Страница 124 из 126
Стр. 475. Запись о белоруске из Минска, усыновившей еврейского ребенка, вошла в очерк «По Белоруссии и Литве» (Архив П. А. Павленко).
Стр. 475–477. Записи «Война взрастила в нем могучие силы души» и три последующих, кончая словами: «неисчезаемый старичок… — повторил он и долго-долго молчал. Ему не мешали» — перешли в повесть «Это было на Кубани».
Стр. 477. «Я мечтаю о путешествиях…» — Запись датирована «16.IX.44».
Стр. 477–479. Записи «Красные черепичные крыши…» и последующие, включая «Деталь», относятся к апрелю 1945 года, когда части 3-го Украинского фронта, в которых находился П. А. Павленко, вступили в столицу Австрии — Вену.
Стр. 479. «К роману» и последующие записи — относятся к декабрю 1944 — июню 1945 года, когда писатель начал работу над романом «Счастье».
Стр. 481–482. «Годы Отечественной войны не забудутся никогда». — Запись перешла в рецензию «Родные поля» на одноименный кинофильм («Красная звезда», № 35 от 11 февраля 1945).
Стр. 482. «К роману» — представляет интерес как один из набросков к роману «Счастье».
Стр. 482. «Советская власть раскрывает человека не только смолоду…» — относится, повидимому, к 1943 году, так как повторяется в повести «Это было на Кубани» и там адресована Опанасу Ивановичу Цымбалу. Повторенная здесь, она еще раз указывает на то, как цымбаловскими чертами писатель наделял затем героя романа «Счастье» — Воропаева.
Стр. 482–483. «Спор Воропаева с Скороб[огатовым] — вначале антипод Воропаева назывался Скоробогатовым, впоследствии писатель изменил его фамилию на «Корытов».
Стр. 488. «Я умею думать, только исходя из своей России…» — Запись навеяна поездкой писателя за границу летом 1949 года.
Стр. 490–491. Запись о Гамзате Цадаса относится к 1946 году, перешла в очерк «Дружба» («Литературная газета», № 31 от 26 июня 1947 года).
Стр. 494. «Есть имена, затаившие в себе движения…» — Запись навеяна поездкой в октябре 1949 года в Италию, сделана во время работы писателя над очерком «Итальянские впечатления».
Стр. 502. Запись «Хороши чужие города с их шумной, но для меня покойной, как на экране… жизнью» — навеяна многократными поездками П. А. Павленко, участника движения борьбы за мир, в Германию, Италию, США, Чехословакию; относится к 1950 году.
Стр. 502–503. П. П. Кончаловский — художник, заслуженный деятель искусств, писал портрет П. А. Павленко. Писатель воспроизводит его реплики во время работы над портретом.
Стр. 503. «Для романа» — Речь идет о романе «Труженики мира». Свой замысел писатель частично реализовал, пропустив важнейшие политические события 1938–1939 годов (консолидация сил лагеря империализма, Мюнхен и все последующее) через восприятие журналиста-космополита Горака.
Стр. 503–522. Все последующие записи также относятся к роману «Труженики мира».
Стр. 509–511. Записи о Чехословакии сделаны в 1950–1951 годах. Упоминаемый на стр. 511 «Доктор Вавта» — первоначальная фамилия журналиста-космополита, выведенного в романе под фамилией доктора Горака.
В архиве П. А. Павленко собрана большая его переписка с писателями, с начинающими литераторами, с читателями и друзьями. В настоящем томе публикуются лишь письма писателя к А. М. Горькому, Р. Роллану, А. С. Макаренко и В. В. Вишневскому.
В архиве А. М. Горького хранится пять писем П. А. Павленко, из них в настоящий том включено три письма:
1-е письмо. На письме, датированном 23.12.32, А. М. Горький сделал несколько пометок «№: 1. После слов — «на долю «30 дней» остается, по-моему, работа с маленьким рассказом»; 2. после просьбы отнестись к «Баррикадам» «с той теплой суровостью, с какой Вы относитесь к произведению любого начинающего писателя». На первой странице красным карандашом помечено: «Отвечено. См. письма. М. Г.». В своем ответном письме, датированном 1 января 1933 года, А. М. Горький писал о недостатках «Баррикад» и одобрил намерение Павленко превратить «30 дней» в журнал для ознакомления литературной молодежи с техникой маленького рассказа. «Вы начинаете дело трудное, — писал А. М. Горький, — оно потребует у Вас много времени и нервной силы. Один — не справитесь, подберите двух, трех товарищей. Чему нужно учить? Экономии и точности языка, освобождению, очищению его от неудачных, грубых провинциализмов, местных речений, а также и словесных фокусов, сочиняемых молодежью из побуждений, должно быть, «эстетических»…»
2-е письмо. 21 января 1933 года Павленко ответил А. М. Горькому на его письмо. В архиве сохранился черновик письма от 21 января 1933 года, в котором Павленко, касаясь замечаний А. М. Горького о недостатках романа «Баррикады», писал: «Несвязность, пестрота книжки — это не прием, а слезы, это не потому, что я пытался что-то изобрести и не изобрел, а, конечно, от неумения писать большие вещи». Свое намерение «написать сцены из жизни дагестанского аула за 70 лет», Павленко попытался осуществить в рассказе «Гергебиль», опубликованном в журнале «30 дней», в сценарии «Партизаны» (Архив П. А. Павленко), в очерке «Люди в горах» и в неопубликованном «Кавказском романе» (Архив П. А. Павленко).
3-е письмо. Осенью 1935 года, закончив черновой вариант романа «На Востоке» под названием «Судьба войны», Павленко направил его Горькому и в начале ноября получил ответ. Горький отметил значение новой книги Павленко и указал ему не некоторые идейно-тематические и стилистические изъяны. На это письмо и отвечал Павленко 9 ноября 1935 года.
Упоминаемый в письме «Колхозник» — журнал, который Павленко редактировал в 1935 и 1936 годах под руководством А. М. Горького.
25 сентября 1936 года Павленко послал Р. Роллану 7-й номер журнала «Знамя» за 1936 год, в котором были опубликованы первые части романа «На Востоке». В архиве писателя сохранилась копия сопроводительного письма, адресованного им жене Роллана Марии Павловне Роллан: «Дорогая Мария Павловна! Пишу это письмо не как редактор, а в качестве литератора, да еще в каком качестве: только что закончил книгу о Дальнем Востоке, над которой долго работал. В эти минуты радуешься даже тогда, когда нет никаких оснований для радости. Где-то у Л. Толстого (в письмах) сказано, что писатель, собирающий материал для книги, похож на повара, вышедшего на рынок. Он выбирает, смакует овощи, мясо, фрукты и думает, какой великолепный суп выйдет из всего этого. Да, но суп не всегда выходит хорошим. Впрочем, каков он, узнаешь обычно позже, а в первое время живешь еще вкусом тех овощей, которые отбирал на рынке. Вот я сейчас в таком состоянии и хоть болен — лежу уже 3 недели, — но страшно приятно, что окончил работу. И вот пришло на ум — послать три четверти романа, напечатанные в журнале, Ром[ену] Роллану. Не хвастовства и славы ради, а чтобы рассказать Вам о замечательном крае, который неполно и сухо, но отражен в книге. Я писал о Востоке с большой любовью. В нем одна правда. Если найдете время и охоту прочесть ее, то — при случае — черкните Ваше и Ромена Роллана мнение о ней. Покойный Алексей Максимович с интересом отнесся к моей затее написать о Дальнем Востоке с мыслями о возможной будущей войне, торопил писание, читал первые варианты, правил, кромсал, развивал фабулу, но мне так и не удалось закончить при нем. Очень обидно» (25.IХ.36).
21 ноября 1936 года Павленко получил ответное письмо из г. Вильнева от Ромена Роллана: «Дорогой Павленко, жена прочла мне Вашу последнюю книгу. Она представляет огромный интерес. Она охватывает целый мир в движении. Широта кругозора и зоркость взгляда, множество действующих лиц вместе с овевающим их дыханием земли напоминает мне искусство «Войны и мира», но «Война и мир» была воскрешенным прошлым. Ваше произведение — завоевание будущего. Поздравляю Вас с тем, что Вы были свидетелем и являетесь историком-поэтом этой необыкновенной эпопеи (письмо Р. Роллана на французском языке хранится в архиве П. А. Павленко).