Страница 16 из 28
— Леонов, быстро в танк, проверяй орудие. Вы, — глаза разгоряченного боем Обухова пылали, как уголья, и он буквально опалил взглядом Чевтаева с Курсиловым, — приступайте к ремонту гусеницы. Ну а я на рекогносцировку.
За несколько метров до гребня холма сержант упал в мягкую, пегую прошлогоднюю траву и с легкостью человека, редко евшего досыта, пополз.
Что ж, а вот и те самые четыре танка… Два R-35 и две пулеметные танкетки. Все — с румынскими, а не с немецкими, экипажами.
Последнее обстоятельство было существенным и счастливым. Потому что румыны поторопились продемонстрировать присущие себе стойкость и боевитость (а капитан Агеев сказал бы — «уровень политико-морального состояния») и, узрев гибель обоих гигантов B-2, спешно драпали!
«Нам бы только до танков ихних добраться, и дело пойдет». Слова Леонова оказались пророческими. На одном легком «Стюарте» разогнать отряд из семи танков, два из которых тяжелые!
Обухов улыбнулся во все зубы.
— Пушка сдохла, — доложил Леонов, когда сержант вернулся.
— А еще у нас от обстрела полно трещин, — добавил мехвод Чевтаев. — Много бензина вытекло. Того, что осталось, хватит на считаные километры.
— Ну, значит, будем выполнять приказ командования, — заключил Обухов. — Выходить на плацдарм, захваченный к югу от Новороссийска.
— Пешком?
— Почему пешком? На вверенной нам технике.
Через три часа, уже в сумерках, «Стюарт» с чудом заклепанной гусеницей пополз на восток.
Когда совсем стемнело, впереди бешеным танцем вспышек дал знать о себе горячий бой. Музыка этого боя была лучшим из всего, что они могли услышать. Она значила, что морская пехота майора Куникова еще держится за плацдарм в Станичке.
На дороге впереди показались подводы, мотоцикл, легковая машина. Это были тылы немецкой части, брошенной против неустрашимых морпехов.
— Курсилов, Леонов, огня не открываем, — предупредил Обухов. — Чевтаев, включай все внешнее освещение. Сделаем вид, что нам прятаться не от кого. И аккуратненько, не давани кого-нибудь ненароком.
— А может, даванем?
— Не навоевался? Тут передовая! Влепят из противотанковой, даже не поймешь, откуда прилетело.
— Ну, как скажешь. Я бы даванул.
— Даванешь еще. Ближе к переднему краю.
Многие немцы, которых они обгоняли, приветливо махали руками. Им, конечно, и в голову не могло прийти, что из их глубокого тыла приехал танк-чужак. Ну а то, что пехтура ни черта не смыслит в моделях танков, — это Обухов усвоил давно и накрепко, ничего другого он и не ждал.
Вот впереди показался пост немецкой фельджандармерии.
— Останавливаться не будем. Если попросят остановиться, не открывая огня едем дальше.
Крупный немец с винтовкой, однако, остановил идущий перед ними кургузый вездеход, а к танку не выказал никакого интереса. Аккуратно приняв левее, Чевтаев объехал вездеход и двинул дальше.
Судя по взлетающим впереди осветительным ракетам и ожесточенному пулеметному перестуку, линия фронта была уже совсем близко.
Прорвались легко. При этом Чевтаев наконец даванул пулеметный расчет…
Только когда танк уже катился по нейтральной полосе, по нему открыли огонь. Причем свои же, морячки.
Обухов хотел выскочить и побежать вперед, сказать, чтобы не стреляли, но образумил себя тем же, чем и сутки назад под Южной Озерейкой: наверняка тут полно мин, можно ведь и погибнуть ни за грош.
В итоге «Стюарт», царственно не заметив брошенных в него морячками гранат, пролетел мимо свежих стрелковых ячеек и помчался вглубь плацдарма.
Вот здесь уже интуиция подсказала Обухову: сейчас полковой противотанковый резерв с ружьями Симонова всполошится и навертит ему дырок в корме. Поэтому он скомандовал Чевтаеву: «Стоп», а сам вылез из танка и крикнул в темноту:
— Эй, братки! Есть тут кто?!
В качестве ответа он услышал: «Хенде хох!»
