Страница 10 из 13
– Далеко не заплывай, – крикнул Финн. – Я тебе не спасатель Малибу.
Волны то подхватывали, то опускали ее. Одна, застав врасплох, накрыла ее с головой словно одеяло. Миа протерла глаза и поплыла кролем, ощущая напряженную работу трудившихся мышц. На каждый второй взмах она вместе с поворотом головы делала вдох, чувствуя на лице скупые лучи бледного солнца.
Какое-то время спустя, когда от холода и напряжения начало сводить ноги, она сбавила темп и поплыла вдоль берега, глядя на скалы с нового ракурса. Побережье выглядело потрясающе – пустынным, суровым и неприступным. Картина пьянящего простора разительно отличалась от Лондона, где, как ей казалось, она постоянно задыхалась. Вдали от города и от воспоминаний о том, в кого она превратилась, Миа впервые за долгое время ощутила настоящее облегчение.
Вечером они сидели на скамейке для пикников, держа в руках металлические кружки с горячим шоколадом. До нее доносился шум волн – мягкий рокот, напоминающий проезжающий вдалеке грузовик. Она вытащила из заднего кармана плоскую серебряную флягу и отвинтила пробку:
– Виски?
Финн подставил свою кружку.
– Ужин получился на славу.
В юности им частенько доводилось выбираться на природу, и они научились готовить блюда в единственном котелке, как кудесники. Этим вечером быть поваром вызвалась Миа, решившая приготовить лапшу со щедрой нарезкой салями вперемешку с горохом, кусочками грибов, помидорами черри и смесью приправ.
– Просто на природе всегда вкуснее, – ответила она, плеснув в обе кружки виски. – Давненько мы с тобой не жили походной жизнью.
– Лондонские парки к этому не располагают.
– Что верно, то верно. – Она улыбнулась. – А если серьезно – тебе в Лондоне нравится? – Переехав туда после выпуска, Финн снимал квартиру над лавкой мясника. С одной стороны проходила железнодорожная ветка, и струя воды из крана начинала подрагивать всякий раз, когда шел поезд.
– Да. Особенно после Корнуолла.
– А чего тебе там не хватало – мало было местных танцулек по пятницам?
– Мало. Мне нравится, когда пятидесятилетние женщины носят леопардовые наряды и лайкру. – Он усмехнулся. – А тебе, судя по всему, Лондон пришелся не по вкусу?
– Пожалуй, нет. – Она сильно тосковала по морю, и ей то и дело снился морской берег с далеким горизонтом.
– Поэтому тебя и потянуло путешествовать?
Натянув рукава джемпера на ладони, она двумя руками обхватила кружку, чтобы сохранить тепло.
– Я созрела для перемен.
– Год выдался тяжелый. И отдых ты заслужила.
«Неужели?» – мысленно усомнилась она. Ведь это Кейти, а не она, стоически ухаживала за мамой на протяжении всей ее болезни. Миа старалась не смотреть на пузырьки с лекарствами, на пряди выпавших волос в душевой, на все более впалые мамины щеки, поскольку так было проще: все что угодно – лишь бы не видеть, как угасает ее некогда деятельная и энергичная мать. И вновь напомнило о себе чувство вины, поселившееся в ней в виде маленького назойливого камешка. Достав флягу, Миа припала губами к ее холодному металлическому горлышку.
Финн обнял ее за плечи:
– Все хорошо?
Она кивнула.
– Послушай, Миа. – Его голос прозвучал неожиданно серьезно, и она подняла взгляд. – Когда твоя мама болела, мы по определенным причинам несколько отдалились друг от друга, но ты ведь знала, что, если нужно, я всегда рядом, правда?
– Конечно, – ответила она, смущенная его серьезностью.
Они еще ни разу не затрагивали эту тему – четыре странных месяца натянутых отношений, когда между ними вдруг выросла стена отчуждения, прочно зацементированная молчанием Миа, и она сомневалась в своей готовности обсуждать ее сейчас.
Почувствовав это, Финн убрал руку с ее плеча.
– Расскажи-ка мне про Мика. С чего это ты решила, что хочешь с ним повидаться?
– Наткнулась на его фотографию, когда разбирала мамины вещи. Он стоял там на сцене с группой музыкантов на фоне плаката с названием «Блэк ю»[6].
