Последний день войны

Вадим тем временем наблюдал за анласами. Они занимались своими убитыми, осматривали оружие и доспехи, разглядывали трупы врагов… Но по крайней мере один — молодой воин, судя по всему, командир отряда — внимательно наблюдал за обоими мальчишками.

И Вадим отчётливо понимал: нее-е-е-е… Просто так точно не отпустят. А могут и вовсе не отпустить.

Точно. Все пятеро анласов подошли к мальчишкам как раз в тот момент, когда Ротбирт закончил собирать стрелы и вернулся к Вадиму, начал перетягивать лук.

— Босому бегать легче, — заметил старший. Он говорил по анласски быстро, но Вадим сообразил, что — понимает! — Затем и сапоги бросил?

Остальные обидно захохотали. Ротбирт, возясь с луком, совершенно спокойно ответил:

— Не ты ли видел, как я бегал? Или твои стрелы я вынул из четверых этих? — он мотнул головой. Или твой кулак пометил того, которого связали твои ратэсты? — он указал луком на сидящего на земле пленного.

Анласы опять засмеялись, но уже необидно. А командир ответил:

— Что ж, как ты стрелял — я видел… А ты кто? — он повернулся к Вадиму. — Ты не нашего племени.

— Я славянин, — ответил Вадим. — Ищу своего друга, который пропал в ваших краях. А вот ты кто? — подпустил он наглости, но тут же смягчил её: — Кого нам благодарить за помощь?

— Я кэйвинг Йохалла сын Гудвине, — сказал воин, и Ротбирт сбоку охнул изумлённо. — Ну а ваши имен каковы? Твоё, великий стрелок, и твоё, славянин, ищущий чести в спасении друга?

— Я Ротбирт сын Норма, анлас из анла-тэзар, — наклонил голову Ротбирт. — Привет тебе, кэйвинг Йохалла сын Гудвине.

— Я Вадим, — ответил Вадим. — Но мой друг назвал меня Вадомайр. А Ротбирт если и не великий стрелок, то не худший.

Снова одобрительный смех. Но Йохалла не смеялся — смотрел на обоих мальчишек. Кивнул Вадиму:

— Видел я твой укол, хороший удар. Многих ли взял им?

— Этот первый, — честно признался Вадим. И покосился на заколотого им человека.

Йохалла кивнул. И заговорил с Ротбиртом:

— Слышал я, что кэйвинг анла-тэзар Радда умер от камней. Или ты давно не был у своих и не знаешь про то?

Ротбирт побледнел. И ответил коротко:

— Знаю.

И снова кивнул кэйвинг:

— Слышал я и ещё — мол. Сын его старший Хэста удался не в отца. И недолго занимал его место.

— Это так, — Ротбирт медленно склонил голову. Вадим напружинился.

— И ещё одно я слышал — будто братья его, Синкэ и Стэкэ, поклялись найти того, кто освободил им отцовское место, — продолжал Йохалла, — и порадовать умерших родичей его долгой смертью. А ещё сказали люди, будто человека того звали Ротбирт сын Норма… и он недавно вытер губы от материнского молока.

Вадиму было видно, что больше всего на свете Ротбирту хочется спросить, что с ним, Ротбиртом, будет. Но мальчишка-анлас не задал позорного вопроса. Лишь сказал:

— Это я.

Ратэсты молчали… и, похоже, молчание это было одобрительным. А Йохалла словно и не заметил признания. Держа на руке шлем — с конским хвостом и выпуклыми коваными надглазьями в виде изогнувшихся драконов — он будто бы говорил сам с собой:

— Я устал сидеть и слушаться стариков, когда впереди — столько земель. Может, кэйвинг Эшефард и был хорош раньше, да только сейчас он больше слушает трясоголовых, чем молодую кровь. У меня три сотни ратэстов. Полторы тысячи ополчения — они там, дальше, идут с семьями и скотом. Мой народ — анла-эграм, и я ищу землю, где смогу стать кэйвингом не по названию — и не буду спрашивать никого, кроме себя, своих пати и наших богов. И мне по нраву эта земля… но я вижу, что у неё уже есть хозяева. А значит, трёх сотен ратэстов едва ли достаточно, — мальчишки переглянулись. Потом Ротбирт во все глаза уставился на Йохалла — Вадиму даже смешно стало… но в следующий миг он подумал: а я? Мне-то что делать?! — Ты можешь только стрелять из лука и быстро бегать, Ротбирт?

— Я рос как все дети ратэстов, — Ротбирт даже не обиделся, поразительно… — Умею владеть и пикой, и щитом. Знаком с мечом. И с топором не я был самым неловким. И на коня меня не нужно подсаживать, кэйвинг.

