Страница 107 из 152
Закончив петь, Олег стащил жилет и, повесив автомат на голое плечо, а снайперку — за спину — начал исследовать ковбойку. Лицо при этом у него стало расстроенное:
— Кирдец моей рубахе, — сказал он догнавшему его Йерикке. — На глазах разваливается, а в горах я дуба дам. Придётся с убитого снимать… Твоя-то держится?
— Меня переживёт, она же домотканая, — успокоил его Йерикка. И запнулся, покосившись на Олега. А тот понял, что хотел добавить друг — может быть, штопаная-перештопаная ковбойка Олега тоже переживёт хозяина…
Морок легко взбежал на холм, мимо которого они проходили, шлёпнулся на живот, поднял к глазам бинокль. Через несколько секунд крикнул:
— Веска!
— Ольховатка то, — сказал Гоймир — Чужих-то не видать?!
Морок молчал ещё с минуту, потом сообщил:
— Нету никого. Так то — чужих нету.
— Завернём? — спросил Гоймир явно риторически. Раздались негромкие, но одобрительные звуки. — Ну и пошагали. Всё одно — по пути, считай…
— Верста оправо, верста облево…
— Боем больше, боем меньше…
— Жив ли, мёртв ли…
— Погнали-поехали! — поморщился Гоймир. — Так идём ли?
— Да идём, идём! — засмеялся Йерикка. — Поедим хоть как следует. И выспимся. Может — вечным сном…
…До Ольховатки оказалось версты четыре, последнюю пришлось шагать огородами, перебравшись через небольшой ручеёк, тёкший к Ольховой.
— Осторожнее… — пробормотал Йерикка, первым вступая на мостки. На огородах никого не было, сюда выходили задней стеной хлева, сараи, так что и весь вообще-то разглядеть стало невозможно. Рыжий горец перебежал, пригибаясь, мост и присел сбоку от него, держа пулемёт на ремне, висящем через шею и плечо. Потом вскинул руку и дважды согнул ладонь.
Олег побежал по левой стороне моста, Богдан — по правой, чуть позади, взаимно страхуя друг друга… На середине этого коротенького пути Олег вдруг ощутил тепло сосновых, грубо оструганных досок под ногами и… его пронзило желание остановиться, медленно сесть и спустить босые ноги к холодной воде. А потом — запрокинуться спиной на эти ещё пахнущие смолой доски, закинуть руки под голову… и лежать так. Очень долго и очень спокойно, глядя в дневное звёздное небо, подставив лицо солнечным лучам. И не вскакивать, услышав шаги человека…
Он передумал это всё за какой-то миг, ни на секунду не забывая, что в любой момент стена хлевов и сараев может ударить огнём. Сюда, в них. И он в самом деле свалится на этот тёплый мост. И будет лежать очень долго и очень спокойно, пока хангары не разденут его догола, а потом двое угрюмых лесовиков не прикопают в братской могиле где-нибудь на задах…
…Богдан отскочил вправо, замерев на расставленных, напружиненных ногах за спиной Йерикки. Олег прыгнул влево, держа автомат у плеча. Ему мешали высоченные сухие репьи, и он тоже был вынужден остаться не ногах, чтобы видеть цель.
Йерикка снова махнул рукой, и горцы цепочкой побежали через мостик. Гоймир, присев, пересчитал всех глазами и выдал директиву:
— Идём сажен за двадцать друг по другу. Последок — сажен сто — самые опасные будут, там перебежим одно. Сбор во-он…
— У-а, у-а, у-а!.. — захныкал кто-то, подражая плачу младенца. Намёк всем был ясен, даже Гоймир покраснел сквозь загар…
…Кое-где на огородах паслась скотина. Только она и обратила внимание на горцев, да и то не слишком пристальное. Это практически подтверждало данные Морока о том, что в веси нет врага — трудно найти место для нападения лучше, чем эти чёртовы огороды, где спрятаться можно разве что за кучами серой ботвы, оставшимися после уборки… Ещё неплохо бы в помидорах, подумал Олег, глаза у всех красные от усталости, да вот помидоров нет…
Богдан осторожно выглянул на улицу.
— Пусто.
Йерикка сделал то же.
— Странно что-то, — недоверчиво объявил он. — Солнечный день, только по хозяйству суетиться, а тут никого, как вымерли…
— Ушли стало, — предположил Одрин.
— Угу. А скотину всю оставили… Веска небольшая, всего двенадцать домов. Может, празднуют где чего?
