Страница 7 из 22
Однако после депортации части народов Северного Кавказа упоминания о боевых заслугах их представителей на различных фронтах Великой Отечественной войны исчезли из средств массовой информации. К тому же, обращаясь к судьбе отдельных героев и обстоятельствам совершенных ими подвигов, авторы из-за отсутствия необходимой информации, а также по цензурным или пропагандистским соображениям далеко не всегда могли раскрыть все подробности, а в некоторых случаях прямо искажали картину событий, закладывая основы последующей мифологизации истории Великой Отечественной войны.
После войны рассматриваемые вопросы получили отражение в первых диссертационных исследованиях и статьях, посвященных истории отдельных краев, республик, областей, городов, их партийных и комсомольских организаций в военное время. В послевоенное десятилетие вышли также специальные очерки и сборники статей о подвигах жителей Северного Кавказа58. При этом в историографии послевоенного периода по-прежнему почти не упоминался вклад в Победу репрессированных чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев.
Только в период «оттепели» в условиях начавшейся реабилитации стало возможным писать о подвигах представителей депортированных народов на фронте. Д.А. Напсо, С.З. Лайпанов, В.А. Нежинский описывали подвиги жителей Карачаево-Черкесии в годы войны59. Участию чеченцев и ингушей в боевых действиях были посвящены научно-популярные очерки З.К. Джамбулатовой, написанные в основном на материалах печати военных лет, что обусловило определенные неточности60. В частности, характеризуя боевой путь отдельного Чечено-Ингушского кавалерийского дивизиона, автор определила его численность в 1,8 тыс. чеченцев и ингушей, что вызывает обоснованные сомнения современных исследователей61.
Участие в боях жителей Северного Кавказа нашло также отражение в очерках истории отдельных частей и соединений, сформированных или пополнявшихся в данном регионе62. Многочисленные публикации были призваны раскрыть героизм советских солдат и командиров63. Г.П. Иванов, A.A. Тедтоев, В.И. Черный и другие авторы охарактеризовали военно-организаторскую и политическую работу партийных организаций региона64. О жителях региона – участниках войны упоминалось в обобщающих трудах по истории северокавказских автономий, их партийных и комсомольских организаций. Немало внимания исследователи уделяли мобилизации и добровольному уходу на фронт горцев Северного Кавказа, особенно коммунистов и комсомольцев. Мотивы добровольного ухода на фронт, причины массового героизма исследователи объясняли исключительно патриотическими чувствами советских людей, их преданностью советскому строю и своей Родине.
При характеристике данных сюжетов в советских исследованиях этого периода встречалось немало «фигур умолчания». Так, характеризуя призывные мероприятия жителей Чечено-Ингушской АССР в ряды Красной армии, З.М. Аликберов, не называя причин прекращения мобилизации, привел их просьбу в сентябре 1942 г. разрешить ее на добровольной основе65. В результате непонятным выглядело обращение командования Закавказского фронта к Чечено-Ингушской партийной организации с просьбой разрешить повторный добровольный призыв жителей республики.
Существенное значение отводилось установлению общего количества жителей автономных республик и областей, награжденных орденами и медалями СССР, прежде всего удостоенных высшей государственной награды страны – звания Героя Советского Союза. Так, число жителей Карачаево-Черкесии – Героев Советского Союза в работе по истории Северо-Кавказского военного округа определялось в 13 чел.66, в обобщающем труде по истории Карачаево-Черкесии – 14 чел.67, в статье М.А. Боташева – 15 чел.68 В обобщающем труде по истории Адыгеи было указано, что в Адыгее насчитывалось 25 Героев Советского Союза69. В то же время в сборнике «Золотые Звезды Адыгеи» описывались судьбы 41 Героя Советского Союза, а также 14 полных кавалеров ордена Славы70.
Приводимые в различных работах данные свидетельствуют о своеобразной «двойной арифметике» в подсчетах, отражающей стремление максимально учесть всех награжденных лиц, так или иначе связанных с регионом. Например, в автономных областях и республиках в списки героев нередко включались представители титульных этносов, проживавшие или призывавшиеся на фронт за пределами национальных образований. Имена жителей, призванных из одного национально-государственного образования, а после войны проживавших в другом, учитывались в списках, составленных в обоих регионах.
