Страница 2 из 84
Директор одного ленинградского ПТУ как-то сказал мне, что в училище он прежде всего ставит задачу помочь ученику разобраться в самом себе, определить, какой путь ему по силам, потому что многие личные трагедии и беды общества происходят оттого, что человек занимает не свое место. При нашей системе оказаться не на своем месте, пожалуй, гораздо легче, чем в США, и причина тому ошибки не только одной педагогики. Что же касается завышенных амбиций и неоправданных притязаний, то, как видно, они в одинаковой степени не дают покоя людям по обе стороны океана.
Перешагнуть барьер, разделяющий на «свой — чужой», какой бы характер это разделение ни носило, изначально трудно человеку. Это разделение тысячелетия лежало в основе борьбы за лучшее место под солнцем. В сегодняшнем мире это разделение стало источником смертельной опасности для жизни каждого народа и государства, и пока любого рода различия будут восприниматься по мерке «свой — хороший, а чужой — плохой», угроза всеобщей бойни неизбежна. Возможность ее возникновения равно страшит все народы. Страх перед ядерной катастрофой отравляет человеческое сознание. «Ты сумасшедший!» — кричит дочь своему отцу, который с одержимостью маньяка роет яму, полагая, что там он сможет спасти свою семью от ядерного удара. До такого абсурдного поведения доводит своего героя Тим О’Брайен в рассказе «Заскок». Бьющий гротеск этого рассказа воспринимается с еще большей болью, когда по мере развития повествования узнаешь, что страх доводит до помрачнения рассудка не робкого обывателя, а человека сильного духом, с немалым риском для себя боровшегося против участия американцев в войне во Вьетнаме, дерзкого и бесстрашного бунтаря 60-х годов. Ужасающий без взрывов и сражений образ войны возникает в рассказе-притче Синтии Оузик «Шаль». Этот рассказ, как и «Заскок», входит во второй раздел нашего сборника, рассказы которого раскрывают в гротескной или притчевой форме абсурдности, бессмыслицы, существующие в нашем мире. Война — это главное сейчас воплощение безрассудства людей. Она без оружия способна убивать, ввергая народ в нечеловеческие условия существования, пытая его голодом, унижением, страхом смерти. Война низводит человека до такого состояния, когда, как и в рассказе «Шаль», сестра может обречь на гибель сестру, мать может радоваться гибели дочери.
Гротескно выводит на свет несуразности и нелепости, связанные с процессом выборов в США, «черный юморист» Доналд Бартелм. Поэтикой «черного юмора» не определяется все творчество этого выдающегося американского писателя, однако рассказ «Герои», отражающий скептический взгляд автора на возможности демократических выборов в США, написан именно в таком духе — зло, смешно. Одна из причин, почему демократические выборы не срабатывают, как это становится ясно из рассказа, кроется в слабой информированности «людей толпы» и неспособности их разобраться в том, какие силы борются за власть в стране, кто есть кто среди претендентов на руководящие посты. Создается иллюзия открытости, на самом деле между рядовыми членами общества и верхними эшелонами власти существует стена равнодушия и непонимания друг друга.
При всей очевидности катастрофических последствий вражды между людьми действительность и у нас в стране, и в США говорит о том, как трудно соседям, а зачастую даже близким людям идти к пониманию и взаимной терпимости. В Соединенных Штатах пик массовых межрасовых и межнациональных обострений пришелся на 60-е — начало 70-х годов. Но проблемы остались глубокие и опасные. Сохранить свое национальное «я», свою национальную самобытность, участвуя в интеллектуальной жизни американского общества, где определяющую роль играет самосознание и культура «белых», — эту сложнейшую задачу решает героиня рассказа Элис Уокер «Неожиданная поездка домой в весеннюю пору». Девушка-негритянка оказывается, как и герой рассказа «История успеха», в изоляции, попав в престижный колледж для избранной белой молодежи. Здесь она подвергается своеобразной неосегрегации; ее «одаривают» подчеркнутым вниманием и снисходительно назойливыми похвалами, которые по сути похожи на те, что получает научившийся кататься на велосипеде медведь. Но в отличие от героя «Истории успеха» она выдерживает это испытание, потому что чувствовать себя на равных в среде «белой» элиты помогло ей осознание глубоких, сильных корней негритянской самобытности.
