Страница 8 из 20
— Да уж постараемся, — сощурил Гордей огневые глаза. — Больше ничего у нас не пропадет, ручаюсь!
— Если выявим на маршруте наземную аномалию, в накладе никто из нас не останется. — Маков с наслаждением развалился на спальном мешке и мечтательно поглядел на звезды. — Эх и грохну же я тогда диссертацию!
— Это еще что за зверь такой? — уставился Гордей на спутника, хлопая веками, как ослепленный филин.
— Это научная работа называется так, — объяснил снисходительно Маков. — Не напишешь — вроде вполцены твоя работа.
— Зачем писать какие-то дистертации, если к тайге способный? — протянул Гордей. — Пособолевал сезон, к примеру, потом поплевывай себе в потолок без этой самой дистертации.
— Ха-ха-ха-а! — разнесся меж соснами смех Макова. Геофизик вытер слезы и сказал: — Странный вы человек, дедусь.
— Это чего же во мне странного? — сощурился Гордей.
— А то, что свет клином представляете — все от себя, — объяснил Маков. — Много ли вы видели на своем веку ученых, Гордей Авдеич, а представление о науке уже составили, да какое!
— Дак что ж не составить, когда до вас тут трое появлялись, — отозвался Гордей. — Те все про богатый груз белого отряда расспрашивали соседушку Ипата. А этому чокнутому только дай поговорить про тот обоз с казной!
— Да что вы равняете меня с этими охотниками за сокровищами царя Соломона? — нервно ответил Маков. — Мало ли кто рядится в тогу ученого?
— Тоже не ночью прошел по деревне, — напомнил Гордей.
— Но обошелся без расспросов, не так ли? — возразил Маков. — Потому что мне афишировать свой маршрут не резон.
— Ну, если так, то тебе просто повезло, Захарович, что на меня вышел, — размяк Гордей. — Пристань ты с расспросами к Ипату, вся бы деревня через час знала, зачем прибыл, а там и выше б пошло, могли бы власти заинтересоваться. А так ни одна душа не докопается... Гордей, он могила, всякий в деревне скажет...
— Не такая уж могила, если эдакую живую внучку растите, — возразил Маков. — Смышленую, шуструю, любознательную!
— Ради нее и живу, — вздохнул Гордей. — Глаз с нее не спускаю... А она к несуразностям всяким имеет склонность, как отец ее, мечтатель. — Гордей повел мохнатыми бровями, и под ними сверкнули глаза, будто блесны. — Сами слышали, как просилась в наш поход... Будто медом тут намазано. Попрыгушка!..
— Нет, Гордей Авдеич, определенно вы клином от себя и действуете. — Маков пошевелил костер, чтобы видеть лучше лицо проводника. — Ну, зачем насильственно отбивать у девчонки тягу к интересному и необычному?
— Помнить должна, — пробурчал Гордей, прислушиваюсь к звону Каверги, — тайга шустряков не любит!
— Она всех одинаково жалует, — возразил геофизик, — и затворников, и куркулей.
— Я вот, почитай, с детства в ей кручусь — и жив-здоров, потому что не задираю Хозяина, — напирал голосом Гордей, — а зять мой со своими высокими материями в голове на первых же шагах споткнулся. Все не хотел смириться с тихостью нашего угла. Донимал меня расспросами про камни в тайге. Не видел ли я каких особенных. А я б и видел — отшвырнул бы подале.
— Отчего ж у вас такая ненависть к камням, дедусь? — с хрипотцой хохотнул Маков. — Что вам плохого камни сделали?
— Не сделали, так сделают! — затрясся Гордей. — Не успеешь глазом моргнуть, как наедут всякие изыскатели-откопатели. Речки отравят, тайгу повырубают, живность поразгонят. А людей с толку посбивают легким заработком.
— А сам за двоих решил вкалывать у меня! — заметил Маков с тем же хохотком.
— На хорошее дело почему и не поработать, — ответил Гордей, и на его бугристом лице тоже появилась ухмылка. — На эти самые намалии невидимые ваши... На чистую научность, которая людям не мешает. На дистертанцию вашу.
Геофизика даже покоробило от улыбки проводника. Да и Валику стало не по себе, будто леший взглянул тебе в самые зрачки.
— Прошу камни не отбрасывать, Гордей Авдеич, они тоже для науки, — донесся построжавший голос Макова. — Я вам плачу...
— Да камням что за место в вашей науке? — удивился Гордей. — Их столь по тайге валяется — не сочтешь!
— Камни тоже влияют на мои наблюдения! Так что никакого самоуправства. Прошу выполнять мои указания!
— Пока отрабатываю как будто ладом, — Гордей подхватил котелок с тагана лапищей и с поклоном поставил перед своим шефом. — Прошу отведать таежной похлебки!
Маков повеселел, певуче произнес: «С удовольствием», — взял ложку, и они принялись ужинать.
До ноздрей Валика долетел дразнящий запах мясного бульона с картошкой и грибами. Даже голова закружилась. Но он стиснул зубы и плотнее прижался к своей сосне, стараясь не упустить ни одного слова из разговора геофизика и Гордея. Теперь он понимал, как ему повезло, что набрел на этот табор.
«Надо держаться от них пока на расстоянии, — твердо решил он. — А еще лучше — придумать способ обезвредить прибор. Но как это сделать?»
Под ложечкой сосало все сильней, но Валик не двигался с места — вырабатывал план диверсии.
Маков и Гордей наперегонки запускали ложки в котел и чавкали, не стесняясь. Потом они попили чаю и улеглись спать. Геофизик залез в тонкий спальный мешок, а Гордей улегся рядом с костром на кучу хвои, накрывшись телогрейкой. Шеф перед сном подымил папироской и посетовал, что Гордей не взял с собой Тигра. Дед ответил по-устиному, что летом собака в тайге только во вред. Маков заметил, что сторож на таборе нужен. Тогда Гордей успокоил: он-де сам не хуже любой собаки. И они заснули.
Валик не спускал глаз с ящичка, высвеченного полоской лунного света, который прорвался сквозь гущу тайги. Ему пришла в голову удалая мысль. В игре бывает, ловкий нападающий так проведет мяч между двумя игроками противной команды, что они сталкиваются между собой...
И капитан оторвался от сосны. Ступая на носки, двинулся к ящичку, но нога зацепила чехол из твердого брезента, и тот зашуршал. Гордей пошевелился, однако не проснулся.
Валик словно со стороны видел свои бледные пальцы. Они коснулись ящичка, откинули крючок и вытащили из кармана незаменимый прибор, который назывался буссолью. На ходу он поднял ножны, отброшенные геофизиком, и стал отступать от табора к реке. Кеды беззвучно касались земли, покрытой то травой, то прошлогодней хвоей, то мхом. Валик отошел шагов на триста, лег у воды и долго пил, смывая с лица пот.
Теперь он знал, где очутился, и вернуться к своему табору не представляло труда. Когда Валик перешел речку и начал продираться сквозь заросли, в глаза ему ударил огненный клин костра, отраженного в плесе.
— А, нашлась пропажа! — встретила его Устя.
— Неизвестно, кто из нас потерялся! — радостно отозвался Валик.
Устя сидела у огня, подбрасывая в огонь сучья. Валик подсел к костру, снял мокрые кеды, носки и уставился на огонь. Устя молча подвинула ему котелок и хлеб на тряпице. Он зажал котелок между коленками, накрошил в суп хлеба и заработал ложкой.
Суп оказался вкусным, пахучим и досоленным. Он выскреб все, облизал ложку, сказал с торжеством:
— Теперь они ничего не определят своим прибором. — Валик вынул из кармана буссоль, показал Усте. — Он нас хотел испугать, да не на тех нарвался.
Устя скосила глаза на буссоль, брови ее вздернулись.
— И ты считаешь, сильно навредил ему?
— Без буссоли он как без рук. Грош цена теперь его магнитометру.
Валик-то знал подлинное значение этого прибора, вроде обыкновенного компаса в круглой коробке. Он отпустил стрелку, и она забегала, постепенно успокаиваясь. Черный ее конец показывал на Полярную звезду. Цифры и мелкие риски по бронзовому лимбу фосфоресцировали даже в свете костра.
— Хороший прибор, компасом нам теперь послужит, — пробормотал Валик и достал записную книжку. — А им теперь придется возвратиться назад. Думаю, там разберутся, что за геофизик этот Маков Олег Захарович.
— А если они начнут искать нас, капитан? — предположила Устя.
— Мы не пойдем по тропе, — объявил он. — С компасом-то мы можем рвануть прямиком по тайге до самой Небожихи.