Воля павших

– Пошел ты… – внятно сказал Олег, доставая меч и стараясь немного утоптать снег вокруг, чтобы не вязнуть. Ответ, судя по всему, вполне удовлетворил Гоймира – он кивнул и замер, чуть пригнувшись, выставив вперед рогатину и прижав ступней ее древко.

Наступила тишина. Только сухо пел снег – ближе, ближе и ближе. Рядом. За соседними камнями.

Потом Олег увидел восьминога.

Сейчас он не был таким уж незаметным. Сквозь него мутно просвечивало все, рядом с чем или на чем эта мразь оказывалась. Как две капли воды восьминог походил на гигантского кальмара, вот только ракетообразную капсулу несли вперед множество мокричьих ножек. Толстые щупальца были сжаты в сердцевидный бутон. Бессмысленно белели глаза размером в тарелку, казавшиеся маленькими при размерах существа – оно было не меньше двадцати метров длиной без щупалец, которые тут же выстрелили вперед, едва восьминог увидел людей. Олег увидел в их основании круглую беззубую пасть, а повыше – черное пульсирующее пятно. Из пасти пахло рыбой – отвратительно пахло.

Толстое щупальце неожиданно быстро обвилось вокруг ног Олега, и он упал в снег раньше, чем успел понять – драка началась. Приподнявшись на локте, мальчишка нанес два удара – словно валил дерево, перекатился, еще раз рубанул мечом – выше, вскочил на ноги. Гоймир, стоя на колене, рубил и колол рогатиной, капюшон с его головы свалился… Страха не было – он снова отступил, едва началась схватка. Щупальце метнулось навстречу, обвило тут же онемевшую вскинутую руку – стиснув зубы, Олег перерубил его пополам – удача! Но тут же второе, обхватив в поясе, едва не задушило Олега, подтаскивая его к пасти, пульсирующей, словно диафрагма фотоаппарата. Мелькнула мысль, что конечности у чудовища, наверное, вырастают, раз оно так легко с ними расстается… Гоймир перескочил, оттолкнувшись рогатиной, через щупальце, тянувшее Олега, обрушил ее, как топор: «Ххак! Ххак!» – и тут же упал сам, сбитый со спины, а Олег, вместо того чтобы броситься к нему на выручку, оттолкнул перерубленное щупальце, швырнул меч и в отчаянном рывке дотянулся до «сайги». Переворачиваясь на спину, дернул вниз предохранитель и, навскидку прицелившись поверх плеча Гоймира, одну за другой выпустил три пули в черное пятно…

– Ты мне мозги запудрил. – Тяжело дыша, Олег опирался на ружье. Гоймир, стоя на коленях, мотал головой, весь сотрясаясь от накатившего страха омерзительной смерти. – Не привыкли вы тут со стрельбой, вот и… Если рогатиной или мечом можно, то почему же пулей в то же место нельзя? Там, наверное, нервный узел… Правда, ваши витязи, небось, в одиночку таких ломают, да еще голыми руками, так что былины про нас не споют… Хорошо еще, я догадался вовремя, а то б он нас сейчас дожевывал…

Он покосился на обретавшую непрозрачный серый цвет тушу монстра и передернулся. Гоймир с трудом встал на ноги, сообщил, морщась:

– Ребра помял… – и, неуверенно подойдя к Олегу, вдруг обнял его и поцеловал в щеки – в одну и другую, потом – в губы.

– У… уди! – вырвавшись, Олег отскочил. – Ты что, голову повредил?!

Гоймир захлопал глазами недоумевающе и обиженно:

– Чем обидел? – непонимающе спросил он. Вместо ответа Олег покрутил пальцем у виска. – Да чем обидел-то, скажи, Вольг!

– С Бранкой целуйся, – сердито ответил Олег.

Гоймир неожиданно покраснел и потупился:

– До свадьбы?!

– А со мной что – уже обвенчался?!

– Не пойму тебя, – признался Гоймир.

Олег с шумом выдохнул:

– Блин, дремучий… – и, помявшись, пояснил: – У нас мужчины не целуются. Парни тоже. Только если они… э… ну… больные.

– Йой! – Гоймир улыбнулся. – У вас, должно, так делают?

И с той же улыбкой он протянул Олегу руку.

– Ну во, другое дело, – ответил Олег, крепко пожимая сильную ладонь…

…До самого ночлега им не везло. В жизни Олег столько не ходил на лыжах – и устал так, что почти равнодушно воспринял слова Гоймира о ночлеге, тем более что солнце за тучами и не думало закатываться.

