Избранное

НОЧНАЯ ПЕСНЯ

Фиолетовый вечер забрался в сад,Рассыпая пушинками сновиденья.А деревья все шепчутся и не спят,А деревья любуются на закат,И кивают, и щурятся с наслажденьем.— Спать пора, — прошептал, улыбаясь, вечер,Он приятелю синим платком махнул,И тогда, по-разбойничьи свистнув, ветерПодлетел и багровый закат задул.Покружил и умчал по дороге прочь.Сразу стало темно и пустынно даже.Это в чёрных одеждах шагнула ночьИ развесила мрак, как густую пряжу.И от этой сгустившейся темноты,Что застыла недвижно, как в карауле,Все деревья, все травы и все цветыТихо-тихо ресницы свои сомкнули.А чтоб спать им светло и спокойно былоИ никто не нарушил бы тишину,Ночь бесшумно созвездья вверху включилаИ большую оранжевую луну.Всюду блики: по саду и у крылечка,Будто кто-то швырнул миллион монет.За оврагом, притихшая сонно речка,Словно мокрый асфальт, отражает свет,У рябины во мраке дрожат рубиныТемно-красным огнём. А внизу под нейСруб колодца, как горло бутылки винной,Что закопана в землю до вешних дней.В вышину, точно в вечность, раскрыты двери.Над кустами качается лунный дым,И трава, будто мех дорогого зверя,Отливает то синим, то золотым…Красота — все загадочней, ярче, шире,Словно всюду от счастья висят ключи.Тонко звезды позванивают в эфире…И затмить красоту эту может в миреЛишь любовь, что шагнёт вдруг к тебе в ночи!1976 г.

БАЛЛАДА О НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ

IМетель ревёт, как седой исполин,Вторые сутки не утихая,Ревёт как пятьсот самолётных турбин,И нет ей, проклятой, конца и края!Пляшет огромным белым костром,Глушит моторы и гасит фары.В замяти снежной аэродром,Служебные здания и ангары.В прокуренной комнате тусклый свет,Вторые сутки не спит радист,Он ловит, он слушает треск и свист,Все ждут напряжённо: жив или нет?Радист кивает: — Пока ещё да,Но боль ему не даёт распрямиться.А он ещё шутит: мол, вот беда —Левая плоскость моя никуда!Скорее всего, перелом ключицы…Где-то буран, ни огня, ни звездыНад местом аварии самолёта.Лишь снег заметает обломков следыДа замерзающего пилота.Ищут тракторы день и ночь,Да только впустую. До слез обидно.Разве найти тут, разве помочь —Руки в полуметре от фар не видно?А он понимает, а он и не ждёт,Лёжа в ложбинке, что станет гробом.Трактор если даже придёт,То все равно в двух шагах пройдётИ не заметит его под сугробом.Сейчас любая зазря операция.И всё-таки жизнь покуда слышна.Слышна, ведь его портативная рацияЧудом каким-то, но спасена.Встать бы, но боль обжигает бок,Тёплой крови полон сапог,Она, остывая, смерзается в лёд,Снег набивается в нос и рот.Что перебито? Понять нельзя,Но только не двинуться, не шагнуть!Вот и окончен, видать, твой путь!А где-то сынишка, жена, друзья…Где-то комната, свет, тепло…Не надо об этом! В глазах темнеет…Снегом, наверно, на метр замело.Тело сонливо деревенеет…А в шлемофоне звучат слова:— Алло! Ты слышишь? Держись, дружище! —Тупо кружится голова…— Алло! Мужайся! Тебя разыщут!.. —Мужайся? Да что он, пацан или трус?!В каких ведь бывал переделках грозных.— Спасибо… Вас понял… Пока держусь! —А про себя добавляет: «Боюсь,Что будет все, кажется, слишком поздно…»Совсем чугунная голова.Кончаются в рации батареи.Их хватит ещё на час или два.Как бревна руки… спина немеет…— Алло! — это, кажется, генерал.— Держитесь, родной, вас найдут, откопают…-Странно: слова звенят, как кристалл,Бьются, стучат, как в броню металл,А в мозг остывший почти не влетают…Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,Как мало, наверное, необходимо:Замёрзнув вконец, оказаться в тепле,Где доброе слово да чай на столе,Спирта глоток да затяжка дыма…Опять в шлемофоне шуршит тишина.Потом сквозь метельное завыванье:— Алло! Здесь в рубке твоя жена!Сейчас ты услышишь её. Вниманье! —С минуту гуденье тугой волны,Какие-то шорохи, трески, писки,И вдруг далёкий голос жены,До боли знакомый, до жути близкий!— Не знаю, что делать и что сказать.Милый, ты сам ведь отлично знаешь,Что, если даже совсем замерзаешь,Надо выдержать, устоять! —Хорошая, светлая, дорогая!Ну как объяснить ей в конце концов,Что он не нарочно же здесь погибает,Что боль даже слабо вздохнуть мешаетИ правде надо смотреть в лицо.— Послушай! Синоптики дали ответ:Буран окончится через сутки.Продержишься? Да?— К сожалению, нет…— Как нет? Да ты не в своём рассудке! —Увы, все глуше звучат слова.Развязка, вот она — как ни тяжко.Живёт ещё только одна голова,А тело — остывшая деревяшка.А голос кричит: — Ты слышишь, ты слышишь?!Держись! Часов через пять рассвет.Ведь ты же живёшь ещё! Ты же дышишь?!Ну есть ли хоть шанс?— К сожалению, нет… —Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.Как трудно последний привет послать!И вдруг: — Раз так, я должна сказать! —Голос резкий, нельзя узнать.Странно. Что это может значить?— Поверь, мне горько тебе говорить.Ещё вчера я б от страха скрыла.Но раз ты сказал, что тебе не дожить,То лучше, чтоб после себя не корить,Сказать тебе коротко все, что было.Знай же, что я дрянная женаИ стою любого худого слова.Я вот уже год тебе невернаИ вот уже год, как люблю другого!О, как я страдала, встречая пламяТвоих горячих восточных глаз. —Он молча слушал её рассказ,Слушал, может, в последний раз,Сухую былинку зажав зубами.— Вот так целый год я лгала, скрывала,Но это от страха, а не со зла.— Скажи мне имя!..-Она помолчала,Потом, как ударив, имя сказала,Лучшего друга его назвала!Затем добавила торопливо:— Мы улетаем на днях на юг.Здесь трудно нам было бы жить счастливо.Быть может, все это не так красиво,Но он не совсем уж бесчестный друг.Он просто не смел бы, не мог, как и я,Выдержать, встретясь с твоими глазами.За сына не бойся. Он едет с нами.Теперь все заново: жизнь и семья.Прости, не ко времени эти слова.Но больше не будет иного времени. —Он слушает молча. Горит голова…И словно бы молот стучит по темени…— Как жаль, что тебе ничем не поможешь!Судьба перепутала все пути.Прощай! Не сердись и прости, если можешь!За подлость и радость мою прости! —Полгода прошло или полчаса?Наверно, кончились батареи.Все дальше, все тише шумы… голоса…Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!Оно грохочет и бьёт в виски!Оно полыхает огнём и ядом.Оно разрывается на куски!Что больше в нем: ярости или тоски?Взвешивать поздно, да и не надо!Обида волной заливает кровь.Перед глазами сплошной туман.Где дружба на свете и где любовь?Их нету! И ветер как эхо вновь:Их нету! Все подлость и все обман!Ему в снегу суждено подыхать,Как псу, коченея под стоны вьюги,Чтоб два предателя там, на юге,Со смехом бутылку открыв на досуге,Могли поминки по нем справлять?!Они совсем затиранят мальцаИ будут усердствовать до конца,Чтоб вбить ему в голову имя другогоИ вырвать из памяти имя отца!И всё-таки светлая вера данаДушонке трехлетнего пацана.Сын слушает гул самолётов и ждёт.А он замерзает, а он не придёт!Сердце грохочет, стучит в виски,Взведённое, словно курок нагана.От нежности, ярости и тоскиОно разрывается на куски.А всё-таки рано сдаваться, рано!Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!Чудо? Вы скажете, нужно чудо?Так пусть же! Считайте, что чудо есть!Надо любою ценой поднятьсяИ, всем существом устремясь вперёд,Грудью от мёрзлой земли оторваться,Как самолёт, что не хочет сдаваться,А сбитый, снова идёт на взлёт!Боль подступает такая, что кажется,Замертво рухнешь в сугроб ничком!И всё-таки он, хрипя, поднимается.Чудо, как видите, совершается!Впрочем, о чуде потом, потом…Швыряет буран ледяную соль,Но тело горит, будто жарким летом,Сердце колотится в горле где-то,Багровая ярость да чёрная боль!Вдали сквозь дикую карусельГлаза мальчишки, что верно ждут,Они большие, во всю метель,Они, как компас, его ведут!— Не выйдет! Неправда, не пропаду! —Он жив. Он двигается, ползёт!Встаёт, качается на ходу,Падает снова и вновь встаёт…