— Я свой! Командир танкового экипажа сержант Обухов!
Через десять минут все четверо — Обухов, Чевтаев, Леонов и Курсилов, — широко и бессмысленно улыбаясь, стояли перед майором в коротко подрезанной шинели.
Они находились в теплом блиндаже. Им наливали чай. Для них нарезали краюху белого хлеба, драгоценную драгоценность.
Они были живы!
Все четверо дойдут до Белграда и вернутся с войны домой. Вернутся.
Что же до «желтой вороны», «Стюарта» с номером 31…
Снаряд немецкого дальнобойного орудия, выпущенный с северо-западной окраины Новороссийска, пролетел двенадцать километров и вывалился из низких облаков над плацдармом.
Снаряд попал в башню «Стюарта». Легко проломал броню, вошел внутрь, разнес в клочья командирское сиденье, достиг днища машины и взорвался.
Вместе с дальнобойным снарядом рванули остатки бензина в баках.
«Желтая ворона» исчезла. На месте танка, необычайного счастливца, осталась лишь многометровая воронка.
Но железная душа «Стюарта» пережила взрыв. Как и положено душе.
— Отважный! — услышала душа «Стюарта». — Ты должен был погибнуть вместе с экипажем. Но и твой экипаж, и ты сумели невероятное, сотворили невозможное. И за это тебе положена награда. Ты будешь перемещен в общество собратьев, победивших предопределение. В мир, где живет суровый гигант КВ, не пустивший немцев в Ленинград. И яростный красавец «тигр», не пустивший русских в Париж. Там наслаждаются жизнью малыш «Рено FT», который защищал Мадрид, и стремительная самоходка Wolverine, которая обороняла Бастонь…
Так «Стюарт» отправился в мир, где все танки счастливы.
Где всегда полно бензина и запчастей.
Где всякий день есть с кем повоевать.
Где вдосталь силы, скорости и радости движения.
Где несть ни печали, ни воздыхания, только жизнь бесконечная.
И лишь об одном жалел иногда «Стюарт»: что не ведают о его светлой судьбе ни сержант Обухов, ни красноармейцы Чевтаев, Леонов и Курсилов.
Алекс Резников
Война за Небесный Мандат
За морем, в далеком Китае, и рядом — в степях травяных — тангуты, кидани, бохаи и сотня народов других, в тулупах и белых перчатках, одеты в броню и халат, сходились в бесчисленных схватках за вечный Небесный Мандат.
Войну прекращали на время — торговцы, используйте шанс! И только монгольское племя нарушило этот баланс, когда воплощение духа, китайцам и туркам назло, бесстрашный воитель Джамуха все кланы собрал под крыло. Разбивший своих антиподов, носивший кинжал в башмаке, он звался «Владыкой народов» — «гурханом» на их языке. Слагавший печальные вирши, любимец монгольских мужчин, молочного брата казнивший — как звали его, Темуджин? Теперь неприятностей ждите, граница — тончайшая нить, а этот степей повелитель задумал весь мир покорить.
Тогда в поднебесном Пекине, владевшая Севером всем, сидела династия Цзиней, не ждавшая этих проблем.
— Совсем обнаглели араты, нелегкая их принесла! — с тоской приказал император отправить к монголам посла. Зависнуть в гостях у гурхана на месяцев шесть или пять, расстроить монгольские планы и тщательно все разузнать.
Кобылки, жевавшие травку, и в небе паривший орел не знали, что в ханскую ставку приехал пекинский посол. Он был полководец известный, сразивший немало врагов, их души отправивший в бездну! Воспитан, умен и толков. Рожденный для вечного боя, до гроба любивший войну…
— А как называли героя?
— Пусянь из семейства Ваньну. Но раз приказал император, Пусянь отказаться не смел — оделся в костюм дипломата и прибыл в монгольский удел.
Сначала прохладно и сухо, на что-то обижен притом, Пусяня встречает Джамуха. Но после, забыв обо всем, в шатре, что натянут упруго, и ночью, и в солнечный день, обнявшись, как два старых друга, сидели монгол и чжурчжень.
И там они спорили долго, скрепившие тайный союз. Не двинуть ли сразу на Волгу? Кому угрожает индус? Быть может, горит император желанием тайным давно разрушить державу Ямато и к черту отправить на дно?