Последний день войны

Далеко над водой летела, рвалась клочьями песня, которую — вдохновенно и отчаянно! — орали почти сто здоровых глоток:

— Дева Ветра,

Пышноволосая

Странница милая!

Дева, спустись за мной

На поле сражения,

Поле кровавое,

Поле великое!

Дева Ветра,

Вечно юная,

В бою отважнгая —

Я, умирающий,

С тобой, Дева Ветра,

Готов отправиться!..

Высокий широкоплечий парень стоял на носу, прочно расставив ноги и придерживаясь рукой за выступающую "шерсть" на "шее пса". Парень был, как и все на корабле, без доспеха, в одних кожаных штанах, заправленных в высокие мягкие сапоги — но на поясе висел длинный меч.

Пати Вадомайр Славянин, стормен властителя Эндойна, вёл скид в дальний поход.

Вадим изменился мало. Разве что ещё подрос, да раздался в плечах — и черты лица начали заметно твердеть, отказываясь от возраста. Да ещё в глазах тлел опасный огонёк. Каких-то две недели назад во время боя с данвэ отряд воинов из Остан Эрдэ вышел из схватки. Тогда Вадомайр со своим другом и побратимом Ротбиртом нагнал их и в бешеной сшибке — по пять останэрдцев на каждого из парней — перебил всех, а их головы отослал кэйвингу Остан Эрдэ, заклеймив лбы знаком "байэ" — "трус". Многи тогда порицали его — мол, мальчишка поступил недостойно, ведь это были свои! Обычно Вадомайр очень мало внимания обращал на то, что про него говорят. Но на те разговоры ухмыльнулся нехорошей улыбкой и ответил спокойно: "Лучше чужие, чем такие свои." И хотя кэйвинг Остан Эрдэ в гневе хотел двинуть конные сотни на Эндойн, но кэйвинг Инго сын Хайнэ, анлас из анла-готтэ, правитель острова Эргай и кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада тут же забряцали оружем… а драться сразу против трёх княжеств не смог бы даже сильный конницей Остан Эрдэ. Да и не время было. На суше правитель хангаров, потерявший уже немало своих владений, клялся Чинги-Мэнгу уничтожить пришельцев до последнего семени. На море всё чаще и чаще появлялись золотые барки… и всё чаще пропадали загадочно и безвестно корабли анласов. Поэтому они и старались не обнажать друг на друга оружия без крайней нужды…

…А скиды Эндойна летели — летели в разные концы света.

— Эй, Вадомайр! — заорали со скамей. — Мы тут подумали — а ведь не иначе как ты торчишь на носу с таким важным видом, чтобы поберечь свои нежные ладошки!

Взрыв необидного весёлого смеха прокатился по палубе. Вадим, прежде чем повернуться, тоже довольно улыбнулся. Они уже пять суток не видели берегов — и радостно было отмечать, что люди сохранили желание шутить. Повернувшись, Вадим сел на борт, опасно отклонившись назад — чуть ещё — и он полетит под дубовый штевень, который рассечёт человека не хуже меча.

— Кто там каркнул? — спросил он. — Не иначе как ты, Галридэ — с твоим-то носом оно в самый раз — каркать…

Галридэ — молодойратэст с носом и в самом деле выдающимся даже по анласским меркам — оскалился в улыбке:

— Давай-давай! — подзадрил он. — Уж мы-то знаем, что ты жил там, где грести приходилось только коровий навоз!

— Эй! — Вадомайр махнул рукой. — Дайте-ка нам два места на носу — будем грести каждый одним веслом, и тогда все увидят, кто из нас годится только сгребать навоз… а кто и на это не годен!

На скидах гребли одним веслом по двое, как на драккарах викингов или варяжских снекках Земли. Можно грести одному — но это получится не у каждого. Ну а тот, кто, сев посреди скамьи, возьмётся грести один парой вёсел, словно на лодке — тот на морях славен не менее, чем на суше — всадник, нажатием колен заставляющий хрипеть и шататься самого строптивого коня! Вадомайр как-то раз попробовал так грести — не получилось даже провернуть вёсла, и никто не засмеялся. На скиде всего двое могли так — огненно-рыжий гигант Уилри сын Белеви, добродушный, но туповатый молодой ратэст — и уже пожилой, невысокий (для анласа) Осбар сын Мата — этот, казалось, состоит из одних мускулов, даже в расслабленном состоянии похожих на морёный дуб по твёрдости. Как-то раз в схватке с данвэ на морском берегу Осбар поднырнул под коня, вскинул его на плечи — вместе с всадником, вместе со всей бронёй! — и кинул с обрыва…

Ротбирт, который грёб на носу, поспешно вскочил, чем вызвал целую лавину насмешек по поводу нежелания грести. Но тут с кормы зычно закричали:

— Суши вёсла, волки! Ставь парус! Ветер идёт, клянусь Вайу! Ветер!