— Хорошо, — согласился Йохалла. — Ну а ты, славянин? — повернулся он к Вадиму. — В наших местах, откуда я пришёл, нет беды для твоего друга, мы давно не воюем с твоим народом. А на юг едва ли стоит тебе идти одному… если и тамошние жители так встречают гостя. Лучше будет придти с друзьями… даже если у тебя хороший удар — лучше если он будет не один.

Вадим на миг опустил взгляд, но тут же поднял:

— Если ты зовёшь меня служить себе — я согласен, — твёрдо сказал он. Слова эти не то чтобы дались легко. Но Вадим понимал, что в этих местах он в одиночку — песчинка. А тут, может, кто-то расскажет, что могло случиться с Олегом? Ведь не анласы же… и не эти смуглые так ловко шастают с планеты на планету!!!

— Нечем мне платить свом людям, — продолжал Йохалла, обращаясь уже к обоим мальчишкам. — Может, будет добыча, земля и славная потеха. А может, бурьян прорастёт сквозь наши черепа, и пировать на уже не на этой земле…

— Если вождь достойный — можно повидать и ту сторону мира, — степенно ответил Ротбирт. Йохалла вытаращился и вдруг разразился таким хохотом, что шарахнулись кони:

— Вот это слова!" и считаешь ли ты меня достойным вождём, Ротбирт Стрелок?!

Ротбирт распрямил плечи и отставил ногу:

— Ты не худший из тех, кого я видел, — сказал он. Йохалла буквально взвыл от хохота, взглядом приглашая и ратэстов присоединиться к веселью. — Пожалуй, пойду я с тобой… если верно я понял тебя, и тебе и правда нужны добрые воины. Да и умение бегать — не последнее для воина. Не всегда есть конь, чтобы догнать врага.

— Вы храбро сражались и хорошо говорите, — уже серьёзно сказал Йохалла. — А что до твоих прошлых дел, Ротбирт Стрелок — так едва ли ты ещё когда увидишь кого из прежней родни.

Казалось, кэйвинг начисто потерял к мальчишкам интерес сразу после разговора. Везя убитого и пленного на сёдлах, анласы шагом поехали прочь, предоставив мальчишкам собрать вещи и догонять их пешком.

— Надеюсь, до их лагеря недалеко, — заметил Вадим, шагая рядом с Ротбиртом. — Вот чёрт, как всё обернулось…

— Чем ты недоволен? — удивился Ротбирт. — Кэйвинг сказал правду. Если твой друг в беде — так где и быть беде, как не на юге? Туда и идём!

— Барахлом бы разжиться, — сказал Вадим по-русски. Ротбирт не понял, и мальчишки долго шагали молча. Становилось жарко, царило безветрие, на ясном небе звёзды словно бы выцвели, но по-прежнему были видны. Вадим посматривал вверх и не заметил даже, когда из-за деревьев выступили часовые, обмениваясь с воинами шуточками:

— Что, конь наконец-то сбросил тебя, а? — спросил обезлошадевшего и ехавшего на коне убитого товарища ратэста пожилой часовой. Тот невозмутимо отозвался:

— Я потерял коня в бою… и, клянусь Дьяусом, найду, на ком ездить верхом, а вот ты — уже едва ли!

Все снова начали хохотать, а мальчишек проводили внимательными взглядами…

…Лагерь удивил Вадима. Устроенный у реки, он вовсе не был беспорядочным скоплением дикарей на отдыхе. Большие повозки на цельнодеревянных колёсах, со снятым верхом, составляли большой круг — как бы крепость, внутри которой стояли другие повозки, шатры из ткани и шкур, горели костры, на которых что-то варилось и жарилось, ходили люди… За рекой холмы покрывала сплошная масса скота — коровы и тягловые быки, кони, овцы, свиньи, козы паслись на свежей траве под охраной большущих свирепых собак в шипастых ошейниках и мальчишек-пастухов. Неподалёку рысил конный отряд в полном вооружении. Всё вокруг заполнял гомон людей, звон кузниц, крики скота, запахи походного быта. Люди купались в реке, ходили, ели, спали, разговаривали, чинили оружие, одежду и инструменты, делали сотни самых разных дел. Если честно, такого наглядного доказательства реальности окружающего мира Вадим до сих пор не получал.

Ротбирт, которому такие лагеря были, конечно, не в диковинку, сбавил шаг. Вадим понял, что и его спутник тоже отвык от таких скоплений людей и чувствует себя неуверенно. Но тут к ним подскочил парнишка их возраста и махнул рукой: