Гуго Коллонтай

Приведенную выше характеристику Коллонтай относил непосредственно к первой половине XVIII в., ибо считал, что примерно в 1750 г. появились некоторые симптомы возрождения народной культуры. Борьба за правильный польский язык в науке, литературе и речи, в общественной и личной жизни стала одним из плодотворных дел его жизни. Заметим сразу, что эта борьба проводилась последовательно и успешно (что впоследствии показал расцвет польской литературы в эпоху романтизма) всеми представителями польского Просвещения. К их числу следует отнести таких ученых и мыслителей, как братья Снядецкие (создавшие язык точных и естественных наук), Сташиц, Копчинский и, наконец, Линде.

Итак, Коллонтай считал, что период, предшествовавший Просвещению, привел к упадку научного творчества и вырождению польской литературы, о чем он писал следующим образом: «Это был скорее всего век посвящений, нежели сочинений. Ничто не могло появиться на свет без того, чтобы не было пожертвовано какому-нибудь меценату. Календари, панегирики, торжественные речи и диссертации, даже выводы, приготовленные для диспута, — все это должно было найти мецената» (27, 69).

Значительно снизился также и научный уровень высшего образования. Естественные науки в академиях (университетах), а также в духовных коллегиях преподавались в рамках схоластически понимаемой философии. В частности, в них обучали по примитивным комментариям к Аристотелю «со всяческими арабскими добавлениями и комментариями святого Фомы». Однако «о Декарте, Гассенди, Лейбнице и Ньютоне в Краковском университете не говорилось, их философские системы просто отбрасывались» (16, 456). Математика и астрономия «на родине Коперника и Гевелия» оказались в состоянии такого упадка, что даже специалист не мог проследить и «вразумительно описать» самый простой астрономический феномен (см. 27, 168).

Коллонтай, как и большинство его сторонников, остро чувствовал переходный характер переживаемой эпохи. Он полностью осознавал, что борьба откроет «славное столетие светил» и что состояние польской «умственной» культуры является трагическим наследием предыдущей эпохи. Это была ситуация, в которой оказывалось невозможным даже простое воспроизведение прошлых достижений: царили прогрессирующая депрессия, моральное оскудение и упадок культуры. Собственно, отсюда возникало вполне понятное ощущение разрыва между традицией, с одной стороны, и программой и реализуемой формой новой «умственной» культуры — с другой.

Глубина регресса может измеряться тем обстоятельством, что столетие контрреформации, предшествовавшей Просвещению, стерло традиции эпохи Возрождения и Реформации. Должно быть, только один Коперник не исчезал окончательно из польской литературы, да и то в значительной мере потому, что он постоянно упоминался в европейской литературе как создатель гелиоцентризма, против которого упорно боролась церковь. Что касается другого крупного представителя эпохи Возрождения — Анджея Фрыча Моджевского (XVI в.), то его имя вошло заново в польскую культуру лишь около середины XVIII в.

В новейших исторических исследованиях доказательно сформулировано положение о влиянии движения социниан, связанного с польской Реформацией, на европейскую просветительскую идеологию (см. 73). Идеология толерантности (веротерпимости) и религиозный рационализм, выработанные в социнианском кругу «польских братьев»[7], явились живительным и плодотворным звеном того движения мысли и идей, отражением которого была религиозная и светская идеология просветительского деизма. Толерантность и рационализм, «рожденные в сарматских болотах», как писал в XVII в. один французский иезуит, стали известным и животворным наследием европейской мысли от Локка до Вольтера[8]. Только в Польше о них не было ничего известно. Даже наиболее образованные люди не могли при исследовании извлечь о социнианах элементарных сведений. А ведь от момента последнего изгнания ариан из Польши их отделяло не многим более столетия.

Красноречивым свидетельством разрыва связи с этой ценной традицией является тот факт, что еще в 80-х годах XVIII в. Коллонтай, бывший в то время ректором Краковской академии, эрудит, получивший основательное образование, признает свое невежество в вопросе о польских социнианах. Собирая материал о возникновении системы образования в Польше, он постоянно обращался к своему секретарю с просьбой, чтобы тот собрал ему хотя бы элементарные сведения по этому вопросу. Вот таким парадоксальным образом достижение польской Реформации, давшее плоды в Западной Европе, в Польше было отвергнуто и забыто.