Все разом обернулись, одновременно выхыватывая из воды вёсла. И увидели то, что уже давно заметил опытный рулевой — позади, на севере, ровная гладь моря дыбилась лёгкой частой рябью. Там уже был ветер. И он шёл сюда.

С дружным выкриком подняли и закрепили парус — белый с голубым и золотым единорогом и знаками четырёх ветров по краям — Ювайу, Сэвайу, Эсвайу, Норвайу. Гребцы, разминая руки, спины и ноги, заходили по палубе. Теперь наступало время безделья — ветер понесёт их на юг. Пока они не достигнут земли. Или пока пати не скажет повернуть.

Вадомайр вернулся на нос. Сейчас его лица никто, и он хмурился. Думал о воде. Её оставалось на столько же дней, сколько уже прошло. Повернуть сейчас — уже поздно, даже если и захочешь. Против ветра грести вдвое дольше. Значит — должна была найтись земля. Конечно, можно было повернуть на восток или на запад, но что там? На западе — мёртвый Анлас. На востоке — берега Хана Гаар, да к тому же похожее в этих местах на сплошную отвесную стену.

Ветер — не сильный, но ровный — настиг и повёл корабль вперёд. Люди начали укладываться на скамьи и под ними. Кое-кто занялся оружием, в руках у других появились кости.

Шагая по скамьям, Вадомайр подошёл к кормчему. Негромко спросил, глядя в бегущую за кормой воду:

— Нет ли впереди берега?

Кормчий какое-то время молчал. Ветер шевелил его прошитые серебром волосы. Потом — ответил словно бы нехотя:

— Пока — нет. Не волнуйся, пати. До земли не больше недели, я вижу.

— Не врут, наверное, когда говорят, что ещё на севере, в ледяных водах, ты поймал девку из Морского Народа, и она в обмен на свободу подарила тебе зрение, которым ты видишь следы ветров и течений? — вдруг спросил Вадомайр. Кормчий поднял угол рта:

— Правда это или нет — гадай сам, а меня не спрашивай. Ты же не расскажешь, кто ворожил тебе на такую удачу, как твоя, а?

— Расскажу, — пожал плечами Вадомайр. — Никто.

— То-то и оно, — многозначительно сказал кормчий и засвистел.

— Тебе что, ветра мало? — засмеялся Вадомайр и вернулся на нос, где Ротбирт уже растянулся на небольшой палубе, явно собираясь поспать. При виде друга он закрыл глаза и лениво сказал:

— Когда я вижу у тебя такое лицо — мне сводит живот. Это значит, что ты что-то придумал.

— Несмешно, — буркнул Вадомайр по-русски и, присев рядом, начал разуваться. Бросил сапоги, с наслаждением вытянулся на досках. — Воды осталось на пять суток.

— Дует Норвайу, он может нанести дождь, — спокойно ответил Ротбирт. — Странно, что ты этого не помнишь.

— Мне не нравится надеяться на "может", — вздохнул Вадомайр, — хоть у моего народа любимое слово "авось". Но сейчас, похоже, и правда ничего другого не осталось…

— А может, зайдём за водой на юг этой земли? — предложил Ротбирт. — Говорят, там хватает разных чудес… Или боишься нападения?

— Я ничего не боюсь, — медленно ответил Вадомайр. — Но у меня скид. А восемь десятков людей, которые мне верят.

— И которые пойдут за тобой хоть на ту сторону, — дополнил Ротбирт. Вадомайр дёрнул щекой:

— Вот как раз туда мне не очень-то хочется. Поэтому приходится думать, а я поотвык это делать, пока скакал верхом и махал мечом.

— Ууууу… — тихонько провыл Ротбирт. — Дуууумать… — и лукаво подмигнул.

— Сбросить бы тебя в воду, — мечтательно сказал Вадомайр, — да ведь не утонешь.

— Верно, я хорошо плаваю, — согласился Ротбирт. Вадомайр покосился на него:

— Да нет, не в этом дело… У моего народа ещё говорят — ОНО не тонет.