо и думала о том, что забыла испугаться. Этот мальчишка ведь мог пырнуть меня ножом там, в толпе, в самом начале всей этой круговерти. У него ведь наверняка был нож. Не пальцем же дыру в моей котомке проковырял.

У меня в селе не было детей-воров. Таскатели яблок не в счёт, кто из нас в детстве не лазал на соседскую яблоню или черёмуху? Там же по каким-то неписаным законам природы всегда вкуснее, чем в своём огороде. Перспектива наказания крапивой добавляла азарта, а его факт воспринимался, как сама собой разумеющаяся плата за нерасторопность. Очевидно, у Кина детство закончилось, даже не успев толком начаться. А вздумай его кто-то отхлестать крапивой, вероятно, тут же получил бы железо под ребро.

— Кин — это полное имя? — спросила я, чтобы заполнить паузу, наступившую после его слов.

— Нет, это меня мамка так ласково звала. Потом все привыкли. А вообще я Кинроу. — Он вдруг смутился. — Чем-то высокородным отдаёт, да? Знаю, но мамка так назвала, никуда не денешься. Зато Кин звучит нормально. Скоро я дорасту до прозвища, так что вообще не буду зваться по имени.

— Хочешь, чтобы тебя все называли каким-то непонятным словом? — Не имея собственного имени, я иногда поражалась тому, с какими наборами букв приходится жить некоторым людям.

— Не-а, очень даже понятным. — Мальчишка расплылся в гордой улыбке. — Я себе уже придумал. Я же карманник. Мы называем такую работу «пощипать толстого». Так что меня будут звать Щипец.

Несколько минут мы попрепирались, обсуждая достоинства и недостатки такого прозвища. Аргументы Кина, в основном, сводились к тому, что название идеально отражает род деятельности. Мои — к тому, что звучит стрёмно и вообще похоже на Щупа, а это очень спорный пример для подражания. Впрочем, как и любой другой из кинова окружения.

За разговорами мы неторопливо брели по улице. Толпа схлынула. Солнце устало навалилось на линию горизонта. В какой-то момент я отвлеклась на проходящую мимо женщину. Её сопровождали два дюжих мордоворота с дубинами. Не иначе богатая купчиха с круглосуточной охраной. За спиной послышалась какая-то возня. Я оглянулась. Торговец яблоками с ворчанием подбирал с земли несколько единиц раскатившегося товара. Кин, не проявляя никакого любопытства, шагал рядом. Когда мы завернули за угол, малой дёрнул меня за рукав и протянул большое красное яблоко.

— Ух ты, спасибо, где взял? — Глупые вопросы в неподходящие моменты — это мой конёк. Я на него сажусь, и катаюсь до тех пор, пока не заработает ум. — Купил, что ли? Или подобрал?

— Обижаешь, сестричка. — Мальчишка одарил меня довольной ухмылкой. — Я их украл. Подтолкнул чуть-чуть лоток, а когда хозяин отвлёкся, ухватил с краешка.

Впереди замаячила перевёрнутая телега. Рядом не лежала в неудобной позе лошадь, не суетился хозяин, и не сновали приверженцы поговорки «что упало, то пропало». Значит, в данный момент на телегу никто не претендовал, и на ней можно было сидеть. Что мы и сделали. Кин с аппетитом вгрызся в своё яблоко, а я бездумно перекладывала сочный плод из одной руки в другую. Надо было расставить все точки над «Ё», но никак не получалось сформулировать вопрос.

— Кин, почему ты так уверен, что я твоя сестра? — Воришка поднял на меня изумлённое лицо, измазанное в яблочном соке. На подбородок налип кусочек мякоти. — Ты ведь никогда меня раньше не видел, не знаешь, как меня зовут… Мы с тобой даже не похожи. — Беспомощно закончила я, не зная, что ещё сказать в свою защиту под сделавшимся укоризненным взглядом.

— Но это же правда. — Он пожал плечами. — Я тебя сразу узнал, как увидел. К тому же, ты сама меня нашла. И никто чужой никогда не позаботится о маленьком оборванце с вывихнутой рукой. Если бы ты хотела уйти, ты бы ушла. Но ты осталась. И не воротила нос от компании нищих.

— А если бы я побежала сдавать вас стражникам?

— Тогда тебя поймали бы и утопили в водостоке. — Просто сказал он. — А мне отрубили бы пальцы на руках и ногах. Потому что тебя привёл. Предателей у нас не жалуют ещё больше тех, кто пытается воровать у общины. Я бы просил милостыню. — Он мрачно посмотрел на быстро темнеющую яблочную мякоть. — Если бы выжил после того, как надо мной потрудится Секач со своей ржавой железкой.

Я сглотнула образовавшийся в горле комок и вернула Кина к изначальной теме разговора.

— То, что не похожи, ничего не значит. Видал я двух братьев, у одного глаза в пол-лица, а у другого — как щёлочки в стене женской бани. Всяко бывает. А Горданой, мамка говорила, назвала бы дочь, если бы она у неё была.

— Если бы? — Уцепилась я за призрачную возможность. Кин замолчал, нахмурился, глядя куда-то сквозь огрызок. Мне показалось, что он сомневается. Только сомневается?! О Свет Всемогущий!..