Страница 26 из 126
Багратион говорил: «Мой маневр — искать и бить». На Бородинском поле Багратиону не пришлось искать неприятеля. Тот сам валил на него десятками тысяч, ибо участок, обороняемый багратионовской армией, был хребтом всей русской позиции. На батарею Раевского и Семеновские флеши против двух пехотных дивизий и одного конного корпуса Наполеон двинул пять дивизий маршала Нея с фронта, две с фланга при поддержке ста двадцати орудий и трех резервных корпусов.
«700 огнедышащих жерл, на пространстве не более одной квадратной версты собранных… — вспоминал один из участников боя, — изрыгали смерть в громады обороняющихся и нападающих».
Как ни далеко шагнула с тех пор артиллерия, но и сейчас мы сказали бы, что нелегко было сражаться тем, кто защищал эту «квадратную версту» священной бородинской земли.
В 8 часов утра противник захватил флеши, в 9 часов утра Багратион взял их обратно, но через час потерял, а в 11 часов — вернул вторично.
Шла рукопашная под пушечными ядрами. Пехота и конница атаковывали орудия, артиллеристы отбивались банниками и тесаками.
В жестоком Бородинском сражении, о котором Наполеон впоследствии говорил, что оно было самым ужасным из всех, им испытанных, не было участка тяжелее, чем участок Багратиона.
Верхом на коне, генерал сам поднимал в атаку батальоны, бросался впереди полков, сам направлял огонь артиллерии.
На генерала, окончившего «солдатскую академию» при Суворове, шли лучшие генералы Европы — Ней и Даву. Первого, прозванного французскими солдатами «рыжим львом», Багратион знал по Фридланду, второго — по Прейсиш-Эйлау.
Два лучших французских генерала с более чем сорока тысячами солдат ничего не могли сделать с одним Багратионом, у которого не было и тридцати тысяч. Но сам Багратион стоил дивизий. Он один придавал бойцам двойное упорство.
В разгар сражения за флеши, которые тут же, в бою, уже прозваны были «Багратионовыми», неприятельское ядро свалило его с коня. Он запретил уносить себя, пока не выяснятся итоги сражения, но рана была опасна, его увезли. 12 сентября по старому стилю Багратион скончался. В этот день Грузия потеряла одного из самых бесстрашных своих рыцарей, а русский народ одного из любимейших военных героев.
Двадцать семь лет спустя останки Багратиона были перенесены к подножию памятника на Бородинском поле. Прах его навеки стал частью русской земли.
В ту достопамятную эпоху много доблестных воинов выдвинул русский народ, много имен обрело бессмертие в народной памяти, но два имени стали безраздельно принадлежать ей — это Кутузов и Багратион.
Оба они стали в глазах народа лучшими выразителями национальной мощи, ее рыцарями, ее героями, ее подвижниками.
1942
«Фронт»
В день выхода «Правды» с началом пьесы А. Корнейчука я был в дивизии.
Начальник политотдела, подняв голову от газетной полосы, растерянно сказал:
— Скандальная история какая-то… Читали? — и протянул мне газету. Я начал с передовой.
— Нет, нет, вы в пьесу загляните…
Я заглянул в пьесу «Фронт», чтобы прочесть ее не отрываясь. Она взволновала меня до глубины души своей суровой, резкой правдой, смелой постановкой темы, простотой слова.
— Это событие, — сказал я. — Это значительное событие жизни.
Начальник политотдела дивизии, однако, не был согласен со мною, и завязалась удивительная полемика.
Он — военный — стал доказывать мне, литератору, что пьеса «Фронт» — «сидячая» пьеса, не игровая, что это в сущности не пьеса, а драматизированная передовая, статья в лицах. Я же, литератор, стал убеждать его — военного человека — в обратном, говоря, что пьесы бывают разные. Одни построены на остром внешнем сюжете, другие на тонкой, психологической ситуации, третьи на остром общественном столкновении.
На мой взгляд, сказал я, нет более «сидячей» пьесы, чем «На дне», и, однако, не много пьес сравнится с нею по обаятельности. Я привел в качестве примера также ибсеновского «Доктора Штокмана», пьесу, нашумевшую на весь мир, а в ней, если подойти буквально, ничего не происходит, кроме конфликта Штокмана с городским самоуправлением по поводу водопровода.
