Страница 1 из 38
Монах Евгений
Люди мы резкие (повести)
ЗАПИСКИ
КРИМИНАЛЬНОГО
АВТОРИТЕТА
ЧТОБ УМЕРЕТЬ, ДОСТАТОЧНО РОДИТЬСЯ
В ходе яростной получасовой перестрелки уже несколько наших ребят вышли в тираж. Вон неподвижно повисли в живописных позах на железных могильных оградах, словно торопясь спрятаться под земляными холмиками.
Потерпите, мальчики, скоро вы найдете свою долгожданную тихую гавань. Впрочем, вполне возможно, мне тоже придется составить вам теплую компанию. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Я полулежал за надгробной скульптурой сенбернара и вяло огрызался от наседавшей кодлы из своего малокалиберного "марголина", скрупулезно считая оставшиеся в последней обойме патроны. Один свинцовый "птенчик смерти" надо бы по уму сэкономить для себя. Это не оголтелый героизм, а чистой воды рационализм: попасться живым – наверняка обречь себя на такие весьма сомнительные удовольствия, как выкалывание глаз, выдергивание ногтей и массаж каблуками наиболее болезненно-уязвимых точек организма.
Впервые я вдруг остро пожалел, что отдал всю свою искреннюю любовь "маргоше", а не двадцатизарядному скорострельному "стечкину". Вон как он солидно бухает одиночными где-то слева. Это верный Цыпа там старается, свинтив с пистолета глушитель для звукового устрашения. Тоже, по ходу, уже вынужден скупиться в расходовании боезапаса, судя по редким пулевым посланиям его "АПСа".
Отчаяния я не испытывал ни на децал, так как оставался пока еще серьезный шанс "выйти сухим из воды", благополучно "замочив" всех врагов. Даже на краю могилы я не утратил способность каламбурить, что уже говорит само за себя, подтверждая мою твердую убежденность в конечном успехе.
Проблема состояла в том, что надо было сдвинуть тяжеленную надгробную плиту с сенбернаром, дабы добраться до тайника, где хранился основной арсенал нашей организации. В полулежачем и даже сидячем положении сей подвиг Геракла был мне явно не под силу, как я ни жилился, наваливаясь плечом на плиту из черного мрамора.
Пули щелкали все ближе и, рикошетя от памятников, с противным визгом от неудовлетворенной жажды смерти бестолково разлетались в разные стороны.
– Цыпа! – гаркнул я, когда в "магазине" осталась лишь свинцовая "сиротка". – Мухой ко мне!
Верный телохранитель не заставил себя ждать. Пренебрегая смертельной опасностью, он выскочил из-за чугунной скульптуры немецкой овчарки и, пригибаясь, скачками кинулся в мою сторону.
Хоть было и не до того, но я все же успел с удовлетворением отметить, что страха или паники фэйс соратника не выражал. Лицо было замкнуто-сосредоточенное и злое. Правда, бело-мраморного цвета и с обильными капельками пота на лбу.
В тот момент, когда Цыпа уже практически достиг цели – могилы сенбернара то бишь, – его все же слегка зацепило. Охнув, он шлепнулся на траву рядом со мной и, жалостно постанывая, скорчился чуть ли не в клубок, как сворачиваются бдительные ежики, почуяв близость врага.
– Ладно, братишка, кончай скулить! До свадьбы, верняк, заживет! – чисто по-дружески подбодрил я расклеившегося телохранителя. – Нужно эту чертову плиту сдвинуть. Иначе всем кранты. Помогай давай!
Используя соседний могильный холмик как точку опоры, я уперся ногами в мраморную плиту и до боли напряг все мышцы, словно отчаянно отпихивался от госпожи Смерти. Впрочем, так оно и было в натуре.
Цыпа дисциплинированно перестал действовать мне на нервы низкими утробными звуками и присоединил свои усилия к моим. Общими стараниями мы добились триумфа – тяжеленная черная плита сползла с низкого постамента, открыв полое нутро псевдомогилы.
Перестав жадничать, я выпустил последнюю пулю в мелькнувшую совсем рядом фигуру в синем джинсовом костюме и нырнул в двухметровую, обшитую сосновыми досками яму. На дне ее аккуратными рядами лежали ящики с армейской маркировкой. Откинув крышку самого длинного, я вытащил автомат Калашникова, уже освобожденный от заводской смазки и полностью готовый к эксплуатации. Даже "магазин" был на положенном месте.
