Андрогин

Однако Молоко благой Навны пролилось не на жаждущие грунты, а в жертвенную чашу богини степей Карны, безжалостной властительницы амазонок. Богини крови и мстительных земляных Сил. В снах он видел ее темное обнаженное тело, скорее мужское, чем женское. Тело, созданное не для продолжения рода, а для бесконечной битвы жестоких богов. От него шли волны неумолимой власти. Оно могло быть всем, оно перетекало из огня в воду, а из воды – в камень. Оно становилось огромным змеем, а потом из ползучей формы над притихшими степями вырастал и возносил свой меч Кром – бог воинов, тени которых все еще блуждали между курганами и каменными бабами. Григорий испугался этой победоносной языческой телесности, и тяжелая тень подозрения пала на его мечты. Он молился святым угодникам Печерским, и кровавые видения оставили его сновидения. Зато подозрение свило крепкое гнездо в его сердце. А еще он не смог забыть телесную форму Карны-Крома, удивительную плоть, соединившую силу мужских мышц с искусительной женской прелестью.

Эта плоть тревожила его сны неопадающей мужской мощью, слившейся с бархатной роскошью нежной девы. Эта плоть была готова к битвам и к любви. Одинаково готова принимать в себя страстных паломников Карны и раздвигать могучим орудием Крома сокровенные входы. Сновидец желал этой плоти и боялся ее сокрушающей силы. Он не знал, сможет ли выстоять в любовной битве с двойной природой воинственного божества. Подозревал, что не сможет, но от этого страсть его только росла.

Собственное тело казалось ему мягким и слабым. Он догадывался, что такому мягкому и слабому телу не предназначено стать хранителем серебряных птиц. А еще он опасался Великой Мокрицы, которая посеяла в его теле свой холод. Он боялся, что холод Мокрицы не даст ему власти над мужской силой и он станет содомитом, юношей для удовольствий, вечной игрушкой Крома и посмешищем для Карны.

Но знал он и другое. Если ему все-таки придется отдать себя небесной Софии-Навне, плотская страсть превратится в бич и в проклятие. И будет гнать, гнать и гнать его длинными дорогами мира. Загонять в ловушку, где уже притаился охотник – белый небесный огонь.

Перед тем как принять или не принять предложения Пафлагонца, он должен был разгадать эту великую загадку. Тайну отношений и высшего назначения двух могущественных и враждебных друг другу порождений первичной натуры. Двух начал природы – Софии-Навны и Крома-Карны. Уранической девы и ее антипода – двуполого порождения Хаоса. Тысячелетнюю загадку алхимических элементов, рождающих в своем мистическом слиянии совершенного Андрогина.

В самое темное время суток он достиг цели своего ночного странствия – укрепленного здания на восточной окраине Львова. Приземистый дом, возведенный из крепкого тесаного камня, расположился за городскими воротами. Его хозяином был один из тайных резидентов канцлера Бестужева – негоциант и городской патриций Протазий Духнич, известный в шпионских и контрабандистских кругах Галиции как Папаша Прот.

Во Львове середины XVIII века расцвели всевозможные авантюристы и политические пробаторы[20]. Умирающая Речь Посполитая превратилась в огромный рассадник интриг, заговоров и предательств. Шляхетские партии продавались всем, кто давал деньги, пропивал их и продавал снова. Буйные сеймы и сеймики жаждали золота. Много золота. Коррупция стала привычным способом существования. Большинство здешних резидентов, не отставая от моды, работали на двух или трех господ и не особенно скрывали источники своих доходов. Во времена, когда людей с соответствующими способностями, умениями и связями по всей Европе было несколько сотен, такая ситуация считалась вполне допустимой.

Первыми Папашу Прота завербовали французы. В смутное правление короля Августа[21] дальновидные министры Людовика XV решили открыть в Польше «второй фронт» против своего главного врага – Австрии. В Польшу сначала ручейками, а потом и реками потекло французское золото. Оно оседало в карманах гетманов и каштелянов, в сундуках епископов и магистратов. Золото, приправленное патриотизмом и радужными надеждами, сделало свое дело. Бо́льшая часть шляхты встала под знамена французского ставленника Лещинского, коронованного патриотической партией на сейме под Варшавой.

Однако на защиту австрийского кандидата на польский трон саксонского князя Фридриха Августа неожиданно поднялась Россия. Французская разведка уверенно докладывала, что Российская империя – финансовый банкрот и унылая деспотия во главе с бездарной племянницей Петра Великого – никак не способна помешать Лещинскому и его партизанам. Поэтому могущественный флот Людовика не торопился вмешиваться в восточные дела. И, соответственно, не успел вовремя высадить десант в Померании.

Когда же, после долгих колебаний официального Версаля, французские линкоры в апреле 1734 года таки подошли к устью Вислы, Данциг – главный оплот польских партизан – уже находился в осаде. Русские дивизии фельдмаршала Миниха надежно блокировали там Лещинского, кардинала-примаса Потоцкого и все шляхетское ополчение. Линкоры вернулись в Гавр и Марсель. Вскоре русско-австрийский ставленник стал королем Речи Посполитой.

Потерпев поражение, французское правительство начало восстанавливать утерянные позиции с перестройки своей резидентуры. Именно тогда министр Шетарди обратил внимание на некоего львовского негоцианта, способного предвидеть не только колебания цен на товары, но и такие изменчивые, внезапные вещи, как ход военных операций, вспышки эпидемий, финансовые настроения и процент залога для правительств в банковской конторе братьев Штерн. Вещего негоцианта звали Протазием, и в этом имени, созвучном с именем многоликого Протея, Шетарди увидел добрый знак для интересов французской монархии. С этого времени Папаша Прот ежемесячно отправлял в Париж свои прогнозы, касающиеся ветреной политики польских магнатов, перемещений российских войск и балканских планов правительства Высокой Порты.

Но в Санкт-Петербурге тоже не спали. Талантливый шпион попал в поле зрения Бестужева в 1744 году, когда Папаша перехватил и несколько раз перепродал разным темным лицам секретное письмо шведского министра и масона графа Нольдена, адресованное российскому генералу и тоже масону Кейту. Русскому резиденту в Кракове Голембйовскому удалось выяснить, кто именно провернул эту прибыльную операцию. Духничу от имени канцлера Алексея Петровича предложили не слишком широкий выбор: стать русским агентом с хорошим окладом в червонцах или же немедленно умереть во имя христианнейшего короля Франции. Львовский патриций, как и предполагал Бестужев, выбрал первое. С тех пор все нити русской разведывательной паутины, широко раскинутой на огромных пространствах между Веной, Хаджибеем и Уманью, тянулись к гостеприимному и щедрому дому Папаши Прота. Тут получали и меняли деньги, делали-переделывали паспорта и подорожные, писали криптографические письма и прятали подозрительных путешественников.

Ценные подарки поощряли львовских вельмож закрывать глаза на бурную деятельность Папаши. Тем более, что в городе никому не удавалось (что было странно) определить, на разведки каких держав трудится сей неутомимый паук, счастливый муж красавицы Доминики и отец шестерых толстых краснолицых детей.

Молодая служанка, открывшая дверь Григорию, знала пароль. Она выслушала условленную фразу, вежливо улыбнулась симпатичному оборванцу и впустила Григория в освещенную сальными свечами прихожую, где дежурили два головореза с концентрированными лицами. Головорезы ловко обыскали школяра и, не найдя оружия, молча подтолкнули к дверям зимней кухни. Ритуал принятия в доме Прота полезных гостей включал в себя сытный ужин. Григорий послушно прошел на кухню, где другая служанка налила ему миску густой юшки, щедрой рукой отрезала кусок буженины и наполнила до краев пивную кружку. Пиво оказалось намного гуще и вкуснее выпитого в трактире «Под кляштором».

20

Пробатор – выражающий одобрение, одобряющий.

21

Август II – король Польши и Литвы (1734–1763) из династии Веттинов, курфюрст Саксонии (как Фридрих Август II).

Людовик XV – король Франции (1715–1774).