Страница 1 из 44
Александр Колпаков
Колумбы неведомых миров
КОЛУМБЫ НЕВЕДОМЫХ МИРОВ
Земля - колыбель человечества. Но нельзя же вечно оставаться в колыбели.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА КРЫЛЬЯХ ТЯГОТЕНИЯ
Глава первая
РОЗЫ И ТЕРНИИ
Космоцентр Восточного полушария расцвечен яркими красками иллюминации. Высоко в зените нестерпимо сияет гигантский круг, в центре которого то вспыхивают, то гаснут знаменательные цифры 2260 и 200. Двухсотая годовщина первого межзвездного перелета!… По ассоциации в намята всплывает Центральный космодром Титана, крупнейшего спутника Сатурна, колоссальный обелиск, круто вонзающийся в синее небо Сатурновой луны, и золотые буквы на нем, скупо и строго возвещающие всем будущим поколениям: “В две тысячи шестидесятом году отсюда стартовала к Альфе Центавра первая в истории человечества межзвездная эскадра “Циолковский”. И далее - славные имена первых звездоплавателей, из которых, я помню лишь одно: Иван Руссов.
Над огромным городом, раскинувшимся в заволжских степях, радостно бушуют фейерверки. То и дело взлетают розовые, зеленые, синие шары, взрываясь ослепительными брызгами. Описав по небосклону огромную дугу, иллюминационные ракеты вдруг рассыпаются мириадами огней. Высокие мачты радиотелеуправления, унизанные светящимися гирляндами, приветливо мигают в провранной черноте ночного неба. Мощными волнами плывет музыка сотен оркестров, слышатся песни, смех, радостные возгласы.
В этот день в числе других астронавтов-межзвездников я получаю награду. Актовый зал Высшего совета по освоению Космоса переполнен. Председатель Всемирного научно-технического совета оглашает постановление о присвоении звания Героя Земли старейшему астронавту двухсотлетнему, но еще бодрому Льву Антипину и вручает ему золотую медаль. Целых двадцать метнут не смолкают аплодисменты и приветствия.
Вот я слышу и свою фамилию и поднимаюсь на пьедестал почета. Председатель поздравляет меня и под шум приветствий прикрепляет к отвороту моей форменной куртки серебряную медаль с портретом Циолковского. Я налетал в межзвездных экспедициях сто световых лет! А что значит для астронавта это время? Это добрый десяток лет, проведенный в тесных стенах звездолета; это мучительно долгие годы полета в ледяных пустынях Вселенной; это, наконец, почти 900 тысяч миллиардов километров - расстояние, в 700 тысяч раз большее, чем путь от Земли до Солнца.
Я смотрю на бурное море человеческих голов, вероятно глупо улыбаясь, и к горлу подкатывается щекочущий комок. Я люблю людей, своих братьев по труду, люблю свою прекрасную родину-планету Земля, жемчужину Системы, силой разума превращенную в царство свободы и света. Хочется снова и снова бороздить бесконечные просторы Космоса, так как нет счастья более полного, чем сознание того, что ты нужен и в тебя верят.
…Потом потянулись будни напряженной подготовки к очередному полету. Я был назначен вторым штурманом в экспедицию к Альфе Эридана [1]. Дел было по горло, и я очень много работал. Наконец наступил день отлета. Я поднялся по трапу в носовую каюту орбитальной ракеты, которая должна доставить наш экипаж на восемнадцатый спутник Земли, откуда ионная ракета понесет нас на далекую окраину Системы - в южное полушарие Плутона. На космодроме Плутона стоит “Луч” - звездолет высшего класса, полностью подготовленный к невероятно далекому перелету.
Автоматически закрывается входной люк. Меня охватывает грусть… “До Альфы Эридана семьдесят световых лет”, - размышляю я. Хотя “Луч” и способен развить скорость в 299 тысяч километров в секунду, все же на перелет туда и обратно ему потребуется двести лет. Для нас-то эта века не страшны: в корабле есть анабиозные ванны с микрораствором дейтерия, которые замедляют старение в десять раз. Кроме того, Лоренцово замедление течения времени [2] при данной скорости звездолета равно двенадцати. Следовательно, общее замедление времени для нас будет равно ста двадцати, и за двести лет мы постареем всего лишь на полтора-два года. Но на Земле пройдет два века…
Я не заметил, как орбитальная ракета пришвартовалась к причалу спутника. Обрывается последняя нить, связывающая нас с Землей… От диспетчерской башни к ракете спешит человек. Я узнаю его. Это Лен Чам…
- Привет эридановцам, - глухо звучит в наушниках его бас. - Кто здесь Виктор Андреев?
Я приветственно поднимаю руку.
- Для тебя радиограмма из Космоцентра, - говорит Лен Чам, пристально вглядываясь в стекла моего шлема.
- Ты шутишь! - восклицаю я.
- Совет по освоению Космоса почему-то отзывает тебя обратно. Новый штурман уже вылетел, - добавляет Лен Чам.
Я поражен не меньше, чем звездолетчики, плотным кольцом обступившие нас. Даже сквозь толщу скафандров я ощущаю их неподдельное сочувствие. Да и самому становится как-то не по себе. Со многими из эридановцев я не рае делил тяготы межзвездных экспедиций. Впервые в жизни оборвалась, не начавшись, далекая звездная дорога. Я молча обнимаю всех эридановцев. Пространство и время отныне навсегда разделяют нас, не оставляя в будущем никакой надежды на встречу. Слова прощания излишни, и я не проронил ни слова, когда они садились в ионолет “Земля-Плутон”.
“Почему отзывают?…” - снова думаю я. Лен Чам подводит к причалу свой личный электрогравиплан, который он уступил мне ввиду срочности вызова. Предчувствие значительных событий безотчетно заполняет сердце.
Я машинально включаю приемник энергии, подаваемой с Земли в широком эфирном канале [3]; электрогравиплан медленно отваливает от спутника. На крохотном пульте загорается синяя надпись: “Первая ступень антигравитации”. Это означает, что электромагнитная энергия принята антенной приемника, преобразована в напряжение конденсатора, равное 20 миллионам вольт, вследствие чего возникла сила, направленная против земного тяготения.
Развив силу тяги, в тысячу раз ослабившую земное притяжение, гравиплан медленно уходит в верхние слои атмосферы. Когда до поверхности планеты остается 100 километров, мягко загорается экран миниатюрного астротелевизора. Сейчас на нем должно возникнуть лицо дежурного диспетчера Космоцентра, который укажет сектор для приземления…
Внезапно гравиплан резко тряхнуло. В иллюминаторе полыхнула ослепительная голубовато-белая вспышка. В этот же миг сознание отметило, что прибор показывает предельное для двигателя конденсатора напряжение - 50 миллионов вольт. “Короткое замыкание!…” С корпуса гравиплана срывается огромная голубоватая молния. Что-то затрещало, взвизгнуло… Сильно запахло гарью. Начинаю понимать, что сгорел аппарат, создающий антитяготение. Но почему? Взгляд останавливается на экране антиметеора. Все понятно! Безупречно точный и чуткий прибор говорит мне языком цифр, что в двигатель попал необычно крупный метеор.
Вот тебе и теория вероятностей! Как утверждают ученые, метеор такого веса можно встретить у поверхности Земли лишь раз в тысячу лет. Ну, вот я и встретил его… Повезло!
Гравиплан наклоняется вперед. Сила притяжения Земли, сдерживаемая до сих пор гигантской концентрацией электромагнитной энергии, цепко схватывает меня и неудержимо влечет вниз.
“Конец? - спросил я себя. - Да, это конец моих звездных дорог…” Приятное ощущение, характерное для состояния невесомости, разливается по телу.