Широкий круг работ был посвящен фронтовым подвигам жителей автономий Северного Кавказа71, особенно Героев Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы72. В новых изданиях содержались дополнительные сведения о подвигах, уточнялось количество награжденных, приводились новые имена. Основой указанных работ, как правило, служили боевые донесения и наградные листы, свидетельства очевидцев, а также материалы периодической печати.
В то же время в описание судеб отдельных героев войны порой привносились вымышленные детали, что можно проследить на примере освещения подвига младшего политрука Х.Б. Андрухаева. 8 ноября 1941 г. в оборонительном бою возле украинского села Дьякова после гибели командира, несмотря на ранение, он принял командование стрелковой ротой 733-го стрелкового полка. Прикрывая отход бойцов, подорвал себя и окружавших его врагов гранатой. 27 марта 1942 г. Х.Б. Андрухаеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На следующий день в «Правде» появилась статья, рассказывавшая о подвиге героя73.
Впоследствии в изложении данных событий стали появляться и исчезать дополнительные подробности, которых не было в первоначальном описании. В частности, выяснилось, что на позиции роты Андрухаева наступал отборный батальон немецкой пехоты из дивизии СС «Викинг» при поддержке артиллерийского огня и вражеской авиации – «Юнкерсов»74. В опубликованном после войны очерке говорилось, что «все товарищи Андрухаева погибли»75. В последующих описаниях раненый политрук под угрозой окружения приказывал своим бойцам оставить позицию, а сам оставался прикрывать их отход76.
Встречаются разночтения и при изложении последних слов героя. Согласно наградным материалам, положенным в основу первых описаний, Андрухаев подорвал себя и окружавших его немецких солдат с возгласом: «Возьмите, гады!»77 Однако эта фраза, видимо, показалась недостаточно корректно звучавшей в устах героя, и позже появились другие слова, несколько отличавшиеся от прежних: «Фашисты устремились к окопу на высоте, чтобы взять раненого политрука живым. «Рус, сдавайс!» – орали они, окружая его. Андрухаев поднялся во весь рост, подпустил к себе гитлеровцев и, крикнув в ответ: «Русские не сдаются!» – подорвал врагов и себя последней гранатой»78. Именно это описание использовалось в большинстве работ, рассказывавших о подвиге героя, как наиболее соответствовавшее официальной идеологии. Источник происхождения данной фразы, вопрос о котором неизбежно возникал у многих читателей, связывался с использованием материалов допросов попавшего в плен немецкого офицера79.
В описаниях конца 1970-х – начала 1980-х гг. появился еще один фрагмент, связавший судьбу Х.Б. Андрухаева с Л.И. Брежневым, являвшимся в момент рассматриваемых событий заместителем начальника политуправления Южного фронта: после боя тому «принесли листки в рыжих пятнах крови с обгоревшей фотографией – все, что осталось от партийного билета политрука Хусена Андрухаева. Держа в руках эти листочки, Леонид Ильич сказал стоявшему рядом командиру дивизии:
– На советской земле Хусен был хозяином, и не мог он ответить немцам иначе, как «русские не сдаются…»80.
Дополнительные детали и подробности стали результатом последующей литературной обработки, предпринятой с целью усилить воздействие на читателей совершенного подвига. Враг приобретал в новых описаниях все более опасный и жестокий характер, герой жертвовал собой ради спасения товарищей, бойцы отступали по полученному свыше приказу. Вполне вероятно, что события именно так и происходили, но сам процесс реконструкции представлений о подвиге героя достаточно типичен, позволяя говорить о тенденциях мифологизации образов реальных участников войны. Появление же фрагмента, связанного с Л.И. Брежневым, было прямо продиктовано конъюнктурными обстоятельствами, и после ухода из жизни в 1982 г. генерального секретаря ЦК КПСС он исчез из последующих описаний. Вышесказанное не ставит под сомнение значение подвига Х.Б. Андрухаева, а лишь иллюстрирует особенности формирования стереотипных образов и символов Великой Отечественной войны.