Лирика разных лет

Я сижу у синей речки

Я сижу у синей речки, Возле выщербленных скал, Я сижу на том местечке, Где когда-то вас ласкал. И дрожат с чего-то руки, От былого ль, от потерь. И осины, как старухи, — Бог их знает, где теперь? Те, что выжили, — в наросте, И стоят почти без сил. Здесь давненько на бересте Я сердца́ изобразил. Возле берега брожу я, Был он раньше муравой, И внезапно нахожу я Ножевой рисунок свой. Травка срезана на силос, В лодке сломано весло, Та березка сохранилась, Только сердце заросло… 1971

Девчонка вырастет красавицей

Девчонка вырастет красавицей, И побледнеют парни вдруг, Когда она, смеясь, появится В кругу знакомых и подруг. Пока мала, пока попутчица Ей эта песня для себя, Я поврачую, как получится, Ее тряпичное дитя. И неумеючи, надев очки, Сижу, орудую иглой. Вот то-то будет радость девочке, Певунье этой удалой. Меня не видя, тихо ойкает И трет задумчиво висок. Пускай поплещется за койкою Ее прозрачный голосок. Потом уже, когда не в комнате Она споет — и встанет зал — Скажу при встрече: — Вы не помните? А я вам куклу починял… 1955

Разрыв

1 Ледовитой ночью черной Вьюга хлещет в камень горный. Ни рассвета, ни зари. Черствый камень Тунтури. …Ты сидел в палатке жесткой И, почти сморенный сном, Обжигался папироской, Спиртом, чаем и огнем. Поминал ты тех, с кем прожит Год ли, два, кого любил, Тех, кому еще, быть может, И поныне чем-то мил, Тех, кому при неудаче Невзначай плечом помог, С кем в Атлантике рыбачил, В океанском шторме мок. И совсем открыл бы душу, Да схватился, стон тая: «Ах ты, Валенька-Валюша, Волчья песенка моя!..» 2 — Слушай, парень, брось таиться, Я и сам, поверь, земной, Тоже стреляная птица — Верил женщине одной. Надо мной не раз, бывало, Забирала баба власть, И почти что с ног сбивала Штормовая эта страсть. Ничего, вставал на ноги, Правил вывихи рывком, И ночами да в дороге Думал так себе тайком: «Где-то слышал я присловье, Будто каждый человек С настоящею любовью Раз встречается за век». Хуже нет, как в одиночку Воевать с бедой, сосед, — Не таись, а вдруг за ночку Добрый сыщется совет. Мы в мешках моих заляжем, — У тебя ведь нет мешка, — В спальне этой можно даже Поболтать исподтишка. Нам, поверь, не будет тесно: В два дыханья, в две души И рассказ, и даже песня Так бывают хороши! Хоть расстанемся мы вскоре, Да в молчанье малый прок. Так скажи, какое горе? «Хорошо, скажу, браток…» 3 «Поминаю, Валентина, Как хранил в душе тебя, Безобманно, беспровинно На земле одну любя. В долгих плаваньях, в разлуке, Знаешь это ты сама. Жил в рассеянье и скуке, Выбивался из ума. Тощий, хмурый — у штурвала С курса вдруг сходил в ночи, И белел, как мел, бывало. Хоть белухою кричи. И разгул воображенья, И тоска во тьме ночей Шли ко мне изображеньем Въявь смеявшихся очей…» 4 «Мне в запас бы наглядеться, Мне б листочек письмеца, — Может, легче б стало сердцу На часок, не до конца. Писем нет, молчит морзянка, И взяла меня, браток, Та неладная болтанка. Что порою валит с ног. С вахты выйду — и за водку, Совесть вовсе замарал, И твердил я: — Дайте отпуск Ненадолго на Урал… Капитан сказал: — Поможем… Поезжай… да все же, друг, Разным женщинам прохожим Сам не суйся под каблук… Я и в толк тогда не принял — Был счастливый и чудной, — Что он бил по Валентине, По Валюше Варгиной. По Валюше Варгиной, Что была в любви со мной…» 5 «Ну, побыл я на свиданье День-другой, да и задрог, Спел поминки на баяне По своей любви, браток. А потом сказал в запале: — Брось ты гнуть дугою бровь. Ты свои ужимки, Валя, Для другого приготовь. Не со мною ты немало Провела ночей в саду, Не меня ты целовала У поселка на виду. Красотою петли вила, Не ступала за черту, Покупателя ловила Ты на эту красоту. Тот пригож, да плохо служит, Этот крив, хотя и хват. Ты подыскивала мужа, Будто бабушка — ухват. Нет, не брал я эти слухи У кухонного огня. Только тыкали старухи Сами пальцами в меня. Моряка любила вроде… Что осталось от любви? Твой, другой, он рядом бродит, Ты лови его, лови! И наступит день фартовый, Подойдет твоя пора: Выйдешь замуж за целковый, Нарожаешь серебра! Жалко мне: околдовала Ты меня пустым грехом, Жаль еще: ночей немало Сердце пело петухом. Жаль еще — писала: «Вышью Розу я