На ночь устроились в пещере, вырубленной в одном из снежных холмов, состоявшем из похожего консистенцией на пенопласт, сухого снега – его бруски звенели, словно металлические. Из этих же брусков выложили закрывшую вход стенку, а оставленное отверстие Олег завесил меховым пологом, который Гоймир нес прикрученным к крошну. Сам Гоймир тем временем вырезал в стене пещеры два лежака и бросил на них спальные мешки, а потом разжег жировую лампу. К тому времени, когда Олег влез внутрь, набрав в котелок снега – в пещере уже было здорово теплее, чем снаружи, стенки блестели, покрывшись слоем льда, а самое главное – не было ветра, донимавшего весь день и вообще все последнее время. Мальчишки сняли верхнюю одежду и куты. От лампы шли сразу и тепло и вполне достаточный свет.

– Нет удачи, – огорченно сказал Гоймир, пристраивая котелок над огоньком. – Лишь бы ко всему погодка не испортилась, тогда и вовсе ничего не возьмем…

– Это что, хорошая погода?! – изумился Олег. – Ас-с-с… а! – Он влез, поворачиваясь, ладонью в пламя и сунул руку в снег.

– Чем плоха? – удивился Гоймир. – Посвети Дажьбог сильней – снежной слепотой накажешься… А в иной край – снег повалит, не заметишь, как в полынью ухнешь… По-за ту зиму так-то наш один сгинул. Отыскали его – сидит на корточках у самой полыньи кусок ледяной. Было свалился, вылезти мочи хватило, а разогнуться не смог. Морана его и согрела..

– Ну тебя, повеселей ничего не вспомнишь?! – Олег представил себе, как там, наверху, снег засыпает их убежище и поежился. – Есть давай, вода уже согрелась, наверное… Знаешь, я в первый раз вот так ночую.

Гоймир достал сухари, вяленое мясо, бросил в начавшую закипать воду сухие брусничные листья и еще какие-то травки – в пещере запахло настоящим летом и теплом лесных полянок. Какое-то время мальчишки молча и сосредоточенно жевали. Потом Олег сказал:

– Да, на таком холоде, как тут у вас, в генерала Карбышева недолго превратиться…

– А кто это? – Гоймир, продолжая жевать, посмотрел на Олега.

– Ну, это наш, русский генерал. В Великую… Короче, была большая война, враги его взяли в плен. Предлагали на службу к ним перейти, а он отказался. Ну, тогда его связали, вывели на мороз и давай водой поливать, пока он не превратился в ледяную глыбу…

Гоймир помолчал, потом вздохнул и сказал:

– У нас было похожее… Во время взмятения вот так погубили целое племя, Медведей… Они жили на полдень и на закат от нас. Мороз клятый был, рассказывают. А выжлоки всех, кого живыми побрали, выводили под данванские глаза – и в водопад, а после – наружу. Человека разом схватывало, льдом брало, что плевок на лету. Те ледышки вдоль их города расставили, другим на страх. Только совсем малых и пощадили…

– И то хорошо, – понимающе ответил Олег.

Но Гоймир замотал головой:

– Где хорошо – лучше уж самую страшную смерть принять, чем к ним в руки! Им малые нужны знаешь про что? Они с них хобайнов делают. Сила, умение, здоровье, сметка – наши, навычки – данванские, злобища – тоже. Нет у горца врага страшнее хобайна, Вольг. Выучат его и уськают на нас – искать, след тропить, врага на свою же землю водить. Чудище беспамятное и безродное из малого сотворяют – бывает, его ж кровным родичам на слезную беду… А ты говоришь – хорошо… Немой, что тебя в эту кашу втянул, был хобайн. Но у него везение случилось – память сохранил человеческую, вот и погиб за правое дело. Я про такое больше и не слышал вовсе…

Олег смущенно примолк. Какое-то время они ели, потом Гоймир снова заговорил:

– А вот ты – смог бы, как этот ваш, что в плену за верность замерз?

Олег задумался, глядя на язычок пламени над лампой. Вопрос был неожиданным…

– Так, наверное, смог бы, – медленно сказал он. – Говорят, замерзать не больно…

– Ты боли боишься? – спросил Гоймир.

– Ну, это смотря какой, – осторожно ответил Олег. – Мы однажды с ребятами поспорили: кто дольше руку продержит над свечой… Сожглись страшно, – Олег показал ребро левой ладони, где сохранились следы этого глупого эксперимента двухгодичной давности.