Страница 55 из 71
Можно только догадываться, что пережил этот невезучий сотрудник, когда Мазур привел к нему на постой некоего бородатого гражданина, представившегося как Борменталь — служащий НКВД! В подтверждение своей профессиональной компетентности Борменталь номер один представил ему фотоснимок, запечатлевший Мазура в форме корнета, возможно, какие-то допотопные и не слишком значимые письма. Разумеется, снимок 1912 года — это компрометирующий документ только в глазах такого невротического типа, как Мазур. Сотрудник стал уточнять личность постояльца — и успокоился, узнав, что гражданин по фамилии Борменталь включен в состав группы по превентивной контрпропаганде, сформированной на базе Н-ского Управления ГБ НКВД. А успокоился он совершенно преждевременно! Это хороший урок для нас всех: никогда нельзя терять бдительность и тем более пренебрегать помощью местных товарищей! — назидательно подчеркнул Корнев.
Потому что местные товарищи посодействовали бы ему своевременно додуматься до вполне очевидной истины: бородатый гражданин, именующий себя Генрихом Борменталем, как раз и есть второй участник противозаконной сделки.
Из-за такого амбициозного подхода истина эта стала очевидной для сотрудника слишком поздно — только тогда, когда циничный постоялец скрылся, похитив чемодан с отобранными «связками бумаг», ценными фотографиями, а заодно и служебными документами, оставив в качестве прощального подарка полутруп любопытного Ульхта, слишком ретиво взявшегося за роль сыщика-любителя. Должно быть, завладев чемоданом, бородатый контрабандист Генрих был сильно разочарован: ничего представлявшего коммерческий интерес там не было! Временем, чтобы избавиться от такого значительного объема документов, изобретательный контрабандист не располагал и поэтому просто отдал чемодан на хранение нервному Мазуру, охарактеризовав его как «архив» и сославшись, конечно, на волю исчезнувшего профессора фон Штерна.
Что было делать в таких обстоятельствах несчастному сотруднику, да еще и непрофессионалу? Он практически завалил секретную операцию, потерял кучу бланков строгой отчетности, кроме того, мог в любой момент стать подозреваемым в двух покушениях на убийство — утопшего фон Штерна и едва дышавшего Ульхта. И он принимает решение. Расстаться с образом фон Штерна. Смыть грим, облачиться в почти подходящую по размеру одежду Ульхта, завернуть его обнаженное тело в одеяло, тайно, через лаз, протащить в здание НКВД и запереть в камере обнаруженным в доме фон Штерна ключом и таким образом косвенно привлечь к расследованию местные силы. В отличие от полного Генриха, который вряд ли мог бы пролезть через лаз, исполнитель роли фон Штерна был человеком сухощавым и проделал все эти манипуляции без труда…
— А кто нарисовал на теле Ульхта руны? — заинтересованно спросил Прошкин.
Луна уже взошла так высоко, что могла только спускаться, но о том, чтобы пойти и наконец-то вволю поспать, коллеги даже не помышляли.
Корнев презрительно махнул рукой:
— Какое это сейчас имеет значение? Важно другое… Вот мы с тобой — ночь не спим, переживаем, что делать с этими бланками, а представь, каково тем, кому за них отчитываться! — у Прошкина от такой мысли мгновенно похолодели пальцы на ногах, а Владимир Митрофанович продолжал: — Конечно, организаторы этой операции проявили то, с чем партия нас призывает всемерно бороться, а именно местничество. Так ведь и ты, случается, со Сквирским собачишься…
Прошкин со Сквирским, начальником УГБ НКВД Красносельского района, не собачился. Просто гражданин Валежко, успешно разоблаченный как вредитель, проживал в Красносельском районе, подведомственном капитану Сквирскому, а вредил по месту работы — у Прошкина, в Калининском районе. И конечно, Николай Павлович с полным основанием вписал успешное расследование дела о вредительстве гражданина Валежко в свой статистический отчет по району… Теперь злопамятный товарищ Сквирский, не успевший отчитаться раньше Прошкина, жалуется на горькую судьбу и плетет интриги… Об этих истинных обстоятельствах он тут же в излишне эмоциональной манере напомнил Владимиру Митрофановичу.
Корнев успокаивающе поднял ладонь:
— Я ведь, Николай, просто для наглядного примера! Чтобы понятно было: все мы, несмотря на мелкие нюансы, одно общее дело делаем! — уверенно вывел идеологическое основание для последующего смелого плана действий Владимир Митрофанович и продолжал: — Надо бы этому специалисту как-то деликатно вернуть бланки — имущество-то казенное! Как думаешь, Прошкин, обрадуется он такому развитию событий? Ну и заодно выясним дополнительные существенные обстоятельства недавних происшествий…
Прошкин был всецело согласен с руководителем: если худощавый исполнитель роли фон Штерна до сих пор не застрелился из табельного оружия или, за неимением такового, не вскрыл себе вены, он, конечно, будет счастлив получить утерянные бланки и товарищу Корневу обязан, что называется, по гроб жизни. Да только как отыскать этого будущего счастливца?
— Через отдел кадров, как же еще? — довольно улыбнулся Корнев. — Фотография его у нас имеется. Да и товарищ Круглов, я почему-то думаю, согласится посодействовать в этих поисках!
Прошкин тоже заулыбался: ну и головастый же у него начальник, куда тому английскому Шерлоку Холмсу! Теперь в том, что через пару месяцев Владимир Митрофанович, по возвращении из успешной командировки в Среднюю Азию, займет новую высокую должность, можно не сомневаться! Даже Прошкин уже догадался: сотрудник, запечатленный на фотографии, один из собеседников Корнева во время экстренного совещания в кабинете товарища Круглова, — тот самый загадочный щеголеватый типчик с раздвоенным подбородком, специалист из Пятого управления, Густав Иванович. Вот, оказывается, почему «дипломат», сославшись на важные международные дела, отказался навестить выздоравливающего товарища Баева: он опасался, что наблюдательный Саша мог распознать в нем подставного дедушку.
Понятно было и другое: поставив Круглова в известность о заваленном «дипломатом с залысинами» задании, Корнев оказывал Сергею Никифоровичу серьезную услугу, укрепляя позиции нового главного кадровика УГБ, и благодаря этому сам приобретал мощную поддержку в суровых руководящих играх. Теперь все складывалось просто замечательно. Хотя за окном слабо мерцали только самые первые намеки на солнечные лучи, ситуация действительно полностью преобразилась к пользе наших героев, как и обещал обряд с выворачиванием рубахи.
— А с этой документацией что делать? — умиротворенно спросил Прошкин, ткнув носком сапога в беспорядочно валявшееся на полу содержимое чемодана.
— А, ты про макулатуру эту… Что с ней делать? И без бутылки понятно: бородатый должен был купить медальон и картографические штудии фон Штерна с пояснительными записками. Но и сам медальон, и записки об «Источнике бессмертия» находятся у нас, — Корнев на минуту задумался — делиться даже второстепенной, на первый взгляд, информацией было не в его правилах — и наконец принял соломоново решение: — Давай, Прошкин, складируем все эти документы в надежном месте, чтобы не смущали любознательных граждан в наше отсутствие. Сложи-ка ты все это в тайном подвале у фон Штерна. И запри хорошенько. — Прошкин понимающе кивнул. В официальном рапорте о подвале теперь не было ни слова. — Вернемся — разберем. Может, что и пригодится. А сейчас такую гору бумаг сортировать — только время терять попусту!
30
Существует такая замечательная народная сказка — о самоуверенном малолетнем по имени Иван, пренебрегшем увещеваниями умненькой сестрицы Аленушки и напившемся из естественного водоема, а в результате павшем жертвой антисанитарии. Прошкину сейчас смысл мудрой сказки открылся во всей полноте: ему впору было ежеминутно проводить рукой по макушке, проверяя, не начали ли резаться молоденькие рожки, или же осторожно трогать языком передние зубы, с ужасом ожидая появления острых вампирьих клыков… Он сидел в подвальной темноте, докуривая последнюю сигарету, и совершенно не хотел выходить на земную поверхность, где злобствовали, упиваясь безграничной властью и сводя личные счеты, всесильные масоны. Масоны таились повсюду — среди капиталистических финансовых воротил и военных атташе, в реакционных правительствах по обе стороны Атлантики, в Рейхстаге и Ватикане, в Коминтерне, среди разоблаченных врагов всех мастей и даже среди советских руководящих работников…