В сетях шпионажа

14 апреля в 15.30 майор Бенеке закончил подготовку очень важного рапорта, который был немедленно передан фон Фалькенхорсту и доктору Брэйеру.

В рапорте, между прочим, говорилось, что часть военных и гражданских лиц, покинувших Осло в первые дни после вторжения, вновь вернулась в столицу. Это касалось прежде всего молодежи, выехавшей в Нордмарк и в направлении Хенефоса. По мнению Бенеке, главной причиной их возвращения являлись слухи о смещении правительства Квислинга. Для доктора Брэйера, только что начавшего переговоры с приехавшим из Берлина вице-статс-секретарем Хабичем, это был прекрасный аргумент в пользу отставки Квислинга.

Через день после этого Квислинг был вынужден уйти с политической сцены, и был создан административный совет.

16 апреля Бенеке подготовил новый рапорт, в котором он опять коснулся своей излюбленной темы о Квислинге, хотя тот уже ушел в отставку. В этом рапорте Бенеке сообщал, что в течение своего многолетнего пребывания в Норвегии он не встретил ни одного офицера, который питал хотя бы малейшее уважение к Квислингу. Более того, норвежские офицеры считали оскорбительным выполнять приказы, подписанные Квислингом. Бенеке полагал, что именно из-за Квислинга, выступившего в новом, административном совете с планом демобилизации, смена правительства не оказала никакого положительного влияния на норвежскую армию. За день до этого кронпринц Улаф вновь выступил с призывом к сопротивлению. И в этой речи не было недостатка в ссылках на предателя норвежского народа Квислинга.

Бенеке и Прук

Еще до 9 апреля Бенеке как-то сказал майору Пруку, что Гитлер в случае оккупации Норвегии будет рассматривать Квислинга в качестве «своего человека». Хорошо зная норвежские условия и отношения норвежцев к Квислингу и его партии «Национальное единение», Бенеке сильно сомневался в том, что этому человеку может быть предоставлена верховная власть в побежденной стране. Он говорил, что уже собрал кое-какой материал и будет продолжать собирать его, с тем чтобы в благоприятный момент убедить Гитлера в абсолютной непригодности Квислинга к этой роли.

Доклады о Квислинге поступали в Берлин от агентов абвера еще задолго до вторжения; Немало постарался в этом отношении и Бенеке. Видимо, Берлин серьезно интересовался этим человеком, надеясь его использовать.

Сфера деятельности абвера в то время была вообще-то чисто военной. Но весьма специфические условия, возникшие в связи с выступлением Квислинга 9 апреля, привели к тому, что офицерам Канариса довольно основательно пришлось заняться политическими вопросами. Это было необходимо еще и потому, что немецкому генеральному штабу нужно было рассматривать некоторые политические вопросы в качестве звена военного анализа обстановки.

С 9 апреля майор Бенеке стал руководить отделом разведки новой организации абвера в Норвегии. Его непосредственный начальник майор Прук в первое время целиком посвятил себя административным вопросам и почти не вмешивался в сферу деятельности Бенеке, особенно когда дело касалось Квислинга. Но подходили они к этому вопросу по-разному. Хотя Прук и разделял мнение своего коллеги в отношении Квислинга, он строга придерживался правил своей службы: регулярно отправлял сведения и доклады через официальные каналы и был всегда формально корректен. Бенеке, напротив, отличала крайняя темпераментность. Он в основном следовал собственным соображениям и в борьбе против Квислинга не стеснялся прибегать даже к иезуитским методам, считая, что цель оправдывает средства. Поэтому доклады, которые получал фон Фалькенхорст и его штаб от отделения абвера в Норвегии, в ряде случаев были инспирированы человеком, руководствовавшимся собственной политической интуицией, не останавливавшимся ни перед чем, чтобы довести свою точку зрения до логического конца. Это свидетельствует о том, что отдельные лица очень часто представляют собой важнейший ключ к пониманию борьбы за власть и обострению противоречий в вопросе о формах политического правления.

