Потемкин

Поначалу Екатерина не поверила в то, что гвардейский караул совсем уж непричастен к смерти императора. Тем более что второе письмо Орлова из Ропши изобличало колебания и неуверенность командира охраны: «Матушка наша всемилостивейшая государыня. Не знаю, што теперь начать, боюсь гнева от вашего величества, штоб вы чево на нас неистоваго подумать не изволили и штоб мы не были причиною смерти злодея вашего и всея Роси, также и закона нашего… А он сам теперь так болен, што не думаю, штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспамятстве, о чем уже и вся команда здешня знает и молит бога, штоб он скорей с наших рук убрался»49.

Екатерина отдала распоряжение о вскрытии тела покойного. «Я боялась, что это офицеры отравили его, и приказала произвести вскрытие, но никаких следов яда обнаружено не было — это достоверно… Его схватил приступ геморроидальных [колик] вместе с приливом крови к мозгу; он был два дня в этом состоянии, за которым последовала страшная слабость, и, несмотря на усиленную помощь докторов, он испустил дух, потребовав перед тем лютеранского священника»50.

О том, что случилось на самом деле, императрица молчала до гробовой доски. Исследователи высказывают несколько версий смерти Петра III. Одна из них — наиболее известная — состоит в том, что Екатерина II сама приказала убить мужа, и Алексей Орлов исполнил ее повеление, задушив несчастного. Эту историю распространил по Евpoпe секретарь французского посольства К. К. Рюльер, часто бывавший в доме Панина и озвучивавший его описание событий.

Согласно рассказу Рюльера, Алексей Орлов и Г. Н. Теплое сначала попытались отравить императора, а потом удушили его. Они «пришли вместе к несчастному государю и объявили, что намерены с ним обедать. По обыкновению русскому перед обедом подали рюмку с водкою, и подставленная императору была с ядом…Через минуту они налили ему другую. Уже пламя распространилось по его жилам, и злодейство, изображенное на их лицах, возбудило в нем подозрение — он отказался от другой; они употребили насилие, а он против них оборону. В сей ужасной борьбе, чтобы заглушить его крики…они бросились на него, схватили его за горло и повергли на землю. Но он защищался всеми силами, какие предает последнее отчаяние, и они… призвали к себе на помощь двух офицеров, которым поручено было его караулить и которые в сие время стояли у дверей вне тюрьмы. Это был младший князь Барятинский и некто Потемкин, 17-ти лет от роду. Они показали такое рвение в заговоре, что, несмотря на их первую молодость, им вверили сию стражу. Они прибежали, и трое из сих убийц, обвязав салфеткою шею сего несчастного императора (между тем как Орлов обеими коленями давил ему на грудь и запер дыхание), его душили, и он испустил дух в их руках»51.

Как видим, Рюльер присовокупил к числу убийц и молодого Потемкина. Но позднее ни Панин в разговорах, ни Дашкова в мемуарах не бросали тень на Григория, тогда как фамилии Орлова и Барятинского муссировались постоянно. Достоверности рассказу французского дипломата предавало и якобы собственноручное письмо Орлова с признанием в убийстве: «…Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя! Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князь Федором (Барятинским. — О. Е.) не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни…»52

Только в конце XX века был поднят вопрос о том, почему такое важное письмо, на основе которого строятся обвинения против Орлова, существует в копии, тогда как сохранились два первых послания Алексея Григорьевича из Ропши. Можно ли делать столь серьезные заключения при отсутствии подлинника и существовал ли он вообще? Первым сомнения высказал московский историк О. А. Иванов, он же провел источниковедческое исследование писем Орлова из Ропши53. С его выводами согласился и дополнил их К. А. Писаренко54. Независимо от Иванова к сходным заключениям пришел В. А. Плугин55.

В настоящий момент можно считать доказанным, что признание Орлова подложно и составлено в 1801 году Ф. В. Ростопчиным, вероятно, по приказу Павла I. Подлинника третьей записки, скорее всего, никогда не существовало. О смерти императора Алексей рассказывал не в третьем, а во втором письме, конец которого был позднее оторван фальсификаторами. Петр действительно был убит, но произошло это не 6-го, как принято считать, а 3 июля. И смерть его наступила при других обстоятельствах.

