Страница 66 из 152
… — Я не уйду!
— Куда ты денешься.
— Я сказал — не уйду!
— Скажу — и уйдёшь.
Володька стоял перед Олегом, сжав кулаки и сверкая глазами. Землянин совершенно хладнокровно чистил автомат. Богдан, полулежавший неподалёку, в разговор вообще не вступал.
— Что ты меня гонишь? — голос Володьки стал жалобным. — Раньше был хорош…
— Ты и сейчас неплох. Но ты мальчишка. Тебе ещё жить и жить. Я тебе сколько накуковал? Четыре — как минимум. А я куковать умею.
— А Богдан? Вольг, ты не шути, пожалуйста! Понимаешь, я воевать хочу, — голос из просто жалобного сделался умоляющим, — я им, гадам, мстить хочу за… — он махнул ладонью под глазами: — Олег, пожалуйста!
— Володька, я тебе сейчас влуплю…
— …и оставишь?! — с надеждой хлопнул намокшими глазами мальчишка.
— …и отдам под конвой. Всё. Разговор закончен. Иди.
— Вольг, ну же…Богдан.
— Богдан — родич, воин племени.
— А ты?! — завопил Володька.
— Я — местьник. — сурово ответил Олег. И добавил жёстко: — И я твой командир. Ты сам это сказал. И я приказываю тебе уходить.
— С бабами и сопляками, — горько сказал Володька, поправляя на плече ППС.
— Уходят и бойцы, — непреклонно возразил Олег.
— Я всё равно буду драться, — тихо, но решительно сказал Володька. — Я в горах останусь, один останусь, если не разрешат!
— Владислав, — тщательно выговорил имя мальчика. Олег и, взяв его за плечи, поставил между колен, — парень, пойми ты. Я тебя понимаю, не думай, но пойми и ты меня. Тут, — он ткнул себе под ноги, — не будет никакой победы. Ничего такого, про что станут былины складывать. Мы дадим вам уйти и уйдём тоже. А тебе ещё достанется повоевать. Поживи. Найди себе девчонку, поцелуйся с ней! — Олег встряхнул мальчика. — Чёрт, с ними можно не только целоваться, я тебе точно говорю! А потом можешь воевать снова.
«Я говорю, как взрослый с ребёнком! Вон и Богдан пялится,» — смущённо подумал Олег. И отстранил мальчика:
— Ну, Владислав, давай. Иди и не вздумай обмануть командира. Бойцы так не поступают.
Мальчишка подался к Олегу и, крепко его обняв, почти побежал прочь, оставив землянина посмеивающимся, смущённым и недоумевающим.
— Братишку бы мне такого, — сказал Олег наконец, поворачиваясь к Богдану. Тот сидел, надутый: — Э-эй, ты что, ревнуешь?!
— Что выдумал, клянусь тупиком Перуновым! — хмуро ответил Богдан, не глядя на Олега и пиная ногой мусор.
— Богдан, — ласково сказал Олег, — ты дурак.
«21 руеня. В школе уже три недели идут занятия, а тут всё осень никак не наступит, все деревья зелёные… Это — я?!?!??»
Мысль, мелькнувшая в голове Олега, была полна недоумением и ужасом. Он поднял руку, чтобы ударить по воде и уничтожить этот кошмар, но тут же с усмешкой опустил её. Похоже, он превращается в дикаря, который старается уничтожить то, что его пугает — и считает, что этим исчерпывается дело. Олег вновь всмотрелся в отражение.
Резко выступившие скулы… чётко очерченный подбородок… тёмные губы в ещё более тёмных трещинах… загорелая, обветренная кожа… холодный, усталый взгляд покрасневших глаз… волосы — сосульками неразличимого цвета, отросшие, спутанные… (Олег достал из-под жилета подарок Бранки, помедлил и, расправив, стянул пряди надо лбом, чтобы не мешали глазам.) Человек в заводи выглядел усталым и даже больным — но одновременно опасным. Ещё в мае Олег не поверил бы в себя — такого.