тебе и мак». Жаль еще: защельной мышью Заворожен был, дурак… — Так сказал я той, которой Бредил я, мечтой томим; Той, что мне была опорой, Стала горюшком моим; Той, какую сердцем нежил, Грел, дыша в ладошки ей, Обжигаясь ветром свежим Долгих северных ночей. И еще сказал я гневно: — До конца казнись, змея, Валентина Алексевна, Валя бывшая моя! Толки шли ко мне порою, Все ж я верил, как в свое, — В сердце малое, пустое, Воробьиное, твое. Совесть брал я на поруки, У тебя она, как пыль, Легче обмануть в разлуке, С расстоянья в тыщу миль. Ты зачем мне объявляла, Что огонь горит в крови? Ты зачем душой виляла, Целовала без любви? Ты зачем в горах Урала, У озер, во мгле лесной Впереглядушки играла На свиданиях со мной? Я прощал немало людям, Но такое — никому. Так давай сердца остудим, Край терпенью моему? Мне и горько, и обидно, И спрошу я оттого: Неужель тебе не стыдно Сердца злого своего?.. Час остался до рассвета. Ты ответить мне должна…» 6 И сказала мне на это Валентина Варгина: «Я и злая, и плохая, И не девка, а металл, — Все ты, парень, перехаял, Пустяков набормотал. Некозырный мальчик милый, Ты не жаль меня осой, Тут не взять ни злом, ни силой, Ни грозою, ни лозой. Мало ль что — былое слово? Целованье на ходу? Не случалось с кем такого На семнадцатом году? И теперь храню твой снимок, И теперь ты мил, так что ж? Поцелуями одними На земле не проживешь. Я мечту имела: годик, Два ль, — на краешке земли, В море, в чертовой погоде — Ты — добытчик для семьи. Ради той добычи верной, Что нужна не мне одной, Я б ждала, была примерной, Нестроптивою женой. Ну а где достатки эти? Поминал ты в письмах? Нет. Как мы стали б жить? А дети? Да и нам немало лет. Не жадней других, не хуже, Интересней прочих баб, Я желаю жить при муже Не беднее их хотя б. В молодой пока поре я — Не хочу таскать хомут. Подурнеешь, постареешь — Замуж, милый, не возьмут. Потому, залетка умный, Вот тебе и весь ответ: По дешевке красоту мне Отдавать расчета нет…» 7 «Мне тоска мутила душу, И сказал я, как спьяна: — Будьте прокляты, Валюша, Валентина Варгина! Вы, ласкаясь, кривью жили, Вы мою срамили честь, Вам не страшно оболживеть, Лишь бы сладко пить и есть. Уж простите, право, дурня, Что явился без рублей. Что не стал он в жизни шкурник, Каин совести своей. Ничего вокруг не видеть, Только сало тискать в пасть — Это — молодость обидеть, Это — душу обокрасть. Так себя навек завялишь, Потеряешь в жизни нить. Очень скучно для себя лишь Жить и землю тяготить. А кругом такие дали… Не в одном оконце свет… Ладно, нечего скандалить, Тратить попусту совет. Затянула, видно, тина Вашу душу всю до дна. Так прощайте, Валентина, Валентина Варгина!..» 8 Воет вьюга повсеместно. Гонит снег с вершины прочь. За стеной палатки тесной Залегла медведем ночь. Разбивает ветер тучи, Целиной бежит сквозной, Ходит черною, могучей Океанскою волной. «Вот, я все сказал до края Про мое житье-бытье. Буду помнить, умирая, Я свидание свое. Шел я пеший, будто леший, Думал, может, на ходу — Не совсем еще сгоревший, Я душою отойду. Только нет, душе мятежно, Что скажу я кораблю! Я ж любил ее безбрежно, Ныне — подлую — люблю. Раньше грела сердце почта, — Порвалась и эта нить. Вот казню себя за то, что Не могу ее забыть. Или счастье только снилось? Иль гроша не стоит честь? Отчего, скажи на милость, На земле такое есть?» 9 — Что же мне тебе ответить? Не утешу я, моряк. Все мы знаем, что на свете Не прожить без передряг. В простоте святой и жидкой Было б легче, может быть, Все свалить на пережитки. Плюнуть, бросить и забыть. Нет, не то. А все же ясно: Выбивают клином клин. Ты не мучь себя напрасно, Не живи с бедой один. Право, лучше у истока Разойтись, еще любя, Чем потом весь век жестоко Каждый день казнить себя. Ну, не дергай мрачно бровью, А пойми, не хмурь лица: Лишь одна любовь                             с любовью Может сладить до конца… 10 Ты сказал: «Пора в дорогу, Пожелай, браток, добра…» Выли прямо у порога Океанские ветра. Покурив молчком под кручей, Потоптавшись полчаса, Разошлись мы, взяв на случай Друг у дружки адреса. Буря билась с диким плачем В голый камень Тунтури. И вставал из тьмы Рыбачий В первых проблесках зари. Кольское Заполярье — Урал, 1953