Страница 1 из 10
Виктор Земсков
СТАЛИН И НАРОД
Почему не было восстания
Глава 1. «Великий перелом». Правда ли, что в ссылку отправились 15 миллионов крестьян?
Минуло уже более восьми десятилетий с тех пор, как в 1930 году началась сплошная коллективизация крестьянских хозяйств, и как бы к этому сейчас ни относиться, она коренным образом изменила пути развития и уклад жизни деревни, стала важной судьбоносной вехой в истории нашей страны.
Не следует изображать дело так, что проведение радикальных социально-экономических преобразований в деревне вопреки воле и желанию большинства крестьян будто бы является большевистским изобретением. Такой подход к крестьянству находится в русле многовековых российских традиций. В эпоху крепостного права и после его отмены поземельные отношения регулировались посредством административного ресурса, а любые протестные проявления подавлялись по преимуществу мерами карательного характера. Такие острейшие протестные проявления, как разинщина или пугачевщина, в природе происхождения которых далеко не последнее место занимало недовольство существующими поземельными отношениями, подавлялись с особой жестокостью.
В современной литературе высказывается ряд оригинальных идей, некоторые из которых, мягко говоря, озадачивают. Чего стоят, например, определения, что система колхозов и совхозов есть якобы АгроГУЛАГ. Полагаем, не нужно объяснять, что такое ГУЛАГ и что такое организация сельскохозяйственного производства в форме колхозов и совхозов. Это же совершенно разные вещи. По нашему убеждению, подобные псевдоноваторские идеи следует решительно отметать как несостоятельные.
Довольно странно звучат также призывы вернуться к системе мелких единоличных хозяйств, существовавших до коллективизации. По всем канонам экономической науки колхоз при всех его недостатках по сравнению с мелким единоличным хозяйством — это значительно более передовая, более прогрессивная форма сельскохозяйственного производства.
Приведем такое образное сравнение. Допустим, археологи выявили какую-то археологическую культуру, носители которой достигли уровня бронзового века и вдруг на каком-то этапе утратили технику обработки металлов и откатились назад, в каменный век. Это регресс. Примерно то же самое означают и призывы вернуться к системе единоличных хозяйств периода 1920-х годов — пятиться назад, а надо, наверное, все-таки двигаться вперед. Правда, впереди много туманного и неясного относительно перспектив развития сельского хозяйства.
Имеющие место в литературе и публицистике исключительно негативные оценки колхозам и совхозам зачастую даются безотносительно к общеисторическому контексту, без учета реалий соответствующей исторической эпохи. Как-то забывается, что в ту историческую эпоху, когда функционировала колхозно-совхозная система, наша страна сделала мощнейший индустриальный рывок, одержала победу в Великой Отечественной войне, превратилась в ядерную державу, вышла в космос.
Конечно, советская литература в силу известных причин была нашпигована всякого рода идеологическими штампами, шаблонами и стереотипами. Однако и в постсоветской литературе наблюдается нечто подобное, но, как правило, с противоположным знаком. Например, если советская литература была стереотипно антикулацкой, то постсоветская — не менее стереотипно прокулацкой.
Распространено мнение, что колхозно-совхозная система, положительно проявившая себя на определенных исторических этапах, тем не менее в долговременной исторической перспективе оказалась тупиковой, не способной решить продовольственную проблему в стране, что и обусловило ее кризис на рубеже 80—90-х годов XX века. Возможно, это и так, но нельзя забывать, что будь фермерские хозяйства на месте колхозов, то их в таких условиях неизбежно ожидало бы массовое банкротство, но колхозно-совхозная система в силу своей организации ухитрялась выживать. Во всяком случае, от этого немаловажного фактора нельзя абстрагироваться при оценке системы колхозов и совхозов и ее места и значения в отечественной аграрной истории.
Как известно, коллективизация сельского хозяйства в 1929–1933 годах сопровождалась раскулачиванием. В конце 1929 — начале 1930 года в некоторых краях и областях по решениям местных органов власти началось выселение кулаков за пределы области (края) с конфискацией имущества. В дальнейшем раскулачивание приняло более широкие масштабы. Кулаки были разделены на три категории: первая — контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение; вторая — наиболее богатые кулаки, местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом кулацкого антисоветского актива; третья — остальные кулаки. На практике выселению с конфискацией имущества подвергались не только кулаки, но и так называемые подкулачники, т. е. середняки, бедняки и даже батраки, уличенные в прокулацких и антиколхозных действиях.
Главы кулацких семей первой категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение спец-троек в составе представителей ПП (полномочное представительство) ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП(б) и прокуратуры. Кулаки, отнесенные к третьей категории, как правило, переселялись внутри области или края, т. е. не направлялись на спецпоселение.
Раскулаченные крестьяне второй категории и семьи кулаков первой категории выселялись в отдаленные районы страны на спецпоселение, или трудпоселение (иначе это называлось «кулацкой ссылкой», или «трудовой ссылкой»). В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ под названием «Сведения о высланном кулачестве в 1930–1931 годах» указывалось, что в это время было отправлено на спецпоселение 381 173 семьи общей численностью 1 803 392 человека. В этом же документе представлена статистика выселенных семей по регионам[1].
До 1934 года крестьяне, отправленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934–1944 годах — трудпоселенцами, с марта 1944 года — снова спецпереселенцами (с 1949 года — спецпоселенцами) контингента «бывшие кулаки». Во второй половине 30-х годов наряду с названием «трудпоселенцы» продолжал употребляться и термин «спецпереселенцы» (как на бытовом уровне, так и в официальных документах).
Идея спецпоселенчества была впервые сформулирована в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) о выселении раскулачиваемых от 30 января 1930 года. В той части постановления, где речь шла о высылке кулаков в Северный край, Сибирь, Урал и Казахстан, имелось добавление: «Высылаемые кулаки подлежат расселению в этих районах небольшими поселками, которые управляются назначаемыми комендантами». И здесь же отмечалось: «Районами высылки должны быть необжитые и малообжитые местности с использованием высылаемых на сельскохозяйственных работах или промыслах (лес, рыба и пр.)»[2].
Термин «спецпереселенцы», трансформировавшийся в конце 1940-х годов в «спецпоселенцы», обязан своим появлением «творчеству» комиссий В. В. Шмидта и В. Н. Толмачева. В апреле 1930 года была создана Всесоюзная комиссия «по устройству выселяемых кулаков» во главе с зам. председателя СНК СССР В. В. Шмидтом, а на российском республиканском уроне аналогичную по функциям комиссию возглавлял зам. наркома внутренних дел РСФСР В. Н. Толмачев. В первых протоколах этих комиссий сначала употреблялся термин «выселяемые кулаки», потом — «переселяемые кулаки», затем — «кулаки — переселенцы», и, наконец, в протоколе № 5 заседания комиссии Толмачева от 9 июня 1930 года впервые появилось обозначение «спецпереселенцы»[3]. По-видимому, оно «наверху» всем понравилось, поскольку сразу же прочно вошло в тогдашний специфический лексикон.
1
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 9479. Оп. 1.Д. 89. Л. 205.
2
Спецпереселенцы — жертвы «сплошной коллективизации»: Из документов «особой папки» Политбюро ЦК ВКП(б). 1930–1932 гг. / Сост. Г. М. Адибеков II Исторический архив. 1994. № 4. С. 149.
3
Зеленин И. Е. Рецензия на сборники документов «Спецпереселенцы в Западной Сибири» // Отечественная история. 1996. № 5. С. 197; Красильников С. А. Серп и Молох. С. 23–24.