Наиболее заметным выражением этого застоя польской культуры был разрыв связей с западноевропейской наукой и философией. Философия и науки в Польше того времени разрабатывались по схеме архаического средневекового мышления (iuxta mentem divi Thomae). Прогрессивная европейская мысль — Галилей, Декарт, Ньютон, Лейбниц, Локк — была буквально исключена из умственных горизонтов польской культуры. Польская национальная культура под влиянием контрреформации и иезуитизма стала захолустной и провинциальной, лишенной универсальных ценностей европейского гуманизма. Эта захолустность, парадоксально переплетенная с иезуитским космополитизмом, накладывала характерный отпечаток на литературную и научную продукцию, создававшуюся в предшествовавший польскому Просвещению период.

В этой ситуации становится понятным, почему представители Просвещения будут так остро переживать сознание противоречивости своей эпохи. Между состоянием депрессии национальной культуры, которое они застали, и видением ими новой культуры разверзлась пропасть, исключающая в их глазах какую бы то ни было преемственность. Времена контрреформации нанесли, по их мнению, невосполнимый ущерб непрерывному развитию национальной культуры. Необходимо было все начинать заново, обращаясь к достойным продолжения традициям, уходящим в глубь веков вплоть до Ренессанса. Тадеуш Микульский, видный представитель эпохи Просвещения, писал: «Ренессанс предстает для станиславовского поколения прозрачным и выразительным, обладающим сильным идейным значением. Ренессанс создает светскую идеологию в жизни и мышлении, а в элементы культуры он пытается внести подобное современному отношение рационалистической критики либо одобрения. Так возникает — причем уже в раннем Просвещении — прочная связь: творчество Просвещения приобретает осознание того, что оно продолжает дело Ренессанса» (72, 159). Следовательно, не случайно Коллонтай для собственной концепции науки и программы ее развития будет искать опору в лучших достижениях польской науки эпохи Возрождения, и прежде всего в коперникианской традиции.

Сегодня с расстояния двух столетий эта проблема непрерывности традиции в развитии национальной культуры оказывается более сложной, чем считали сами польские просветители. Однако ограничимся попыткой воспроизвести их видение саксонской традиции, добавив, что в настоящее время, естественно, видно значительно больше элементов непрерывности и продолжения между «саскими временами» и эпохой польского Просвещения, чем это могли заметить мыслители последней (см. 86).

В любом случае Коллонтай так же высоко ценил тех представителей последнего двадцатилетия саксонского периода, которые стремились возродить науку и просвещение. Действительно, примерно в середине XVIII в. начинаются заметные изменения в лучшую сторону. Все чаще возникают явления, свидетельствующие о том, что польская культура стала выходить из застоя и упадка. Как в области просвещения, так и в науке процессы обновления на практике начались прежде всего в училище Collegium N0bilium[9], основанном Станиславом Конарским в Варшаве в 1740 г. Создание этого пиарского[10] училища положило начало обновлению всей системы просвещения, к которому вынуждены были присоединиться, по крайней мере частично, также и иезуиты. Несколько позднее важным событием в этой области стало основание Станиславом Августом Рыцарской школы также в Варшаве (1766 г.). Реформы принесли обновление методов и содержания обучения (экспериментальная физика, новая история, польский язык, современные иностранные языки и т. д., а также новая программа воспитания молодежи в гражданском и патриотическом духе). Однако наиболее основательный перелом в просвещении, а также в высшем образовании была призвана совершить только Эдукационная комиссия.

7

«Польские братья» — сторонники польского еретического движения, представители одного из левых реформационных течений, которое называют также арианством (XVI — первая половина XVII в.). В Ракове существовала даже арианская академия, называвшаяся Сарматскими Афинами и являвшаяся одним из центров передовой культуры в Европе того времени. Известны также имена таких наиболее видных ариан, как Самуэль Пшипковский (1592–1670), Анджей Вишоватый (1608–1678), Гжегож Павел (ум. 1591), Симон Будный (ум. 1595). К «польским братьям» был идейно близок Ян Ионстон, издавший в 1632 г. в Амстердаме книгу «Незыблемость природы». Ариане продолжали традиции эпохи польского Возрождения; после изгнания из Польши в 1658 г. они поселились в Голландии и публиковали там свои сочинения (подробнее об арианах см. 39, 24–25) (прим. пер.).

8

Так, например, Дж. Локку была известна критика арианином Людвиком Вольцогеном теории «врожденных идей» Декарта. Сохранились конспекты Локка арианских сочинений (Mac Lachlan. Socinianism in the XVII-centry England. Oxford, 1951, p. 325–329) (прим. пер.).

9

Училище только для шляхетской молодежи (прим. пер.).

10

Орден пиаров (Ordo Cleriorum… Scholarum Piarum) был основан в Риме в 1597 г. для контроля начального и среднего образования (прим. пер.).