После того как рюльеровская версия дала заметные трещины, усилилось внимание исследователей к иным трактовкам событий. В частности, к рассказу датского посла Андреаса Шумахера, отличавшегося добросовестностью в подборке материала для своей книги. Дипломат называет иного убийцу — Александра Мартыновича Шванвича, бывшего лейб-кампанца, а затем голштинского гвардейца Петра III. «Один принявший русскую веру швед из бывших лейб-кампанцев — Швановиц, человек очень крупный и сильный, с помощью еще некоторых других людей жестоко задушил императора ружейным ремнем… Его удушение — дело некоторых из тех, кто вступил в заговор против императора и теперь желал навсегда застраховаться от опасностей»56. Иным оказывается и круг заказчиков преступления.

По приказу Никиты Панина и гетмана Разумовского в Ропшу отправился Г. Н. Теплов, он вызвал Алексея Орлова для разговора на улицу, отвлек его внимание. Тем временем в комнату, где спал государь, проникли приехавшие вместе с Тепловым лейб-медик Карл Крузе и Шванвич. Под видом лекарства Крузе и Шванвич попытались дать императору яд, тот оказал сопротивление. Они призвали на помощь дежуривших у дверей офицеров, чтобы силой влить узнику «микстуру». Считая, что помогают доктору понудить «урода» к лечению, офицеры схватили брыкающегося Петра за руки и за ноги, а тем временем Шванвич взял ружейный ремень и, пользуясь суматохой, затянул его на горле. Когда невольные соучастники преступления увидели, что произошло, убийцы сослались на якобы имеющийся «приказ сверху», и ропот смолк57.

Современные исследования дома в Ропше открыли подземный ход, связывающий дворец с церковью. По нему убийца мог пройти в дом, а затем выйти. В этом случае офицеры охраны, стоявшие с наружной стороны дверей, ничего не видели, а Алексей Орлов был отвлечен беседой с Тепловым.

«3 июля этот подлый человек поехал в Ропшу, — писал Шумахер о Теплове, — чтобы подготовить все к уже решенному убийству императора. 4 июля рано утром лейтенант князь Барятинский прибыл из Ропши и сообщил обер-гофмейстеру Панину, что император мертв. Собственно убийца — Швановиц — тоже явился к этому времени, был произведен в капитаны и получил 500 рублей. Такое вознаграждение за столь опасное мероприятие показалось ему слишком малым, и он пошел к гетману… пожаловаться, что ему дают весьма отдаленную часть в Сибири. Тот, однако, не вдаваясь в рассуждения, весьма сухо ответил, что отъезд его совершенно необходим, и приказал офицеру сопровождать его до ямской станции и оставить его, лишь убедившись, что он действительно уехал»58.

На самом деле Разумовский поступил со Шванвичем иначе: чтобы охладить обвинительный пыл шведа, он приказал отправить его в Петропавловскую крепость. Около месяца тот сидел под арестом, пока сумятица, вызванная смертью императора, не утихла, а 26 июля получил капитанский патент и был отправлен к месту дислокации его части на Украину.

Смерть императора была необходима придворной группировке именно для отстранения Екатерины от власти. Крупные вельможи надеялись, что, бросив на нее клеймо убийцы, они заставят государыню добровольно уйти в тень под давлением «общественного мнения». Место правительницы, запятнавшей себя преступлением, займет невинное дитя — цесаревич Павел Петрович. Однако Панин и его сторонники просчитались. Екатерина проявила волю и сильный характер. В дни после объявления о смерти Петра III столица едва не взбунтовалась вновь, было подавлено несколько локальных возмущений. Екатерина усидела на престоле, а наследнику и его партии пришлось долгие годы довольствоваться вторыми ролями. Тайна же смерти Петра III до сих пор остается раскрытой не до конца.