Страница 95 из 105
Ну и Гольфстрим! Он оправдал свое название - короля бурь! Он был создатель всех этих страшных циклонов, вследствие разницы температур его течений и слоев воздуха, лежащих над его поверхностью.
К водяному ливню присоединился ливень молний. Водяные капли превращались в светящиеся эгретки. Можно было подумать, что капитан Немо искал достойной себя смерти и хотел, чтобы его убила молния. Среди ужасной килевой качки «Наутилус» нередко вздымал кверху стальной бивень, как острие громоотвода, и несколько раз я видел, как из него летели искры.
Выбившись из сил, совсем разбитый, я налег на крышку люка, открыл ее и сошел в салон. В это время буря достигла предела своей силы. Внутри «Наутилуса» нельзя было держаться на ногах.
Около полуночи вернулся и капитан Немо. Я слышал, как мало-помалу наполнялись резервуары, и «Наутилус» тихо опустился ниже поверхности воды. Сквозь открытые окна я видел больших испуганных рыб, плывших, как призраки, в воде, светящейся от вспышек молний.
«Наутилус» продолжал опускаться. Я предполагал, что на глубине пятнадцати метров он найдет затишье. Нет, - слишком сильно разбушевались верхние слои. Надо было искать спокойствия еще ниже и опуститься в недра моря на пятьдесят метров.
Какой царил здесь мир, покой, какая тишь! Кто мог бы здесь сказать, что там наверху неистовствует грозный ураган.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
На 47°24' широты и 17°28' долготы
Силой бури нас отбросило к востоку. Исчезла всякая надежда бежать на берега штата Нью-Йорк или реки Св. Лаврентия. Бедняга Нед с отчаяния уединился, как капитан Немо, но я и Консель не расставались.
Я уже сказал, что «Наутилус» уклонился на восток. Надо было сказать точнее - на северо-восток. В течение нескольких дней, то поднимаясь на поверхность, то опускаясь в глубину, «Наутилус» блуждал по океану среди туманов, которых так боятся мореплаватели. Главной причиной этих туманов является таяние льдов, которое поддерживает большую влажность в воздухе. Сколько здесь погибало кораблей, когда они, блуждая в прибрежных водах, напрасно старались увидать неясные огни на берегу! Сколько бедствий причинял этот непроницаемый туман! Сколько столкновений с подводными камнями, когда шум ветра заглушал буруны. Сколько столкновений кораблей, несмотря на их сигнальные огни, на предупредительные свистки и тревожный звон колоколов!
Вот почему дно здешних морей имеет вид поля сражений, где полегли все побежденные океаном: одни суда уже затянутые тиной, давнишние, другие новые, недавние, еще блестевшие железными частями и медными килями при свете прожектора «Наутилуса». Сколько из них погибло со всем экипажем, с толпами эмигрантов в таких местах, отмеченных статистикой, как мыс Рас, пролив Белиля, бухта Св. Лаврентия! А сколько жертв занесено в этот синодик по линиям морских сообщений - пароходов Монреальской компании и Королевской почты: «Сольвейг», «Изида», «Параматта», «Венгерец», «Канадец», «Англосакс», «Гумбольдт», «Соединенные Штаты», - все эти суда затонули; «Артик», «Лионец» - потоплены при столкновении; «Президент», «Пасифик», «Город Глазго» - погибли по неведомым причинам; и вот среди таких мрачных останков плыл «Наутилус», как будто делая смотр мертвецам.
Пятнадцатого мая мы оказались у южной оконечности Ньюфаундлендской мели. Она образовалась от морских наносов, целого скопища органических остатков, занесенных и с экватора Гольфстримом и с Северного полюса холодным противотечением, проходящим у североамериканских берегов. Тут же скопились и валуны ледникового периода, затащенные ледяными торосами. Тут же образовались огромные кладбища рыб, зоофитов и моллюсков, которые здесь погибали в несметном количестве.
Глубина моря около Ньюфаундлендской мели незначительна - всего несколько сот саженей. Но к югу от нее дно моря сразу обрывается глубокой впадиной в три тысячи метров глубиной. Гольфстрим здесь расширяется. Воды его растекаются в целое море, но зато его скорость и температура падают.