Он выспался, но усталость не прошла. Она лишь стала незаметной. Хронической. И это было опасно. Такая усталость накапливается и убивает… или сводит с ума…
…Они вырвались из веси и сразу же разошлись в стороны. Просто чтобы запутать следы, ещё не решив, кто что будет делать дальше. Чета Гоймира забилась в какой-то овраг и проспала там почти четырнадцать часов. Первое, что они ощутили, проснувшись — боль от ран и дикий голод. Кое-кто просто не смог сдвинуться с места. Остальные, не дожидаясь команд, разошлись вокруг в поисках жратвы…
…Поднявшись на ноги, Олег вброд перешёл ручей. Дождь не переставал, мальчишка давно забыл, что такое сухие одежда и обувь, да это его и не слишком волновало. Он был жив — это уже очень много. Как тут говорят: «В бою побывать — цену жизни узнать.» Правильно…
На полянке между сосен и здешних деревьев, похожих на маленькие ели, но с тонкими листьями вместо иголок, росли собранные в шары мелкие бело-зелёные цветы на ножках высотой в полметра. Олег узнал черемшу и упал на колено, доставая камас. Разрыхлив землю вокруг нескольких кустиков, мальчишка выдернул их, отсёк небольшие луковички, очистил остриём и начал с хрустом жевать, посматривая по сторонам и морщась от скрипящей не зубах земли. Из близких кустов на него смотрела, мигая большущими глазами, мавка — улыбалась, и взгляд её был безмятежен; оборванный и грязный человек, от которого пахло смертью, её не пугал и не удивлял. Самое любопытное и доброжелательное создание здешних лесов…
Сейчас, когда голод начал отступать, Олег вспомнил сам прорыв — и замер, неровно дыша и глядя мимо… мимо всего на свете…
…Они ударили единым кулаком и проломили окружение почти сразу — с грохотом, стрельбой, криками; так, что казалось — не семьдесят, а семьсот человек прорываются наружу. Скорей всего, враг так и подумал. Шесть или семь большегрузных машин, набитых взрывчаткой, попались им в руки посреди всего этого хаоса — на них уходили дальше, и Олег, если честно, по сю пору не понимал, как они не взорвались в бушевавшем вокруг море огня, когда неслись через вражеские тылы, лёжа поверх ящиков со взрывчаткой и стреляя во все стороны.
В какой-то момент Йерикка вырвал из рук Олега готовый к стрельбе «шмель» и, вскочив, выпустил термобарическую капсулу — проследив её полёт, Олег увидел корытообразные тени вельботов, которые в тот же миг закрыл шар объёмного взрыва, а потом Йерикка заорал:
— Попал! Хоть на земле одного кончил!
Они бросили грузовики и подожгли их в трёх верстах от веси, в самом лесу. Тут их нагнали хангары. Отбиваясь, чета уходила в лес, заставив врага гоняться за своей тенью… и в конце концов — оторвалась, но ещё долго потом в бешеном темпе уходила по лесам, будто задавшись целью загнать себя насмерть…
Странно, но, когда они спали в овражке, Олег увидел сон. Первый за огромное количество дней. Наверное — за минуту-другую до пробуждения, когда организм отдохнул. Странный сон.
Он видел актовый зал своей школы в Тамбове. Зал выглядел так, словно в нём только что закончился вечер — горел софит над пустой сценой с оставленными инструментами, рисовались в полумраке ряды столов. Олег помнил этот вечер — перед самым отъездом на Эльдорадо, помнил, как готовили его и как он проходил.
Он вошёл в зал по какому-то делу — не тамошний, а здешний — с оружием, в грязной, порванной одежде, с мечом за плечами, как будто так и нужно. Сперва ему показалось, что внутри никого нет. Олег прошёл вдоль столов и увидел за крайним, возле самой сцены, где свет софита был достаточно ярким, двух человек. Он подошёл ближе — и узнал Вадима и Юрку Юрасова, одетых в военную форму: мешковатые маскхалаты, перетянутые ремнями. Мальчишки обернулись на подошедшего Олега. Странные у них были лица — печальные, спокойные и строгие.
Олег ничего не спрашивал. Он просто стоял и смотрел, и первым заговорил Вадим:
— Куда ты ушёл? — ясным голосом, мягко улыбаясь, спросил он. — Я тебя искал, и родители твои. Вот, до начала августа искали.
— И бросили? — поинтересовался Олег. Юрка негромко сказал Вадиму:
— Он же ничего не знает…
— Мы не бросили, — покачал головой Вадим. — Просто война началась.
— Какая? С кем? — непонимающе заморгал Олег. Юрка удивился:
— А то ты не знаешь?
— Я думал… это только здесь, — смешался Олег. Юрка вздохнул:
— Уже нет… — а Вадим пожал плечами: