Детские игры

А теперь – с размахом! – представьте себе планету, обладающую сознанием. Люди, животные, растения, минералы, атмосфера – словом, всё – части этого разумного сообщества, причём части, не утратившие индивидуальности. Ничего жуткого. Теперь пойдём дальше – галактика, целая Вселенная того же свойства, связка параллельных миров, пронизанных этим единым сознанием… Нет, дальше не стоит. Эта идея ещё не поймана, она ещё ждёт своего писателя – не меня.

Я ещё и музыкант. Я не владею ни одним из музыкальных инструментов, а нотную грамоту знаю в пределах двух классов средней школы. Я просто люблю слушать хорошую музыку. Вы заметили, как много стало её в последние годы? На любой вкус – новая, старая, всех жанров и стилей. Вы скажете, что музыку пишут композиторы, исполняют музыканты, а распространяют коммерческие фирмы? Вы совершенно правы. Но вы не учитываете важной детали – я люблю хорошую музыку, и хочу иметь возможность слушать её, когда мне угодно.

Я художник. Учитель. Программист. Чародей. Назовите любую профессию – я отвечу, как я с ней связан. Нет, не господь Бог – я не страдаю манией величия.

Я живу многими жизнями. Они сплетаются причудливым узором, расплетаются, пересекаются с жизнями других людей. Я мог бы управлять этим потоком, но не хочу. Я мог бы быть кем угодно – и буду им, когда придёт время. Я не особенно силён физически, и отнюдь не гениален. Но я владею силой подчинять себе обстоятельства – и эта сила поистине непобедима. Секрет её – в главном принципе.

Мы имеем право и силу жить так, как мы хотим. Во всём, без исключения. Остальное не в счёт.

Что может быть проще?

ноябрь 1993

Квартира № 49

Андрей Новосёлов

В доме №302-бис по Садовой улице я живу не так давно. Лет пять. Прежде я был прописан в таком старом шикарном доме на Обуховом переулке… ну знаете, Калабуховский дом? Знаете. Но там мне не понравилось. Профессор Преображенский, конечно, милейший человек, но эти его опыты… Собаки человекоподобные, люди собакообразные… Нет, не по мне. Вот я взял и переехал. Вас удивляет, что мне это так легко удалось в период разгула квартирного вопроса? А я вот не вижу ничего странного. И квартиру я занимаю самолично, как это и положено всякому нормальному человеку. Нет, не буду удивляться, и не просите.

Но однажды весной, а точнее, в мае приключились здесь события более чем невероятные, что неопровержимо доказывает их подлинность. В ту пору я ещё имел привычку иногда вести дневник, благодаря чему теперь и вы можете стать свидетелями этих событий. Итак…

У меня новые соседи.

Случилось это так. В некий момент, привлечённый шумом за дверью, я выглянул на лестничную площадку. Мимо меня по направлению к квартире №50 проследовали:

а) некто высокий в дорогом сером костюме и сером же берете, лихо заломленном на ухо; брюнет, один глаз чёрный, другой зелёный.

б) неимоверно худой гражданин в жокейском картузике и кургузом клетчатом пиджачке; особая примета – треснувшее пенсне на носу;

в) громадный чёрный кот с кавалерийскими усами и подозрительно умными глазами, совершенно естественным образом идущий на задних лапах;

г) совершенно обнажённая (если не считать туфелек на каблуке) и весьма миловидная дамочка рыжей масти; красоту её несколько портил причудливый шрам на шее.

Не похоже, чтобы моё появление входило в их планы, однако шедший впереди господин с разными глазами (именно господин или даже повелитель, никоим образом не гражданин и не товарищ – чувствовалось в нём нечто величественное) тут же обратился ко мне с вопросом, будто продолжая начатый с кем-то разговор: «Ну хоть вы-то, молодой человек, верите, что Бог существует?» Иронические нотки в его голосе придали мне наглости смело ответить: «Безусловно, да,» – хотя, строго говоря, это было не столь безусловно и заслуживало не краткого ответа, но серьёзной дискуссии. «Похвально,» – был ответ, – «но умоляю вас, избавьте меня от этой дискуссии, ибо не далее как только что она имела место на Патриарших прудах… Позвольте представиться – Воланд.» На том беседа наша и завершилась.

Паузой не преминул воспользоваться человек в клетчатом пиджачке. «Коровьев, ассистент,» – представился он и затараторил, не давая вставить ни единого слова (впрочем, нельзя сказать, что я особенно старался): «Мессир изъявил желание избрать своей резиденцией квартиру №50, где он и расположится вместе со своей свитой, то бишь с нами, на некоторое близлежащее время, а поскольку непрошеных гостей мессир не жалует, то убедительно просим вас не беспокоить себя присутствием в его квартире по какому бы то ни было поводу…» От такого обилия слов голова моя пошла если и не кругом, то, безусловно, эллипсом, но я нашёл в себе силы перебить Коровьева первым попавшимся вопросом: «А как же мои соседи, Берлиоз и Лиходеев?» «Бывшие ваши соседи, смею заверить, бывшие,» – не снижая темпа, сменил тему Коровьев. – «Степан Богданович только что отбыл в краткосрочный отпуск в Ялту, откуда и возвратится по истечении положенного срока, а почтенный Михаил Александрович… Понимаете, Аннушка – кстати, тоже ваша соседка – не только купила масло, но и разлила…» Тут лицо его исказилось горестно, он всхлипнул и начал бессвязно повторять: «Хрусть – и пополам, хрусть – и пополам…» – одновременно отступая к дверям квартиры №50, за которыми уже скрылся мессир Воланд.

Я был сражён наповал. Я не понимал решительно ничего, а в особенности – при чём здесь Аннушка, едва ли знакомая мне соседка из квартиры №48.

Кот, проходя мимо, как-то плотоядно ко мне принюхался, и я невольно отступил на шаг, совершенно забыв, что как раз перед этим весьма неудачно опрокинул себе на брюки банку сардин в масле, чем неизбежно сделал себя объектом внимания всех котов в округе.

Рыжая дамочка улыбнулась мне, сверкнув великолепными зубами, и потрепала меня по волосам. Даже сквозь буйную свою шевелюру я ощутил, что рука её холодна, как лёд.

«Хрусть – и пополам…» – донеслось из квартиры №50.

Никанора Ивановича, председателя нашего жилтоварищества, только что прихватили. За валюту, говорят. Четыреста долларов хранил у себя в вентиляции. Вот ведь негодяй! От дальнейших комментариев воздержусь – не ровен час, все там будем.