Среди рыб, испуганных приходом «Наутилуса», назову: пинагора длиною в один метр, с черноватой спиной и желтым брюхом, дающего своим соплеменникам плохой пример супружеской верности; затем большие хюпернаки, род изумрудных мурен, отличного вкуса; большеглазые карраки с головой, похожей на собачью; живородящие бленнииды, похожие на змей; колбневые бульроты, или черные пескари, величиною в двадцать сантиметров; длиннохвостые макрурусы с серебристым блеском, быстроходные рыбы, заплывающие далеко из северных морей.
В сети попалась одна рыба, дерзкая, смелая, очень мускулистая, вооруженная колючками на голове и шипами на плавниках, настоящий скорпион длиной в два-три метра, заклятый враг бленниид, тресковых и лососевых, - это бычок северных морей, с пупырчатым телом бурого цвета и с красными плавниками. Матросы с «Наутилуса» не без труда завладели этим животным, которое благодаря особым жаберным крышкам предохраняет свои дыхательные органы от сушащего действия воздуха и может жить некоторое время вне воды.
Заношу еще для памяти - боскиены, маленькие рыбки, которые подолгу сопровождают корабли в северных морях; оксиринхи, присущие северной части Атлантического океана. Перехожу к тресковым рыбам, главным образом к треске, которую мне удалось поймать в этих обетованных водах на плодородной Ньюфаундлендской мели.
Можно сказать, что этот вид трески здесь, на склонах морского дна, - рыба горная, так как Ньюфаундленд не что иное, как подводная гора. Когда «Наутилус» прокладывал себе дорогу сквозь густые фаланги этих рыб, Консель не удержался от следующего замечания:
- Так это и есть треска! А я думал, что треска такая же плоская, как лиманды и камбала-соль.
- Наивный! - воскликнул я. - Треска бывает плоской только в рыбном магазине, где она лежит выпотрошенная и распластанная. Но в воде, живая, она такой же веретенообразной формы, как султанка, и своей формой хорошо приспособлена для длительного плавания.
- Охотно верю, - отвечал Консель. - Их целая туча! Они кишат, как муравейник.
- Эх, друг мой, их было бы гораздо больше, если бы не их враги. Знаешь ли ты, сколько яиц только в одной самке?
- Ну, на хороший конец - пятьсот тысяч, - сказал Консель.
- Одиннадцать миллионов, мой дружок.
- Одиннадцать миллионов! Вот чему я не могу поверить, разве что сосчитаю сам.
- Посчитай, Консель. Но поверь мне на слово, так будет скорее. Французы, англичане, американцы, норвежцы, датчане ловят треску тысячами, потребляют ее в количестве невероятном и скоро истребили бы ее во всех морях, не будь треска так плодовита. Только в одной Америке и Англии пять тысяч кораблей и семьдесят пять тысяч их экипажа заняты ловлею трески. В среднем каждый корабль добывает сорок тысяч рыб, а в общем - двадцать пять миллионов рыб. Столько же добывается и у берегов Норвегии.
- Хорошо, полагаюсь на господина профессора, а сам считать не буду, - отвечал Консель.
- Что?
- Одиннадцать миллионов яиц, но позволю себе одно замечание.
- Какое?
- Если бы из всех яиц выходили мальки, то для прокормления Англии, Америки и Норвегии достаточно было бы четырех самок трески.
Пока мы плыли у дна Ньюфаундлендской мели, я хорошо разглядел длинные снасти для ловли трески, на каждой снасти двести крючков, а каждая рыбачья лодка ставит такие снасти дюжинами. Снасть опускается вглубь посредством маленького якорька, а верхний конец ее удерживается на поверхности леской, прикрепленной к пробковому поплавку. «Наутилусу» приходилось очень умело маневрировать в этой подводной сетке из снастей.
Впрочем, «Наутилус» недолго пробыл в этих часто посещаемых прибрежных водах. Он поднялся до сорок второго градуса северной широты. Это - широта Сен-Жана на Ньюфаундленде и Хэртс-Контента, где находится другой конец трансатлантического кабеля.
Вместо того чтобы продолжать свой путь на север, «Наутилус» направился к востоку, как будто собирался идти вдоль телеграфного плато, на котором лежит этот кабель и где рельеф дна благодаря неоднократному зондированию определен с большою точностью.