Демократизация отношений между цветным и белым населением США еще далека до завершения и прежде всего, пожалуй, потому, что равноправие не вошло в плоть и кровь каждого человека, и даже психологически многими неприемлемо. Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, говоря о бедах национальной вражды, предупреждает, что основная причина ее кроется в низкой духовной культуре людей. Ее не хватает современным «покорителям» малоосвоенных земель (поэтому их освоение «чужой» территории зачастую превращается в ее разорение), недостает ее и жителям этих окраинных земель (поэтому нет у них достаточно внутренних сил сопротивляться пагубным для них соблазнам чужого образа жизни). Об этом с лирическим трагизмом повествует рассказ «Сказитель» Лесли Силко, молодой, но уже громко заявившей о себе писательницы-индианки.
Умение жить — сложное искусство, которым по-разному овладевает наше многоликое человечество. Но так или иначе укрепляется осознание давней истины, что человек сможет сохранить свой род и Землю, если сумеет любить, сострадая и ближнему и чужому. По недавней нашей истории видно, что отказ от сострадания пришелся впору тоталитарным режимам, погубившим миллионы человеческих жизней.
В нашем сборнике теме любви и сострадания, противостоящим силам зла, посвящен третий раздел книги. Один из рассказов этой части — «Дитя любви» Хелен Норрис. Житейская история о брошенном малыше и покинутой всеми старухе олицетворяет борьбу двух сил — холода смерти и жара любви. Два одиноких существа, старуха и малыш, ощутив живительное тепло любви и понимания, вновь обрели желание жить.
Древний мотив любви, возвращающей к жизни, продолжает звучать и в наше бушующее смертоносными страстями время. Воплощается этот мотив в рассказах нашего сборника без морализаторства и нагнетения, хотя герои рассказов проходят довольно тяжелые жизненные испытания. В «Фейерверке» Ричарда Форда просто, без всякого пафоса рассказывается о том, как своим участием и заботой женщина спасает мужчину от гибельной депрессии, в которую он впадает, оказавшись без работы. Читая рассказ Энн Битти «В снежную ночь», видишь в незначительных деталях быта, порой даже в нелепых поступках ту спасительную поддержку, которую оказывают друг другу герои рассказа, муж и жена, чтобы не пропасть в пустоте, разверзшейся перед ними после гибели их дочери. Супружеская жизнь в этих двух рассказах далека от образа традиционного семейного очага: иная расстановка сил, иной стиль общения. Но это подлинный союз двух сердец, построенный на глубокой потребности друг в друге, на стремлении уберечь от гибели, помочь, дать радость… Эту основу человеческих отношений никакая революция, ни «сексуальная», ни иная, разрушить не в силах. Ее могут засыпать обломки низвергнутых идеалов (или идолов), но основа остается, и человек будет продолжать строить на ней свой дом.
Создание литературного произведения — это тоже своего рода созидание дома, и чтобы он был нужен людям, в его основе, говорил молодым прозаикам на своем семинаре Джон Гарднер, должны лежать прежде всего искренность и глубина переживаний и честность в их передаче. Эти наставления своего учителя приводит в своих заметках Реймонд Карвер. Его рассказ «Поезд», вошедший в наш сборник, — стилистически сдержан и несобытиен (вполне в духе так называемой «минималистской» прозы, к которой относят творчество Карвера). Но в нем, как в пружине, сжата немалая внутренняя энергия боли за человека, уязвимого перед жестокостью и холодом отчуждения, которыми столь часто люди ранят друг друга.
Стремление понять себя, свой сегодняшний мир через историю всегда было естественным побуждением человеческого сознания, но именно в последние десять-пятнадцать лет проявился повышенный интерес американских писателей к истории своего народа, к корням, к своему прошлому. Этот процесс характерен и для сегодняшней жизни в нашей стране, но протекает он у нас куда как более бурно после десятилетий сдерживания и подавления. Время и для нас и для американцев одно — конец тысячелетия. Время особого осмысления прошлого, а следовательно, и будущего. Этим путем мы идем сейчас параллельно, обладая, наконец, почти равными возможностями познания.