— Нет вроде никаких праздников-то, — напомнил Гостимир, — ни наших, ни крещатых…
— Нет, — согласился Йерикка и ловким прыжком выбрался на улицу. Оказывается, он успел обуться и сейчас стоял, держа пулемёт под мышкой и покачиваясь с пятки на носок. — Ладно, — чуть повернул он голову, — пошли искать хозяев, раз они сами не выходят…
…Искать долго не пришлось. Первый дом, в который заглянули, оказался пуст, а во втором обнаружилось полно народу — и из-за стола, выпучив глаза и хватаясь за оружие, повскакали ребята в хорошо знакомой одежде. Наступила полная тишина. И в ней отчётливо прозвучал голос Йерикки:
— А я-то, дурак, подумал, чем тут пахнет по улице? Рыбой.
— Вот так-то, — заключил Горд, щедрой рукой наливая Гоймиру пива. — Шесть дней последком — восемь боёв. Й-ой, и то — из-за негодящего взорванного топливопровода!
— Негодящего? — Гоймир подмигнул тем из своих, кто ещё не спал. Дело было уже заполночь, хозяева разошлись по соседям, оставив избу в полном распоряжений гостей.
— Вот слово, всеми Сварожичами клятву даю! — Горд прижал для убедительности ладонь к груди и сделал честные глаза. — И глянуть-то было не на что, и плюнуть-то некуда! Одна-разъединственная труба…
— …по которой всего и текло-то, что горючее для данванов в Мёртвой Долине, — закончил Добрила, помощник Горда, и все парни из их четы дружно захохотали.
— То-то и оно, — возмутился Горд, — а они так разобиделись, стать мы у них холодильные яблоки скрали! И до того им зачесалось с нами перевидеться, что нам одно и стало — им встречь идти. Повстретились мы аж у Перуновой Кузни и восемь раз сходились вничью. Было у меня семьнадесят, осталось тринадесят воев, и был бы уж их верх, когда бы не Орлик. Тем часом мы-то так шумно стали, что мешали ему на Перуновой Кузне отсыпаться, как он спервоначала боев был. Он и спустился — глянуть, чем дело стало? Не скажу, что не рад был с ним перевидеться. У него-то всего и было, что дванадесят, да выжлоки его меньше моего ждали. А уж там-то вместе-оба мы их убедили, что говорить с нами — только язык трепать… так-то мы тут и есть, а Орлик в обрат на Перунову полез — досыпать. Выжлоки где — не знаю и часом узнать не рвусь.
— Й-ой, а Довбор где? — весело спросил Одрин, имея в виду их с погибшим Сполохом младшего брата и терзая ножом кусок мяса.
Горд и Гоймир мгновенно переглянулись. Одрин всё ещё улыбался. Он не понял. А Олег — понял и закусил губу. Трое братьев в трёх разных четах… Позавчера был убит Сполох, спасшийся при разгроме четы Борислава. А теперь…
Одрин переводил взгляд с Гоймира на Горда и обратно. Отложил нож. Спросил уже напряжённо:
— Довбор-то где? Горд?..
Загар сходил с его лица, как смываемая скипидаром краска.
— Ты… ты тише… Одрин… — сам еле слышно попросил Горд. — Война то… и что уж тут…
— Где Довбор? — Одрин встал, со стуком отодвинул скамью и нагнулся через стол к Горду.
— Сядь, сядь… — тихо просил тот.
— Меньшой где?! — и Одрин вцепился в ворот рубахи Горда.
— Руки! Ру-ки, р-руки, й-ой! — Гоймир оторвал руки Одрина от Горда, Йерикка, подскочив сзади, усадил художника на скамью и не дал встать. Горд, даже не пошевелившийся, повторял:
— Сядь, Одрин, сядь… — и кусал щёки.
Йерикка тихо отступил назад. Одрин спрятал лицо в покрытые ссадинами ладони, глухо спросил, не отнимая их:
— Убит ли?
— Да, — отозвался Горд.
— Схоронили где?
— Не возмогли схоронить…
— Добро, — Одрин опустил ладони. Глаза у него были сухими, губы моментально облетело белым. — Мать-то часом завоет… вот что горе-то…
— Сполоха тоже побили, одно с Орлами Вийдановыми разом, — пояснил Гойтмир. — Одринко, подумай сам — где вина Горда? Во что винишь?
— Не виню я, — Одрин смотрел прямо перед собой. — Й-ой, дома бы ему сидеть, дома — пусть бы. Говорили ему мы, да где, мог ли он? Мог ли… За отца месть шёл мстить, младший наш…