Когда я подал "АКСМ" с тремя патронными рожками Цыпе, тот буквально ожил на глазах и из его горла вырвался звук, совсем не похожий на стон раненого. Скорее – на радостно-победное звериное рычание. Хотя левый бок его так заметно намок, словно кто-то выплеснул на него литровую банку клюквенного сока.
Вооружившись аналогичным образом, я собрался было вылезть из схрона и присоединить басистый голос своего автомата к грохоту Цыпиного, но тут моя голова разродилась одной весьма дельной мыслишкой.
Зачем излишне рисковать? Можно ведь сделать просто и качественно. Дешево и сердито то бишь. В натуре, как это я раньше не сообразил, чудак-человек?
Вскрыв квадратный ящик, с удовольствием оглядел его опасное содержимое – в строгом порядке уложенные в специальные гнезда "эргэдэшки". Лимонки по-народному. Цыпа, дорвавшись до бесплатного, палил длинными очередями почти безостановочно, и мне пришлось с полминуты орать, пока он наконец услышал.
– Буду прямо отсюда гранаты кидать, – объяснил я ему, – а ты корректируй направление и расстояние до цели. Усек?
– Само собой. Гарантия! – отозвался Цыпа и ткнул пальцем куда-то вправо. Пятнадцать метров до цели.
Выдернув кольцо чеки, я с размаху швырнул стальной шарик в небо, прикинув, что он должен приземлиться именно там, где надо. Но чуток промахнулся.
– Недолет целых три метра, – разочарованно сообщил мой "наводчик", когда стих грохот взрыва.
– Не беспокойся. Первый блин завсегда комом! – оптимизировал я настрой соратника и заслал в небо осколочного дублера.
Короче, худо-бедно, но дело пошло на лад. Противные слова "перелет" и "недолет" с каждым разом мне приходилось слышать все реже и реже, а под конец, когда армейский ящик на две трети опустел, все мои "шарики" ложились уже точно в "лузу". Госпожа Фортуна явно улыбалась мне сейчас во все свое симпатичное круглое личико. Что ж, это лишь справедливо. Не вечно же мне любоваться ее задницей. Во всем обязательно должно присутствовать разнообразие и чувство меры. Милашка судьба не дурочка и, видать, отлично это понимает.
Просидев в наступившей мертвой тишине минут пять, я выбрался из ямы и подобрал с земли свой автомат. Цыпа как-то умудрился сделать себе перевязку, но выглядел очень неважнецки – щеки поменяли обычно розовый цвет на пепельный, а глаза были красными и слезящимися, как у алкаша, вовремя не успевшего опохмелиться.
– Ты как? Сильно больно? – искренне посочувствовал я. – Идти сможешь?
– Гарантия! – с всегдашним апломбом заявил Цыпа, не потеряв, по ходу, своей привычной самонадеянности. Это обнадеживало.
Забавно покряхтывая, Цыпленок поднялся с колен и встал рядом со мной, слегка покачиваясь.
– Терпи, казак, – атаманом будешь! – подбодрил я коллегу затертым афоризмом. – Айда ревизию производить!
Держа автоматы на изготовку, мы медленно двинулись между собачьих могил, выискивая раненых, а может даже – чем черт не шутит! – целых и невредимых врагов. По пути к нам присоединились четверо наших ребят. Должно быть, это были все, кто остался в живых. Значит, наши потери составляют восемь гавриков. Что ж, могло быть хуже. Впрочем, возможно, еще отыщутся подранки. Если у них ранения несерьезные и не требуют профессионального хирургического вмешательства – добивать их никто и не подумает. В натуре. Ей-богу то бишь.
Я как в воду глядел – один из наших схлопотал всего лишь одну дырку в плечо и, судя по трясущейся башке, легкую контузию от близкого разрыва гранаты. Скорчившись у гипсовой статуи какой-то псины, он таращил на нас бессмысленные глаза и беззвучно шевелил посиневшими губами. Рядом валялась его лупара – обрез охотничьего ружья.