Но начальник политотдела возражал:
— В пьесе обязательно должно что-нибудь случиться. Скажем грубо, хотел человек счастья, а перед ним беда, думал пойти сюда, а вышел туда.
— Это-то как раз в пьесе есть, — подхватил я. — Получил Горлов четвертый орден и думал вылезти в знаменитые стратеги, а кончилось тем, что его сдали в архив.
«Фронт», повторяю, большое событие жизни. Я говорю — жизни, а не искусства, имея в виду, что всякое событие искусства только тогда и событие, когда оно значительное явление нашей жизни, — одна из наших жизненно важных проблем.
Все, что не выступает из окопов искусства, никогда не бывает событием даже в этих окопах.
Критиковать «Фронт», как и любое художественное произведение, должно, лишь стоя на позициях общенародного интереса, а им в данный момент являются вопросы войны и победы.
Только тот критик, который исходит из этих общенародных интересов, приобретет свободу суждений и даст верную оценку произведению. Это будет в то же время и эстетической оценкой.
Вопрос победы является для нас вопросом нашего существования, нашим «быть или не быть», то есть таким вопросом, которому все остальное подчинено в самых подробных частностях.
Все, что помогает быстрее и лучше проложить путь к победе, будет и самым важным, и самым сильным, и самым волнующим, и самым поучительным, и, наконец, самым благородным, обязательным, достойным наслаждения и любования.
Тому, кто любит нашу жизнь, чья душа болеет за неудачи в войне, кто, следовательно, ощутил всем сердцем огромную важность появления «Фронта», конечно, хочется, чтобы это произведение имело меньше литературных недостатков и больше литературных и драматургических достоинств. Но главное художественное достоинство, особенно характерное, на мой взгляд, для драматургии, присуще «Фронту».
Форма драматургии — разговор, диалог. Диалог в пьесе — это и описание, и поучение, и характеристика действующих лиц.
В пьесе «Фронт» насыщенно-содержательный диалог, волнующий мыслями, какими живет страна и фронт, очень хорош своей ясной и простой формой.
«Фронт» — прост стомиллионно. В этом смысле он нейтрален в лучшем смысле этого слова. Многим и многим зрителям будет казаться, что они сами могли бы написать такую пьесу. Голос народа записан автором.
В пьесе показаны разные люди, но героем ее является родина, и не судьба Горлова-отца, но судьба родины — идея пьесы.
И страдания этого главного героя пьесы даны превосходно: каждый из нас — читателей — обогащает текст Фронта» своими личными раздумьями и переживаниями — верный признак большого художественного произведения. События «Фронта» — это события нашей жизни, каждого в отдельности. Проблема Горлова-старшего или Огнева, а для кого и Крикуна, — это тоже проблемы глубоко личные, касающиеся большинства из нас необычайно близко.
Мне пришлось слышать соображения, что А. Корнейчук напрасно будто бы допустил в пьесе неверное противопоставление стариков молодым. Обвинение напрасное. В пьесе не старики противопоставлены молодым, а руководители знающие и умные — руководителям незнающим и неумелым.
Если отбирать по возрасту, то старик Горлов идет вместе с Гайдаром, а между тем они принципиально в пьесе различны. Разряд молодых будет представлен Огневым, но вместе с тем и Крикуном, молодым Горловым и не старым Благонравовым. Глубокое различие между этими персонажами очевидно.
Нет, пьеса не об отцах и детях.
Война требует от каждого учебы, — будь это маршал или рядовой, и учебы не показной, а фактической, творческой, требующей, как всякая учеба, и прилежания, и талантов, и выдержки.
Жизнь наша построена на таких непоколебимых разумных основаниях, что передовое, наиболее полезное и необходимое нашей советской родине всегда побеждает, хотя и бывает, что трудно ему пробиться сквозь старое, отжившее и отживающее и перестающее быть нужным. Но рост и победа передового, новаторского, изобретательского будут удесятерены, если мы не окажемся крикунами, если мы борьбу за победу всех наших светлых идеалов и благородных целей будем вести — каждый в полную меру своей ответственности. Есть в нашей среде Горловы и Крикуны, немало и Благонравовых. Жить вполсердца, вполголоса, примиряться, кряхтя, и спорить, улыбаясь, — на то у нас много охотников, ибо такой курс жизни безопасен. Учиться воевать нужно не только Горлову, но и Гайдару и еще более — Благонравову.