В гостинице «Д'Англетер»

Может показаться странным, что Бенеке так долго мог вести свою в высшей степени личную игру, используя для этого маску абвера. Частично это объяснялось тем, что Бенеке, может быть, несколько утрированно, выражал мнение большинства немецких военных о Квислинге. Не менее важной в этом отношении была и позиция, занятая адмиралом Канарисом. Как Канарис, так и Пикенброк, начальник отдела разведки абвера, располагали весьма серьезными разоблачительными сведениями о бывшем норвежском министре обороны. Разумеется, они не могли разглашать эти данные: служба обязывала сохранять все в тайне, но эти сведения дали им возможность составить определенную точку зрения о Квислинге. Вот, например, что рассказывает генерал-лейтенант Пикенброк о своей секретной встрече с Квислингом в гостинице «Д'Англетер» в Копенгагене за несколько дней до вторжения.

«В воскресенье 31 марта 1940 года Гитлер пригласил меня в рейхсканцелярию и поручил через три дня встретиться с Квислингом в гостинице „Д'Англетер“ в Копенгагене. Встреча была назначена на 15.00. Гитлер сказал мне, что Квислинг желает дать сведения о дислокации и составе вооруженных сил Норвегии, о крепостях и артиллерийских позициях у входа в порты и фиорды. О результатах встречи с Квислингом я должен был по возвращении доложить адмиралу Редеру. На беседе у Гитлера присутствовал только его адъютант, генерал Шмундт.

В условленное время в вестибюле гостиницы я встретился с Квислингом, которого я узнал по фотографии. Мы вместе поднялись в его номер. Кроме нас, в комнате не было никого.

Квислинг начал беседу с резких выпадов против англичан, которые своей экономической политикой хотели бы поставить Норвегию в зависимое положение, унизительное для норвежской нации. Он высказал мнение, что в ближайшее время нужно ожидать высадки английских десантов в Норвегии и что в интересах Норвегии было бы лучше, если бы немцы опередили англичан. Затем Квислинг заявил, что немцам лучше всего высаживаться не только в Южной Норвегии (Осло — Берген), но и в Северной (Нарвик). Вопрос об артиллерийских батареях при входе в Уфут-фиорд не затрагивался. Квислинг высказал мнение, что для Германии высадка и закрепление в Нарвике имели бы решающее значение. Но германский военно-морской флот, очевидно, не в состоянии осуществить это: у него едва ли найдется достаточное количество сил. Я подумал, что в этом вопросе он, по-видимому, прав, но счел себя неправомочным разговаривать с Квислингом о планах, выработанных верховным главнокомандованием, и тем более разглашать их главную идею.

На вопрос об эффективности сил норвежской обороны Квислинг ответил лишь тем, что указал на их слабую готовность, объяснив это нехваткой людей для весенних полевых работ. Затем он дал мне сведения о фортах на подступах к Осло и к Бергену. Если германские корабли появятся неожиданно, то, по мнению Квислинга, береговые батареи не успеют открыть огонь. Он предполагал, что коменданты крепостей сначала попытаются получить одобрение таких действий со стороны верховных властей. Рассказывая об Осло-фиорде, Квислинг заявил, что он не может быть заминирован на большом протяжении. Суда должны проходить свободно.

Он дал также неплохие сведения о норвежских аэродромах. И, кроме того, усиленно подчеркивал, что в различных воинских частях имеется большой процент военных, принадлежащих к его партии, которые не окажут немцам серьезного сопротивления.

Мне кажется, что результаты этой беседы, продолжавшейся полтора часа, были весьма незначительны. У меня создалось впечатление, что Квислинг не был готов отвечать на чисто военные вопросы, но он охотно сообщил о том, что знал. Возможно, он ждал, что мы сообщим ему некоторые детали наших планов».

В тот же день, когда Пикенброк был вызван к Гитлеру в рейхсканцелярию, адмирал Канарис лично прибыл в Осло, чтобы провести «последнюю инспекцию» перед вторжением. Его попытки встретиться с майором Пруком и получить от него последние данные о положении в стране не удались, потому что Прук находился в Северной Норвегии.