Похоже, группа только что закончила выступление: разгоряченные лица пылали и блестели от пота. Мужчина в центре, с длинными черными, влажными на висках волосами, схватив гитару за гриф, смотрел прямо в объектив. Стоявший рядом Мик, одетый в облегающий костюм и коричневые туфли с острыми, загнутыми вверх носами, казался бодрым и воодушевленным. В отличие от других музыкантов, он не держал никакого инструмента – выставив руки вперед в виде направленных на камеру пистолетов, он чуть склонил голову набок и прищурил глаз. Миа ни за что бы не приняла такую позу: она казалась ей слишком фальшивой, наигранной и самоуверенной. И тем не менее фотография ей понравилась, поскольку между собой и отцом она разглядела определенное сходство в волевых очертаниях носа, а также, возможно, и в форме губ.
– Увидела фотографию и разобрало любопытство? А до этого любопытство не разбирало?
– Пожалуй, нет. Ну, может, совсем чуть-чуть, – согласилась она.
В памяти всплыли сказанные бабушкой много лет назад слова, которые запомнились ей на всю жизнь. Миа сидела в ванне, и вода от прилипшей к ногам грязи становилась все более мутной. Она так дергалась и извивалась, не давая вымыть себе голову, что бабушка в сердцах крикнула: «Какая же ты непутевая и своенравная!» И тихо добавила: «Ну прямо как твой отец». Озвученное нежелательное сравнение словно зависло в окутанной паром ванной и надолго осело у Миа в голове.
Финн поднес кружку к губам и допил свой напиток.
– А что ж ты не поговорила с Кейти насчет своего намерения повидаться с ним?
Миа на минуту задумалась:
– Бывает так, что, когда кто-то высказывает тебе свое мнение, ты вдруг потом принимаешь его за свое собственное. Мне хотелось этого избежать.
На территорию кемпинга въехала очередная машина. На них коротко упал свет ее фар, затем двигатель стих. Выбравшаяся из машины пара принялась при свете фонарика устанавливать себе палатку.
В тех немногочисленных фразах, которые только что прозвучали, содержалось практически все, чем Миа могла поделиться с кем бы то ни было, включая саму себя. На данный момент этого для нее было более чем предостаточно. Она протянула руку за кружкой Финна.
– Пойду помою посуду. – Резко встав со скамейки, она направилась к крану с водой.
Позже она почистила зубы и, сплюнув остатки пасты в кусты, забралась к Финну в палатку. Сзади падала тень от поросшей кустарником горы, спереди веяло соленым морским воздухом. Они лежали, подложив под голову свернутое пляжное полотенце, высунувшись наружу, чтобы видеть звезды. Вот так, в палатках или друг у дружки в комнатах, лежа на узких кроватях, как сардины, они провели бесчисленное множество ночей. Их дружба – крепкая и бесхитростная – представлялась неким ниспосланным свыше даром, за который Миа испытывала неизменную благодарность.
– Падающая звезда, – воскликнула она, показывая рукой.
– Не видел.
– Как же можно увидеть с закрытыми глазами? Спи уж.
Убрав головы внутрь, они застегнули палатку и привычно прижались друг к другу, как это тысячу раз бывало в прошлом.
Земля казалась ужасно жесткой, и Финн повернулся на бок, чтобы избавиться от какого-то камешка, который упирался ему в лопатку.
Миа уже спала. Он лежал, слушая ее легкое сопение в сочетании со стрекотом сверчков в траве под палаткой. Финн любил походную жизнь за ее замедленное течение. Приготовление простой пищи занимало больше времени, душ и смена одежды из рутины превращались в роскошь. Требовалось время, чтобы привыкнуть к новым звукам, запахам и жизненному ритму на новом месте, задуматься о собственных мыслях.
Миа заворочалась; убрав руку со своего живота, она положила ее ему на локоть. Он ощущал тепло ее кожи. Он мог убрать из-под нее свою руку, но не спешил. Его мысли перенеслись к одному летнему вечеру, когда им с Миа было всего по шестнадцать.
Они оказались на концерте американской панк-группы под названием «То»[7], на которую уже давно мечтали сходить. Миа была в светлых, разодранных на бедрах джинсах, которые купила в комиссионке «Хобоуз». С подведенными серебряной тушью глазами и нанесенным на скулы мерцающим блеском она выглядела намного взрослее той девчушки, которой он еще утром помогал ловить на спиннинг. Такое превращение хоть и восхитило его, но вместе с тем вызывало беспокойство.
6
«Black Ewe» (англ.).
7
«Thaw» (англ.).